Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 71

Панорамные окна круглосуточного кафетерия, в котором я сидел, а так же свет солнца, только поднявшегося из-за горизонта, позволяли комфортно рассмотреть группу молодых людей.

Три парня в модных одеждах, расстегнутых за время ночных гуляний на пару пуговиц, четверо девушек в легкомысленных и пестрых платьях, в которых было явно зябковато по утреннему холодку. А может, им просто нравилось льнуть к своим кавалерам, повисая на их плечах по двое. Третьему же парню, при этом, не досталось ни одной. Наверное, потому что третий был неприлично трезв для остальной компании — или же потому, что был таким букой, что двигал всех за спины, увещевая, к дорогим машинам, бесцеремонно брошенным прямо на проезжей части, и не давал группе с хохотом упасть на такой манящий, прохладный бетон дорожки. В общем, третий ощутимо выбивался видом и поведением из общей группы, а его настойчивые действия, порою грубоватые к визжащим и пьяненьким дамам, никому определенно не нравились. Но его терпели как неизбежное зло, вяло брыкаясь и пытаясь игнорировать — ибо степень опьянения явно была такова, что было проще соглашаться, чем спорить.

Я знавал этого третьего парня раньше — в те дни, когда полагал его другом, а он мог сказать то же самое обо мне. Сложно сравнить человека в тринадцать лет с тем, кем он стал через половину десятилетия. Слишком большой промежуток, чтобы сопоставить два образа — тот, что в памяти, и тот, что был перед глазами. Но кое-что определенно можно сказать. Паша Зубов постарел.

Не повзрослел, как было с Артемом и иными моими знакомыми за этот период. Взросление — это переход юных припухлостей щек в чисто выбритые, наивного взгляда — в упрямый и уверенный.

Ту же была острая щетина и тусклые, усталые глаза. Этому Пашке было двадцать три — двадцать пять на вид, и в компании сверстников он смотрелся натуральным стариком. Может быть, это новая приставка к его фамилии задавила столь тяжким грузом? Черниговский-Зубов…

Тем временем, компания все же одолела нелегкую дистанцию до машин, с успехом не завалившись в удобную для этого клумбу. Паша, оставив шаткую конструкцию из друзей стоять на дорожке, метнулся к первой машине — серебристому роллс-ройсу, распахнул заднюю дверь и принялся настойчиво усаживать парней, отпихивая прижимающихся к ним дам. Те протестовали, негодовали и требовали за них заступится — и Паше говорили что-то резкое и непотребное, приглушенное расстоянием и стеклом окон кафе, но тот вжимал голову в плечи и упрямо пытался всех обустроить. Дамам он указывал на белый мерседес позади, в кабине которого нервно горел огонек сигареты над водительским креслом. Он уверял, что там места всем определённо хватит — но девушки отчего-то хотели в первую машину, игнорируя то, что там их всех будет семь на пять доступных мест.

И все это — посреди дороги, с пьяными хохочущими девками, бегающими вокруг машины. К счастью, ранним утром движения особого не было… Но, думаю, вряд ли бы что-то изменилось, если бы вокруг был разгар дня.

В конце концов, Пашка прошляпил, как один из его друзей перебрался с заднего ряда за руль и резко дернул машину с места, вильнув из своей полосы на встречную и обратно, с хохотом увозя тех, кому повезло с ними остаться. Тихо выругавшись, Паша отправился следом на подскочившем к нему белом мерседесе, оставив двух забытых дам громко рассуждать о природе прямоходящих козлов.

— Цирк, — неодобрительно покачал я головой.

— Тут так каждый день почти, — ответила полусонная официантка, опираясь спиной о стойку бара. — Сейчас сюда пойдут, догоняться…

Кроме меня, никого в заведении не было, и в пустом помещении слова разносились далеко.

— Надо с этим заканчивать, — кивнул я своим мыслям.

— Ничего не получится, — поняли меня по-своему. — Аристократы.

— Рассчитайте, пожалуйста, — не стал я спорить, окидывая взглядом ранний завтрак на столике. Вернее, пустые тарелки из-под него — кормят тут хоть и разогретым, но довольно вкусно.

Этой ночью, вдобавок, удалось поспать — охрана университета, озверевшая от пропажи протоколов в прошлый раз, выставила серьезную охрану внутри кабинета. Так что никакие маневры заинтересованных лиц были невозможны, а значит и моего участия не требовалось.

Пока отсчитывал мелкие купюры, вошли те две дамы, с порога потребовав кофе. Оглядели зал, заметили меня и уставились оценивающим взглядом хищниц, оставшихся без главного блюда, но готовых перекусить чем-то по дороге в логово.

— Смотри, какой симпатичный мальчик, — шепнула одна второй.

Особым видом шепота — который слышен с любого расстояния.

— Мальчик, кажется, уходит, — убедительно взгрустнула вторая.

— Может, он угостит нас чашечкой кофе?

— Простите, леди, я тороплюсь к девушке, — очаровательно улыбнулся я. — Она уже очень давно хочет меня убить.

— Как жаль, как жаль, — скучно отозвалась первая тоном питона при виде упорхнувшей птахи.

Мой же путь продолжился в направлении санаторно-лечебного учреждения в местечке Ельники на сотню километров западнее Москвы, где изволила проходить (и даже завершать) учебную практику некая Еремеева Ника Сергеевна.

Казалось бы, суббота на дворе, однако люди болеют без перерывов на выходные и праздники, оттого добровольный и бесплатный труд практикантов был необходим и востребован с самого раннего утра и до позднего вечера. В конце концов, в иные дни Ника для этого была занята, отсиживаясь и бездельничая в кутузке, а слово «отработка» не знает социальных и статусных различий — особенно когда больничный комплекс принадлежит княжескому роду Панкратовых, и попасть туда, как оказалось, не так и просто — как на место пациента, так и на место будущего врача. В общем, место элитное. Шахматы и компот там точно есть.

Одно скверно, что дорога отнимает почти час времени — зато экология, лес и речка.

По пути перебирал бумаги, являющиеся основанием пропуска на территорию медицинского учреждения. Абы кого внутрь не пустили бы, а вот директора подрядной фирмы — пожалуйста. Вон, и график работ надо согласовать, чтобы без ущерба процессу. Что мы там хоть обслуживаем… Оказалось, просто поддерживаем комплектность всего громадья хирургического оборудования — от сменных картриджей и расходников до лицензий и блоков управления, а вся работа в том, чтобы специалист снял старое и поставил новое. Сплошной импорт в наименованиях — эти производители не любят дешевых ремонтов, только «сними — плати — поставь». С другой стороны, удобно. Надо бы еще разобраться, как оно все выглядит. Впрочем, описания тоже отыскались, вместе с фотографиями и сопроводительной документацией. А там и завершение пути подоспело.

Симпатичное, к слову, учреждение — с девятиэтажным корпусом основного здания, обращенного одной стороной в сторону леса, а другой — к реке. Рядом с ним, образовывая замкнутый многоугольник, стояла пятиэтажка хирургического отделения, административное здание в три этажа, двухэтажный приемный блок, бассейн и собственный кинотеатр с клубом. Хозяйственные постройки, навроде прачечной, электрической подстанции и станции над артезианским источником, были выделены отдельно и находились поближе к лесу. Все это гармонично сплеталось дорожками и тропинками, замощёнными брусчаткой, а так же надземными крытыми переходами на уровне второго этажа. Основные цвета построек — светло-желтый и светло-серый, много белого. И разумеется — высоченный кованый забор вокруг всей этой красоты, с отдельным постом охраны, где все мои документы изучили пристально и даже дважды кому-то звонили, согласовывая и уточняя. Потому что шел восьмой час утра, высокое начальство только просыпалось в своих постелях, пытаясь вспомнить, кто я такой, зачем я приехал, какие документы и что теперь со мной делать. В итоге решили, что отправлять обратно, за сотню километров назад, невежливо и попросили подождать у кабинета.

Временный пропуск оказался на лацкане рубашки, в руки была вручена схема перемещений до административного здания, в виде почти прямой зеленой линии от входа до необходимого строения, но меня все равно сопроводили прямо до кабинета с золоченой табличкой «Заместитель главного врача по АХЧ» на его первом этаже. Где и велели ожидать, честно предупредив, что не менее часа.