Аратта. Книга 3. Змеиное Солнце. Страница 8

– Коротаю время. Скоро мы будем ужи…

Хаста обернулся к другу, и слово застряло у него в горле. Пожалуй, сейчас он не проглотил бы самый лакомый кусочек. Лицо Ширама исчезло – оно было полностью зачернено, сливаясь с ночной темнотой. Зато во весь лоб красовалась змеиная голова с распахнутой пастью. От змеиной головы через макушку вниз спускалась тугая коса с вплетенными в нее блестящими черными лентами с вышитыми серебристыми зигзагами и точками. Рядом с вождем накхов хлопотала богато одетая молодая женщина, вплетающая в оконечность косы граненое серебряное острие. Еще одна накхини подрисовывала змее клыки, и без того очень убедительные.

– Я рисую… – наконец выдавил Хаста.

– Нет. Спрячь. Не делай больше так. Если кто-то увидит, тебя могут убить.

– Почему?!

– Подумают, что ты пытаешься забрать в колдовской оберег часть души.

– Ну что ты! Это мохначи могут так рассуждать, – удивившись, возразил Хаста. – На деле же ничего такого нет!

– Хоть бы и так, – Ширам покачал головой, и от этого движения змея на его лице ожила и задвигалась, – но здесь никто тебе не поверит. Спрячь.

Хаста нехотя повиновался. Его разрывали двойственные чувства. Чем больше вокруг становилось змееголовых, тем сильнее ему хотелось оказаться подальше от этого места. Но неуемное любопытство, с детских лет бывшее одной из главных его черт, толкало в бок: «Эй! Быть может, ты единственный житель Аратты, которому довелось своими глазами увидеть подобное! Во всяком случае, свободный житель…»

Он вспомнил рабов, которые еще недавно расчищали улицы заброшенного города и подклеты храмов и древних башен. Но еще перед советом вождей всех невольников древками копий выгнали за пределы запретного города. «Как бы их не вздумали по случаю праздника принести в жертву», – вспоминая сплетни, что ходили о накхах в Аратте, подумал Хаста.

Вскоре после заката Ширам, окруженный свитой, к которой присоединились шесть молодых женщин, прихрамывая, направился к вершине холма. Белый престольный камень, уже полностью освобожденный из земли, оказался со всех сторон покрыт затейливой резьбой в виде переплетающихся змей. Определенно это были не просто переплетения, и то, что случайный человек принял бы за украшения, наверняка было наполнено глубоким смыслом. В храме Хасту учили, что накхи не знали письма и переняли его у арьев, но, глядя на резной камень, он вдруг в этом усомнился.

Он сделал еще шаг вслед за саарсаном, но вдруг чья-то твердая рука остановила его – беззлобно, но непреклонно.

– Куда собрался, жрец? – услышал он знакомый неприветливый голос. – Тебе туда нельзя!

Хаста повернулся и вновь увидел Маргу.

– Почему? Я советник Ширама…

– Ты жрец Исвархи! – резко ответила накхини. – Саарсан оказал тебе незаслуженную честь, дозволив остаться так близко к престольному камню. Иди и встань вон туда, к ним!

Она махнула рукой в сторону шести женщин, которые остановились чуть ниже, не доходя до вершины холма пары десятков шагов.

– Если я жрец, так отведи меня к жрецам, – раздраженно ответил Хаста, которому изрядно надоело высокомерие приставленной к нему «няньки».

Марга удивленно взглянула на него, потом хмыкнула:

– У нас нет жрецов. Есть сестры Найи, но им сейчас точно не до тебя. А эти женщины – не абы кто, а жены саарсана.

– Не сказать, чтобы я был польщен, – проворчал Хаста, спускаясь по склону. – Одна радость: мы с ними не похожи…

Он обернулся и увидел, что Марга, не дослушав, сбегает куда-то вниз c холма.

Едва Хаста приблизился к женщинам, как одна из них, видимо старшая, схватила его за плечо и как ни в чем не бывало задвинула себе за спину. Он пробормотал приветствие, но ответа не дождался. Взгляды молодых накхини были устремлены к вершине холма. Хаста пожал плечами и принялся украдкой рассматривать жен своего друга.

Хотя их лица оставались нераскрашенными и в руках не было мечей и круглых щитов с острым шипом посередине, выглядели юные женщины весьма воинственно. Длинные кинжалы на украшенных серебряными накладками поясах ясно говорили, что при необходимости они успешно займут место в боевом строю. Хасте они показались куда более подходящими для битвы, чем для супружеского ложа. Он невольно вспомнил нежную ясноглазую Аюну, которую не раз видел в храме и при дворе. Да уж, после суровых накхини младшая дочь Ардвана представлялась и впрямь птичкой иной породы. Неудивительно, что Ширам так себя повел тогда, во дворце!

«Впрочем, они были бы недурны собой, если б хоть изредка улыбались, – справедливости ради признал Хаста. – Но вот это общее для всех накхов ощущение от их взгляда – либо „я хочу тебя убить“, либо „я не хочу тебя убить“… Провести ночь с такой, пожалуй, подобно поединку!»

Между тем тьма вокруг холма почти рассеялась – так много костров и факелов озаряло место действа. Оттуда, где стоял Хаста, была видна лишь спина Ширама, преклонившего колени перед белым камнем и мерно кивающего, точно разговаривающего со священным престолом.

«А что, если для совершения ритуала им нужно омыть трон кровью ария? – посетила вдруг Хасту правдоподобная мысль. – А что? Из-за арьев престол ушел в небытие – теперь же, когда он возвращается…»

Жрецу очень живо представилось, как его волокут на вершину и одним умелым взмахом топора под торжествующие вопли толпы отсекают голову.

«Надо бы Шираму напомнить, что я не арий, а то мало ли… Может, для прочих и разницы-то особой нет?»

Он сделал шаг в сторону, чтобы выбрать место, откуда ему было бы лучше видно, как вдруг огонь ближнего факела выхватил из темноты ветви растущего на склоне невысокого кустарника. Хаста глянул и тут же распрощался с желанием шевелиться. Ветви куста – и этого, и прочих – были увешаны змеями. Те не двигались, лишь слегка покачивались в ожидании, глядя на белеющий на вершине холма каменный престол.

«Да тут же сотни змей! – в ужасе осознал Хаста. – Они повсюду!»

И тут он услышал шипение до того жуткое, что у него едва не подогнулись колени. Хаста затравленно оглянулся. Жены Ширама, почтительно склонив голову, глядели в ту сторону, где в прежние времена стояли львиные ворота. В колеблющемся свете факелов Хаста увидел, как оттуда к бывшей рыночной площади ползет – вернее, плывет по воздуху, – блестя серебристой чешуей в лунном свете, огромная змея.

Хаста как завороженный уставился на серебристую змеиную морду, которая неумолимо приближалась к холму. Через миг он усмехнулся, подавляя в душе стыд.

«Дружище, ты совсем рехнулся от страха перед накхами, – укоризненно сказал он себе. – Или ты никогда не видел, как господь Исварха на солнцеворот убивает Первородного Змея? Или сам не был однажды этим змеем – вернее, плясуном, который прятался внутри него?»

Голова змеи – серебристая, с распахнутой пастью и острым клыками – была надета на голову женщины в черном, видимо верховной жрицы Матери Найи. Следом, положив ей на плечи руки, следовали другие женщины. На их спинах сверкала металлическая чешуя. Они-то и издавали так напугавшее Хасту шипение. Однако когда он прислушался, то разобрал в этом шипении однообразные, повторяющиеся слова почти нечеловеческого песнопения.

«Огромная змея поет песню, что такого необычного? – мысленно сказал себе Хаста. – Вот если бы ее подхватили все прочие змеи, висящие тут повсюду на кустах, пожалуй, стоило бы насторожиться…»

«Змея», извиваясь, переползла через площадь и начала подъем к развалинам храма. Ширам поднялся и сделал несколько шагов навстречу ей. Все присутствующие, не исключая женщин, подхватили ее песнь, бряцая оружием и колотя по щитам клинками. Хаста без слов запел вместе с ними, понятия не имея, о чем шипит Мать-Змея, но опасаясь, как бы молчанием не нажить себе смертельных врагов. Конечно, ему, жрецу Исвархи, такое потворство змеепоклонникам было, мягко говоря, не к лицу. «Однако, – тут же подумал он, – Исварха и праведным, и ослушникам дарит свое тепло. И конечно же, Господь видит, что помыслы мои чисты».

Хаста поднял глаза к нему и уставился на диск полной луны.