Сайонара Цветолина! (СИ) - Лавринович Ася. Страница 19
– Н-не могу-у! – снова залилась горькими слезами Игошина.
– А почему мы не можем за Юлю вступиться? – удивилась Оля. В первый день ей было страшно выступать против новых одноклассников, но теперь она разведала обстановку и готова дать отпор противному Вадику Филимонову, который ничего из себя не представляет…
Цветолина только поморщилась:
– Потому что Юля должна собственноручно это прекратить. Понять, что это нестрашно! А если в будущем такое повторится в институте, в личной жизни? Так и будешь из себя бедную овцу строить?
Оле показалось, что Цвета говорит с Игошиной слишком уж жестко, отчитывает ее, будто вела себя ужасно Игошина, а не Филимонов. Юля снова всхлипнула, и Оля, не выдержав, обняла одноклассницу за плечи.
– Как же Юля это прекратит, если она – мягкий и добрый человечек? – нахмурившись, спросила у Цветы Оля.
– Вот пока она сама к себе не перестанет относиться как к «мягкому человечку», – усмехнулась Цвета. – Мягкой нужно быть с теми, кто тебя любит и ценит… А этого Филимонова шли куда подальше, серьезно! Поставь его раз на место! Ну скажи ему в ответ хоть слово!
– Тебе кажется, это так просто? – укоризненно покачала головой Оля, поглаживая Юлю по волосам.
– Тебе н-не понять! – тут же всхлипнула Игошина.
Тогда Цветолина убежденно произнесла:
– Поверь, я как никто другой знаю, о чем говорю!
Оля с удивлением покосилась на Цвету. Да и Игошина посмотрела на Константинову с подозрением. И это говорит девчонка, с которой хотят подружиться все десятиклассницы? Из уст Цветолины эти фразы звучали, скорее, как издевка.
Под лестницу заглянул Игнат.
– Еле как вас нашел! Атас! – прошипел парень, глядя при этом исключительно на Олю. Воробьеву Игнат уважал. Она – единственная, кто давал в классе списать. Поэтому он и бросился на поиски сбежавших девчонок… В знак признательности. – Алгебра все-таки будет! Правда половина класса уже разбрелась… Но я пришел вас предупредить! Кто на урок идет?
Игошина тут же вскочила на ноги:
– Я обязательно иду!
Оля тоже хотела подняться, но искоса посмотрела на Цвету, которая даже не шелохнулась. Тогда Воробьева осталась сидеть на месте.
– Оль, а ты? – спросил Игнат.
– Не, – вяло отозвалась девочка.
Игнат пожал плечами и уже было развернулся вслед за ускакавшей Игошиной, как Оля выкрикнула:
– Игнатик! А Рина пошла на урок?
– Кто? Катюха? – Игнат расхохотался. – Да они с Пучковой первыми с алгебры свинтили!
– Понятно, – хмыкнула Оля. – Ну тогда я точно не пойду!
Игнат только головой покачал.
– Я так и думал!
Парень ушел, а Цвета и Оля продолжили молча сидеть на полу.
– Как дела? – не выдержала Воробьева, покосившись на Цвету.
– Дерьмово, – ответила Цветолина.
– Аналогично, – вздохнула Оля, вспомнив о родителях и пропавшем Жене…
Цвета молча теребила в руках лямку от своего черного рюкзака… Англичанка продолжала: «Stop talking! Тополицкий!» А затем чье-то неуверенное блеяние: «Excuse… me!» Дружный смех…
– Зачем ты втолковываешь эти глупости Юле? – не выдержала Воробьева.
Цвета повернулась к Оле и вздернула красиво очерченную бровь.
– Глупости? – спросила она.
– Ну да… – неуверенно продолжила Оля. – Ясно же, что с Игошиной этот номер не пройдет! Ну скажет она ему слово, он ей два… Едких, еще более ранящих! Юлька только в себе замкнется… А Филимонов сильнее обозлится! Таких, как Вадик, только могила исправит. Ничего до него не дойдет! Хотя вот если бы мы все его осудили…
Цвета пожала плечами и продолжала молчать.
– И вообще ты не имеешь права раздавать такие советы при твоем положении!
– И что у меня за положение, Оля Воробьева? – рассмеялась Цвета.
– Ой, будто ты не понимаешь! – рассердилась Оля. Снисходительный смех Цветы выбил ее из колеи.
– Честно, не понимаю! – Цветолина повернулась к Оле. – Зачем ты дружишь с такими, как Синицына и Пучкова?
– А чем они плохи? – нахмурилась Оля.
– Чем плохи? – Цвета сделала вид, будто задумалась. – Хотя бы тем, что думают, будто имеют право смеяться над Юлей Игошиной и перемывать другим косточки…
– Смеяться над Игошиной некрасиво и низко! – кивнула Оля. – Ну а «перемывать косточки»… Это же обычный девчачий трепет!
– Даже если перемывают тебе за твоей же спиной?
– Мне? – тут же вскинулась Оля. – Ты что-то слышала?
– Я специально прихожу в школу минута в минуту, чтобы этого не слышать! – ответила Цвета.
– Не все такие правильные, – буркнула Оля. – Будто ты сейчас не то же самое делаешь! И плевать, кто кому и что перемывает! – Добавила Воробьева, впрочем, не очень уверенно.
Цвета снова негромко рассмеялась и только ниже опустила голову. Нервно смяла лямку рюкзака в руке.
– А что смешного? Можно подумать, в твоей прежней школе девчонки были другими! – не успокаивалась Оля. Хотя ей и самой порой надоедала пустая болтовня Синицыной и свиты, сейчас Воробьева испытывала противоречивые чувства. Будто Константинова высокомерно парит над всеми и считает себя выше других.
– Абсолютно такие же! – пожала плечами Цвета. – В том то и беда…
Оля молчала. Нет, в ее прежнем классе девчонки были хорошими. Дружными, сплоченными. Сплетничали, конечно, не без этого… Но от старой школы у Оли остались исключительно положительные воспоминания. А Цвета такая озлобленная… Внезапно Воробьеву осенило:
– Ты была на месте Игошиной?..
22
– Ни на чьем месте я не была, – сухо отозвалась Цвета. – Тем более, на месте Игошиной! У меня, в отличие от нее, всегда было свое мнение…
– Ага! – довольно проговорила Оля. – Начать кого-то обсуждать за спиной намного легче, чем кажется поначалу, Цвета!
Константинова укоризненно посмотрела на Воробьеву, но промолчала.
– Но почему они над тобой издевались? – не могла взять в толк Оля. За что можно высмеять Цветолину? У нее же модельная внешность! И учится хорошо…
– Я всегда была самой высокой в классе, – проговорила Цвета. – Выше всех мальчишек. И жутко худой. Меня кощеем называли…
– Кощеем? – растерялась Оля.
– Ага, причем, это самое безобидное прозвище. Дети бывают жестокими… Что я им тогда сделала? Абсолютно ничего…
– Ну и плевала бы ты на них! – дернула плечом Оля.
– Плевала бы, пока одна такая меня так не достала, что я ее в ответ коровой назвала… В тот же день она и ее подруги поджидали меня в женском туалете… А еще среди них была девчонка, с которой я вроде бы нормально до этого общалась…
– Мамочки! – вздохнула Оля.
– Ничего страшного, не одной мне у тех кабинок досталось, – усмехнулась Цвета. – Зато тогда я поняла, что никому больше не дам себя в обиду. Дать отпор не страшно. Физическая боль куда слабее боли душевной…
– Не обязательно все решать силой, – тихо сказала Оля.
– Скажи это тем, кто сзади хватает за волосы и опрокидывает тебя на грязный холодный кафель…
Некоторое время девочки сидели молча.
– Меня бы, наверное, мама сразу в другую школу перевела, – проговорила наконец Воробьева.
– Я маме об этом не рассказывала, – ответила Цвета.
– Как? Почему?
Цветолина пожала плечами.
– Не знаю. Стыдно было. Это мои проблемы…
– Глупости какие! А учителя? Ты что! Взрослые бы обязательно помогли!
– Ты сама говоришь, что Филимонов еще больше обозлится, – проговорила Цвета. – Они бы меня вообще со свету сжили. Нет, я со всем тогда разобралась сама. Знаешь, что их больше всего во мне бесило?
– Ну?
– То, что у меня на все была своя позиция. Скоро помимо «кощея» я еще и «выскочкой» стала… – Цвета растерянно покачала головой. – Ну и по фиг на них всех. Ненавижу!
– Но в этой школе к тебе относятся совсем по-другому, – осторожно проговорила Оля.
– Потому что я проанализировала свои ошибки, – как-то грустно рассмеялась Цветолина. – Лучше ни с кем не сближаться и помалкивать… Хочу нормально экзамены сдать, слишком много нервов уходит на псеводоподруг, сплетни, разборки …