Несомненно ты (ЛП) - Энн Джуэл Э.. Страница 2
— Алло?
— Сидни? — звучит незнакомый женский голос.
— Да, — подтверждаю я, зажав телефон между ухом и плечом, пытаясь при этом открыть мусорный пакет.
— Это Кимберли. Вы звонили в офис доктора Эббота.
Проходя через стеклянные двери во внутренний дворик, я встречаюсь с парой серо-голубых глаз, которые следят за каждым моим движением с другой стороны забора. Покосившись на него и показав ему всё своё бурлящее презрение, я тянусь за первой вонючей кучей дерьма.
— Ох, спасибо, что перезвонили мне. Я сейчас слежу за домом и собакой моих дяди и тёти, Тревора и Элизабет Уотингтон. Их собака, ох...
— Сворли?
— Да, Сворли, он сер... в смысле, какает везде, после отъезда своих хозяев.
— Должно быть, он нервничает и боится, что они его бросили. Собаки чувствуют больше, чем мы можем себе представить. Они намного умнее, и мы должны отдавать им должное за это.
О да, эта собака чертовски умная!
— Ну, да ладно. Доктор Эббот свободен в час дня на тот случай, если вы хотите привезти Сворли, просто, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке.
Вонь, как из канализации, добирается до моего носа и мне приходится задержать дыхание, пока я, заворачивая руку в бумажное полотенце, быстро вытираю этот беспорядок.
— В час, хорошо. До встречи, — от отвратительного запаха у меня пропадает голос.
Хаусситтинг — замечательная временная работа, особенно для того, кто имеет степень бакалавра в области истории искусств. А присмотр за собакой... ну, это не так чарующе, но собака — приложение к дому. Чувствую до моей мечты стать смотрителем музея ещё очень далеко. Эту должность практически невозможно получить без степени магистра, и действительно, доктор наук будет предпочтительней, особенно среди крупных и более престижных музеев.
Чувствуя себя подавленной и погрязшей в долгах после окончания института, я решаю поработать несколько лет, прежде чем продолжить учёбу. Однако если я буду продолжать влезать в подобное «дерьмо», то, возможно, решусь на продажу своего тела, чтобы быстрее накопить.
Первые мои несколько работ находятся на Среднем Западе в нескольких минутах езды от того места, где я росла — Рок-Айленд, штат Иллинойс.
Заработав немного денег, я получаю паспорт и начинаю искать работу хаусситтера за рубежом. За прошедший год я посещаю Рио-де-Жанейро, Катар, Ирландию, Австралию и Великобританию. Я посещаю каждый музей, в который могу попасть и мечтаю, что когда-нибудь мне посчастливится присматривать за всем этим. В лучшем случае, это рискованное дело, но дайте девушке надежду.
Когда Эйвери устраивается массажистом в Лос-Анджелесе, я решаю поискать какую-то работу на западном побережье, чтобы побыть с ней вместе в течение лета. И как будто по воле судьбы сестра нашего отца и её муж, которые живут в Пало-Альто, решают в июне поехать в путешествие по Европе. Они в восторге, услышав, что я могу присмотреть за их домом и новой собакой. Это в пяти с половиной часах езды от Лос-Анджелеса, но, по крайней мере, мы с Эйвери находимся в одном часовом поясе.
— Залезай, Сворли! — я распахиваю заднюю дверь белого «Эскалада» Тревора и Элизабет.
Их двухлетний веймаранер просто доводит меня до безумия, а мы знаем друг друга даже меньше двадцати четырёх часов. М-да, месяц будет долгий. Я смотрю на время: 12:45
— Ох-х, упёртая ты дворняга, залезай в машину, — я наклоняюсь и беру его в медвежий захват, молясь при этом, чтобы ничего не вылилось из задней части этой собаки, пока я запихиваю её на заднее сидение. Спустя пять минут борьбы с поводком и попыток продеть его через ремень безопасности, мы, наконец, едем в ветеринарную клинику.
На стоянке я замечаю только две машины, так что, возможно, нам не придётся долго ждать. Как только я отстёгиваю ремень безопасности, Сворли тут же бросается с заднего сиденья мне под ноги, намереваясь оторвать мою руку, поскольку поводок закручен вокруг запястья.
— Сворли! Чёрт возьми, остановись!
Он тащит меня по газону вдоль здания клинки. Думаю, он гонится за белкой или птицей. Боже, насколько мне известно, он просто должен гоняться за своим хвостом. Я даже не пытаюсь оббежать все вонючие мины, встречающиеся на моём пути. Что случилось с этикетом, говорящим о том, что нужно собирать и выкидывать собачье дерьмо?
Сворли останавливается, чтобы пописать у дерева, давая мне возможность передохнуть. Отодвинув врезавшийся в мою кожу поводок, я нахожусь на волоске от того, чтобы придушить эту собаку.
— Пойдём! — тяну я его.
Дойдя до двери, я морщусь. Не уверена, унюхала ли я что-то новенькое или это утренний едкий запах так засел у меня в носу. Схватившись за дверную ручку, чтобы не упасть, я поднимаю правую ногу, чтобы проверить подошву. Чисто. А затем я смотрю на левую...
— Дерьмо!
В прямом смысле слова дерьмо размазано по всей подошве.
Сворли тянет поводок, поэтому я снимаю обувь с одной ноги и запускаю собаку внутрь.
— Сворли! — кричит женщина, вскочив из-за стола, чтобы поприветствовать нас, ну... точнее, собаку.
— Вы, должно быть, Сидни. Я Кимберли, мы разговаривали с вами по телефону.
— Да, здравствуйте, — улыбаюсь я.
— Пойдёмте. Доктор Эббот уже заканчивает.
Кимберли отводит нас в смотровую.
— Присаживайтесь. Я взвешу Сворли и приведу его обратно.
Она уводит его, а я остаюсь сидеть в небольшом кресле, смотря из окна на свалку. Оглядев свою ногу, я понимаю, как нелепо она выглядит с одним кроссовком. Буду ли я выглядеть лучше с босыми ногами? Босые ноги означают, что я принадлежу к тем странным грязным людям, которые никогда не носят обувь. А один кроссовок на ноге означает, что я: а) потеряла второй или б) наступила в собачье дерьмо. Оба объяснения звучат правдоподобно. В конце концов, я потеряла счёт тому, сколько раз видела посреди дороги валяющийся ботинок. Это твёрдое доказательство тому, что на Земле живёт целая популяция людей, которые ходят только в одном ботинке. Я предполагаю, что свою обувь теряют байкеры или мотоциклисты. Это слишком невероятно, если бы я привезла Сворли в ветеринарную клинику на «Харлее» или на велосипеде «Швин», так что остается вариант б) дерьмо случается.
— А вот и мы, — говорит Кимберли, заводя Сворли обратно в смотровую.
А за ними в кабинет входит доктор «Горячая Штучка». Тёмные густые волосы спадают прямо на глубокие светло-коричневые глаза, а морщинки у глаз соответствуют его дружелюбной улыбке. Чёрные штаны идеально подходят его высокому худощавому телу. Светло-серая рубашка под белым халатом выставляет на показ дразнящую дорожку тёмных волос на груди.
Сворли приветливо здоровается с промежностью доктора, пока тот протягивает мне руку.
— Добрый день, я доктор Эббот... или... Дэйн.
Его длинные пальцы тёплые, а рукопожатие из-за волнения оказывается крепким.
— Сидни. Ну, думаю, вы уже знаете... — я пытаюсь спрятать улыбку, указывая на Сворли, который всё также продолжает неприлично обнюхивать промежность доктора Эббота.
— Сворли, да. Он наблюдается у меня ещё с тех пор, как был щенком.
Магнитное притяжение Сворли к промежности доктора отвлекающее. Хоть он и не моя собака, и я уверена, что доктор уже привык к этому, я чувствую необходимость объяснить его поведение.
— Он, наверное, думает, что у вас там спрятан большой кусок мяса.
Слова вылетают из моего рта, а мозг, который, вероятно, работает с задержкой в две секунды, понимает, наконец, смысл сказанного, и тогда я становлюсь пунцовой. Доктор Эббот ощутимо смущается из-за моего комментария, потому что когда он отводит глаза к карте, которую держит в руках, оттенок его лица отражает мой собственный. Кимберли закашливается и поворачивается к нам спиной. Очевидно, что она также пытается подавить свою реакцию.
— О боже! Я не имею в виду... точнее, я имею...
У Сворли настоящий понос, а у меня словесный. Может ли этот день стать ещё хуже?
— Сидни, всё в порядке, — он быстро приходит в себя. — Как долго у Сворли...