Несомненно ты (ЛП) - Энн Джуэл Э.. Страница 62

— Сидни, мне так жаль... — у него льются слёзы.

Приглаживая волосы, я прерывисто вздыхаю и вытираю лицо от слёз.

— Не надо. Я больше не злюсь. Я никогда не хотела, чтобы ты знал, что я была в курсе того разговора, но сейчас всё изменилось. Я так устала от того, что никто не понимает меня, и почему я так стремилась хоть что-то из себя представлять. И это не только рак. Это всё вместе. Я ненавидела маму за то, что она обвиняла тебя, и ненавидела тебя за то, что ты обвиняешь её. Позднее я поняла, что больше всего я расстроена из-за вас обоих. За то, что вы поженились из-за какой-то менее замечательной причины, — я снова смотрю на папу. — Я никогда не хотела ни от кого зависеть. Я никогда не хотела приносить в жертву своё самоуважение и свои мечты. Я никогда не хотела «оседать» с кем-то.

Он снова тянется за моей рукой. В этот раз я позволяю ему это сделать.

— То, что ты слышала той ночью, становится кульминацией тех эмоций, что копятся годами. Когда всё происходит не так, как мы себе представляем, легче найти козла отпущения, чем посмотреть на себя в зеркало. Как бы я хотел знать, что все эти годы ты вынашивала всё это в себе. Ты пыталась сложить мозаику, в которой не доставало частей.

— Что ты имеешь в виду? — я наклоняю голову набок.

— Это сложно объяснить, просто были некоторые ситуации...

— Скажи мне! Боже, я уже взрослая, я могу справиться с этим... скажи мне, пожалуйста, правду.

Он вздыхает.

— И у твоей мамы, и у меня были личные проблемы, с которыми мы разбирались, когда встретились. Возможно, это частично и привлекло нас друг к другу. Я сходил с ума по ней, она была искушением для меня, — он отводит взгляд, будто его смущает признать то, что мама привлекала его физически. — Ты была зачата, так как я считал, что предохраняться было чем-то более греховным, поскольку это было запланировано, — он кривится. — Затем мы узнали, что твоя мама беременна, я сразу же хотел жениться на ней, чтобы казалось, что ты была ребёнком «медового месяца». Но твоя мама хотела...

Голова опущена вниз, взгляд устремлён на меня, а боль в глазах слишком ощутима. Он ещё ничего не говорит, но я уже слышу его мольбу о понимании, поэтому ему не приходится произносить ни слова. От осознания у меня мурашки идут по телу, а сердце ухает вниз.

«Залетела». «Спас от презрения».

— Она хотела сделать аборт.

Он сжимает мою руку сильнее и отвечает, кивнув лишь один раз.

— Была ли я её первым ребёнком?

Он качает головой.

«Шлюха».

Руками я прижимаюсь к своему животу. Смогла бы я избавиться от своего ребёнка?

— Жизнь меняет людей, Сидни, — его тёмные глаза заглядывают в мои. — Мы все говорим вещи, которые на самом деле не имеем в виду. Мы все делаем вещи, о которых потом сожалеем. Я знаю, что ты слышала, но причина, по которой мы так сильно ругались, — наша любовь. Я всем сердцем уверен, что мы любили друг друга и любили вас. То, что я назвал вашу маму шлюхой... я всегда буду сожалеть об этом. И узнать, что ты слышала, как я говорю это... Это потрясло меня. Что ты не можешь понять, так это то, что она была моей первой, но я не был первым у неё. Когда ей было семнадцать, она забеременела и сделала аборт. Я ненавидел то, что она не была «непорочной» девственницей, которую я мечтал найти себе, но наши сердца не всегда соглашаются с нашим мозгом.

Он улыбается и опускает взгляд.

— Как бы я хотел, чтобы ты подслушала наш разговор после того, как она получила подтверждение своего диагноза. Тот, где она дала волю эмоциям и плакала у меня на руках часами, пожираемая сожалениями. Она хотела больше времени, чтобы провести его с нами — больше фильмов, больше поездок на велосипеде, больше посиделок на заднем дворе и больше зефира на гриле. Список сожалений был очень длинным, и его было очень больно слушать, но она никогда не говорила, что сожалеет, что у неё есть ты и твоя сестра, и она никогда не жалела, что стала мамой вместо того, чтобы стать архитектором.

Меня поглощают эмоции. Обжигающая искренность, которую я вижу, когда папа смотрит на меня, снимает с меня ношу вины, от которой я страдаю годами. Его рука прикасается к моему лицу, и я прижимаюсь к его ладони, когда он вытирает слезу с моей щеки.

— Это, моя милая девочка, разговор, который ты должна принять всем сердцем и поставить перед собой свои цели и свои мечты.

Мы обнимаемся, и я чувствую две пары рук на себе: его и «её». Я прочту письмо, которое мама оставила мне, новым взглядом. И начну с сегодняшнего дня. Я построю СВОЁ будущее, не её.

19 глава

6 сентября 2010 г.

Я подбрасываю папу до аэропорта и сразу же еду к Лотнеру. Сегодня воскресенье, поэтому есть возможность застать его дома. Приготовиться к тому, что увижу его с Клэр, когда постучу в дверь, сложно, но мне придётся это сделать. Это единственный способ, с помощью которого я могу двигаться дальше. Я обязана этим нашему ребёнку, и я обязана этим ему.

Я не вижу его «ФоРаннер», но стоянка непривычно заполнена сегодня, поэтому возможно машина где-то здесь.

И снова я чувствую подступающую тошноту, когда поднимаюсь по ступенькам к его квартире, но в этот раз всё от нервов. Глубоко вздохнув, я стучу в дверь.

Никакого ответа.

Я стучу снова.

Тишина.

— Могу я вам помочь?

Я поворачиваюсь и натыкаюсь взглядом на тату в виде розы, которое видела и прежде...

— Эм... Я пришла увидеть Лотнера.

Роуз останавливает на верхней ступеньке, глядя на меня сверху вниз.

— Он в больнице.

Я киваю.

— Тогда я поеду туда.

— Они не пустят тебя туда, если ты только не родственник.

Я прищуриваюсь.

— О чём ты говоришь?

— О его маме, алё.

На моём лице читается непонимание.

Она закатывает глаза.

— У его матери сегодня операция. Рак вернулся и теперь распространяется дальше по организму. Химиотерапия, лучевая терапия... и все подобные «хорошие» вещи. В любом случае, сейчас он абсолютно подавлен. Я очень редко его вижу. Клэр говорила, что в перерывах между ординатурой и походами к маме, он едва выходит куда-то. Она с ним находится круглые сутки. Помогает ему со стиркой, покупками, ходит к его маме, когда появляется такая возможность. Не знаю, что бы он делал без неё сейчас.

Теперь моё лицо не выражает никаких эмоций. Единственное, что я чувствую, шок. Этот ошеломляющий баланс между ощущением его боли и моей собственной.

— Хочешь, чтобы я сказала ему, что ты приходила?

Я смотрю на неё, на двери его квартиры, а затем на свои руки, лежащие на животе.

— Нет... не нужно.

Моё тело двигается на автопилоте, потому что в голове абсолютная каша. Это единственное объяснением тому, как я возвращаюсь домой и оказываюсь на диване. Я не помню, как выхожу из его дома или как еду домой. Больше нет никакого очевидного решения для всего этого. Как я снова могу ворваться в его жизнь сейчас? Если он висит на волоске, который держится благодаря Клэр, как я могу разорвать это? Что это сделает с ним?

Мне больно, я зла и сконфужена. Мне нужен совет, потому что я не могу доверять своим инстинктам, если у меня их нет.

20 глава

10 марта 2011 г.

— Тужься! Сэм, ты сможешь, — Эйвери сжимает мою руку, подбадривая.

Боль адская, и отказ от эпидуральной анестезии просто огромнейшая ошибка. Но сейчас уже слишком поздно об этом размышлять.

— Я уже вижу голову. Ты хорошо справляешься, Сидни, — спокойный тон доктора Виггинс чертовски раздражающий.

Она «видит голову» уже на протяжении последних сорока минут. Я вся истекаю потом и очень устала. Может быть, я просто навсегда останусь беременной. Этот ребёнок определённо не хочет появляться на свет.

— Я слишком устала, — выдыхаю я. — Ничего не срабатывает. Ребёнку недостаточно места.