Маленький гончар из Афин (Историческая повесть) - Усова Александра Петровна. Страница 4

Но, увы, это были лишь мечты мальчика-раба. Действительность была совсем иной… И, сердясь на несправедливость к нему судьбы, юный невольник часто умышленно «забывал» приносить сырую глину для работы обоим гончарам.

— Долго я буду ждать, пока этот бездельник принесет мне глину? — кричал сердито Пасион.

— Скиф! Неси глину мастеру! Да живее поворачивайся, лентяй! — выбегал во двор Архил.

Стиснув зубы от бессильной ярости, невольник приносил со двора требуемый материал для глиняных изделий мастеру-гончару и его помощнику, избегая смотреть на своего «врага».

В то утро, когда хозяин отправился с товаром в порт Пирей, около его лавки остановились два всадника. Один из них остался охранять коней, другой, молодой, стройный красавец, вошел в мастерскую.

Архил замер на месте. Обоих этих всадников он недавно видел на торговой площади, когда бежал утром в мастерскую. Он хорошо запомнил свежее, румяное лицо молодого воина, вошедшего теперь в лавку Феофраста. Это был тот самый юноша, о котором с похвалой отзывались и винодел, и уличный продавец лепешек.

Теперь Архил мог разглядеть его как следует. Не отрывая глаз, смотрел мальчик на знатного покупателя. Таких красивых людей он еще не видел в своей жизни. Голубые блестящие глаза юноши улыбались. Небрежно облокотившись на столб, поддерживающий крышу мастерской, он приветливо говорил, немного картавя, что-то мастеру Алкиною, встретившему покупателя поклоном.

— Архил, помоги мастеру Алкиною достать с полки керамос! — негромко сказал Пасион.

Мальчик с радостью бросился исполнять его приказание.

— Взгляни, эфеб! — между тем говорил Алкиной покупателю, показывая ему одну из лучших ваз. — Рисунок на этом кратере [14] изображает бой афинян с персами у острова Саламина. Как видишь, фигуры наших воинов отчетливо выделяются на темном фоне сосуда. Тебе, как воину, такой рисунок должен быть особенно по вкусу!

Но на лице покупателя не отразилось ни удивления, ни одобрения.

— А вот на этом сосуде, — протянул Алкиной еще один кратер юному воину, — изображена битва Ахиллеса с Гектором — тоже неплохой рисунок. Или вот взгляни на эту вазу, — достал художник сосуд с полки, — здесь, как видишь, битва при Марафоне… Враг бежит, разбитый эллинами, к своим кораблям, на которых он думает укрыться от преследования.

— О-о! Я вижу, ты, художник, любишь воспроизводить на своих рисунках картины мастера Полигнота! Узнаю его прекрасные картины на твоих вазах! И, надо сказать, что делаешь ты это мастерски.

Алкиной смущенно опустил голову.

— Но, увы, — продолжал знатный воин, — все показанные тобой сосуды не подходят для меня!.. Я ищу совсем иное.

— Тогда я покажу тебе вот эту амфору, эфеб, — улыбнулся художник. — На ней рисунок носит уже совершенно иной характер. Ты видишь на амфоре сатира, обучающего играть на флейте ребенка… Такую амфору не совестно было бы принести в дар даже Первому Стратегу для украшения его дома!

— Согласен с тобой. Только, к сожалению, и эта амфора не подходит для меня, — покачал головой покупатель, — хотя должен сознаться, что роспись сделана на ней прекрасно! Но, видишь ли, мастер, — улыбнулся юноша, — я ищу подарок жене моего дяди, прекрасной Аспазии. А для такого подарка я хочу найти нечто совсем особенное, чего не отыскалось бы больше ни у одного гончара в Афинах!

Архил с волнением прислушивался к их разговору.

«Неужели покупатель так и не купит ничего в мастерской? — думал мальчик. — Почему же мастер Алкиной не показывает ему чудесную амфору с танцовщицей, нашу лучшую амфору, которой любуются все, кто видит ее?»

На улице возле мастерской нетерпеливо бил копытом о землю один из коней. Архил бросил взгляд в сторону второго воина, державшего повод коня.

Это был также молодой воин в блестящем шлеме на голове и в плаще на плечах, как и покупатель, стоявший в лавке, но он не отличался ни красотой одежды, ни привлекательностью своего спутника.

Мальчик подошел ближе к покупателю.

«Какой замечательный шлем! — бросился в глаза ему блестящий головной убор воина. — Наверное, он сделан из чистого золота, иначе разве мог бы он так блестеть! А какой чудесный теплый плащ у этого эвпатрида! [15] — думал Архил с невольной завистью. — В таком плаще не может быть холодно в такие дни, как сегодня, когда дует холодный ветер!»

Громкий возглас покупателя привлек его внимание, заставив забыть о шлеме молодого воина и об его плаще, — прекрасная амфора с танцовщицей была в руках у Алкиноя.

— Для подарка жене твоего дяди я могу предложить тебе, эфеб, только вот эту амфору! — сказал Алкиной.

— Для подарка жене твоего дяди я могу предложить тебе, эфеб, только вот эту амфору! — сказал Алкиной.

На темном фоне амфоры, покрытой черным блестящим лаком, была изображена светлая фигура танцующей женщины. Эта женщина была полна грации и красоты. Далеко откинута назад была голова танцовщицы, отягощенная узлом волос, перехваченных золотым обручем. Одежда танцующей женщины длинная, спадающая до небольших ее ног, вся, до единой складочки, была мастерски вычерчена художником. Каждая складка ее одежды отчетливо выделялась на темном фоне сосуда.

Горловина амфоры заканчивалась нешироким орнаментом из гирлянды листьев. Такой же бордюр украшал и подставку амфоры. Ее высокие узкие ручки были выкрашены в черный цвет.

Изящество рисунка, его художественное исполнение приковывали к амфоре с танцовщицей внимание каждого, кто видел ее.

— Решено! Я покупаю эту амфору, мастер! — воскликнул молодой воин. — Больше ничего не стану искать для подарка Аспазии. Вот держи, художник, — протянул он, не считая, деньги Алкиною, — а амфору пришли ко мне в мой дом с рабом. Ты знаешь, где живу я, мастер? — с улыбкой спросил юноша.

— Мне известно, эфеб, что дом твоего дяди является пока и твоим домом, — также с улыбкой сказал Алки-ной, пряча деньги в мешочек у пояса. — И не успеет светлоликий Гелиос [16] скрыться за облаками в чертогах Олимпа, как амфора будет уже у тебя! — поклонился он знатному покупателю.

Молодой воин вышел из лавки Феофраста и вскочил на своего коня.

Сопровождаемый ожидавшим его спутником, он поскакал по дороге. Густая пыль облаком стелилась вслед за обоими всадниками.

Архил проводил их глазами, стоя у порога, пока они не скрылись из виду.

— Ты долго будешь стоять там без дела? — сердито окликнул Пасион своего ученика. — Ступай садись за гончарный круг, лентяй!

Со вздохом Архил снова уселся за работу.

— Скажи мне, мастер, — спустя немного времени обратился он к Пасиону, — кто был этот молодой воин, купивший у нас амфору?

— Кто бы ни был он — какое мне дело до него! — пробурчал недовольно мастер-гончар. — У нас с тобой работа еще не закончена к утру. Вот что тревожит меня! Хозяин вернется из Пирея и покажет нам, как должно было работать! Особенно тебе, — угрюмо закончил он.

— Не гневайся, мастер! — добродушно отозвался Архил. — К вечеру мы всё закончим, вот увидишь. Я больше голову не подниму от гончарного круга, клянусь Афиной.

Пасион не умел долго сердиться. Он сразу смягчился при словах своего ученика.

— Смотри выполни клятву! — буркнул он ему в ответ уже спокойнее. — А пока вот на, возьми, подкрепись немного! — протянул он Архилу кусок ячменной лепешки. — Наверное, ничего не ел с утра.

Архил кивнул ему с улыбкой в ответ, с жадностью жуя лепешку.

Подавая Пасиону глину, Скиф слышал его слова, обращенные к Архилу, и заметил, как враг его жадно ел лепешку Пасиона.

Глаза Скифа загорелись от обиды, и, невольно глотая слюну, голодный мальчик заплакал полными горечи слезами: ему, Скифу, никогда никто не давал куска лепешки, чтобы он «подкрепился». Никто не хотел думать о том, что он, усталый и голодный, работает весь день, ожидая в награду только пинки и побои!