Зелье №999 (СИ) - Лисина Александра. Страница 53

Я удивилась ещё сильнее, но подарок все же взяла. И тут же отметила, что он тоже кажется мне подозрительно знакомым. Позабыв про Χарта и его собаку, я вернулась к себе и, все ещё пребывая в задумчивости, подошла к озеру. А когда мои ступни қоснулись кромки воды, осколок зеркала в руке вдруг «поплыл», просочился сквозь пальцы и упал в озеро сверкающей каплей. По лишенной отражения поверхности прокатилась дрожь, серебристая капля растеклась по ней, будто живая. И что-то изменилось в этот момент во мңе. Или в окружающем мире. А на матовой глади некогда мертвого озера впервые появились слабые, едва-едва заметные блики.

С тех пор я часто возвращалась в соседний мир через проделанное Тауром окно. И каждый раз, когда я переступала своеобразный порог, оказывалось, что Харт уже там, на холме, с улыбкой встречает каждое мое появление.

– Почему? – однажды спросила я, принимая его руку.

– Я всегда буду ждать тебя здесь, – тихо ответил он. А когда я собралась спросить, что это значит, махнул рукой в сторону города и неожиданно предложил: – Хочешь, я его тебе покажу?

Я, конечно же, хотела. Этот город раз за разом возвращался ко мне во снах. Он стал моим наваждением, моей тайной любовью и той самой страстью, которую я стеснялась признать. Οн был настолько красив, что на него можно было смотреть постоянно. И мне до дрожи хотелось взглянуть на него поближе, но это был не мой мир. Это было чужое, нечто настолько ценное и даже сокровенное, что просить Харта открыть его для меня было ужасно неловко. Не то чтобы я опасалась, что он откажет. Просто это требовало доверия. А меня, как ни крути, он почти не знал, и отчего-то казалось неправильным влезать в чужую душу, тем более зная, как я сама этого не люблю.

Но Χарт не побоялся открыть для меня резные ворота и впустить в святая святых своего мира. Сперва мы гуляли по обычным улочкам, недалеко от ворот, заглядывали во все уголки, покупали пирожки на большом рынке, заказывали эль в ближайшем трактире, однажды даже убежали от стражника, который вознамерился спросить у нас документы. А потом долго смеялись, за обе щеки уплетая сорванные прямо на улице яблоки.

С Хартом было легко и спокойно. Всегда. Везде. Он многое знал, с удовольствием рассказывал мне о городе. О других странах. О городах, которых я никогда не видела. Причем умел рассказывать так, что я словно умудрялась побывать там вместе с ним. Его тихий голос завораживал, как музыка. Его теплые пальцы всегда придерживали меня за руку. Рядом с ним было спокойно, надежно, как с давним, хорошо знакомым другом. И я действительно искренне считала его таковым.

Мне нравились наши прогулки по улочкам Луорры. Ее дома были неизменно красивы, всегда с какой-нибудь диковинкой. И каждый день Харт умудрялся показать что-то новое, о чем я даже с его подсказки ни разу не смогла угадать.

Он, кстати, любил загадывать загадки. И частенько задавал вопросы, на которые у меня не было ответа. К примеру, какой цвет мне больше нравится? Какую погоду я люблю? Почему летом идет дождь, а зимой снег? Чем отличает ворона от галки? Откуда в небе берутся птицы? Что входит в состав успокоительного зелья? Или же какое лекарство можно сварить из обыкновенной полыни?

О травах я могла говорить долго и с удовольствием. Откуда я помнила эти сведения, было непонятно, но Харт всегда слушал очень внимательно. Однажды даже сводил меня в какую-то лавку, где я провела немало восхитительно приятных часов, роясь в охапках трав, перебирая разноцветные лепестки, разглядывая многочисленные колбы на полках и завороженно глядя на пляшущий на кончике фитиля спиртовки огонь, один вид которого будил во мне противоречивые эмоции.

Порой мне хотелось взять котелок и, бухнув туда пару-другую десятков трав, сварить что-нибудь этакое. Меня, как оказалось, успокаивал процесс помешивания варева. Манил смутно знакомыми запахами заваленный травами склад. Зайдя туда один-единственный раз, я до безумия хотела вернуться. Ведь это было мое, родное. Что-то настолько близкое, к чему я хотела прикасаться снова и снова.

Как жаль, что больше мы туда не зашли. Зато Харт показал мне много других интересных лавок. И по мере того, как мы продвигались к центру города, их становилось все больше, товары на прилавках появлялись все ценңее и дороже. Торговцы выглядели все важнее. А изысканно одетые леди и господа заставляли меня все больше присматриваться к своему внешнему виду и к внешнему виду Харта, машинально сравнивая, оценивая и испытывая смутное желание соответствовать.

Впрочем, Харта мои сомнения, казалось, не трогали. Он всегда приходил в одном и том же: в обычных, но очень хорошего качества брюках, в коротких сапогах и в аккуратно застегнутой белой рубахе из тонкой, прекрасно выделанной ткани, от которой, к тому же, исходил смутно знакомый запах.

Пришлось и мне создать для себя красивое платье, которое, как и моя старая юбка, почему-то оказалось темно-зеленым.

– Кажется, мне нравится этот цвет, – с удивлением осознала я, когда в третий раз поменяла наряд и в третий раз он приобрел сочный изумрудный оттенок.

Харт, глядя на мои эксперименты, кивнул.

– Еще ты любишь солнце. Но под настроение с удовольствием слушаешь и дождь. Тебе нравится возиться с травами. И ты прекрасно разбираешься в зельях…

– В зельях? – насторожилась я. Что-то было странное в том, как он это произнес. Но Харт лишь усмехнулся и протянул руку.

– Пойдем. Думаю, настало время показать тебе дворец.

О, королевский дворец был моей мечтой. Кажется, мы бродили по белоснежной Луорре целую вечность, но раньше Харт под любыми предлогами избегал туда заходить. А тут вдруг сам предложил. Странно, правда? Впрочем, он нередко вел себя странно. Задавал непонятные вопросы, показывал непонятные вещи, иногда улыбался невпопад. Порой отвлекался на қакие-то пустяки. О чем-то искусно умалчивал. И вообще, оказался достаточно скрытным. Но кое-что оставалось неизменным каждый день: он всегда встречал меня на одном и том же месте. И всегда провожал, когда мы, нагулявшись до гудящих ног, возвращались к тому самому холму. Именно там, каждый день во время расставания, он вручал мне небольшой подарок – очередной осколок, который я с благодарностью принимала. А затем возвращала в свое оживающее озеро и с радостью видела, как оно постепенно начинает светиться, как в нем появляется сперва слабое, но затем все более четкое отражение. Так, словно при каждой встрече Χарт возвращал мне что-то очень важное. Осколок моей прошлой жизни. Α может, прежней личности? Я не знаю. Но почему-то не сомневалась, что это очень важно как для меня, так и для него.

Таура в город одного он не пускал. Вымахавший до размеров рыцарского коня зверь слушался хозяина беспрекословно, ни разу никого не задел, не куснул, даже не рыкнул толком. Тем не менее Харт все чаще встречал меня на холме в одиночестве. Зато все настойчивее предлагал взять собаку с собой. Ко мне. На лужайку. Хотя и не настаивал на том, чтобы самому навестить мой скромный и тихий мирок.

Когда я обратила на это внимание, то стала присматриваться к Χарту еще внимательнее и обнаружила, что при всем при том он вполне искренен со мной. Он ни разу мне не солгал. Иногда лукавил, что правда то правда, но не лгал. Он всегда заботился о моем удобстве. Он хотел меня развеселить. Но мне все чаще казалось, что помимо всего прочего он ждет от меня чего-то еще. Чего-то, о чем не рискнул бы попросить вслух, но что явно было для него очень важным.

Вот и сегодня: сказал про дворец и отвел глаза, словно там нас ждало что-то особенное. К тому же, он волновался. Старался этого не показать, но я все җе заметила. Я вообще в последнее время стала многое замечать. В том числе и то, как осторожно он ко мне прикасается. Как чуть дольше, чем надо, придерживает мою руку. Как смотрит, когда думает, что я не вижу. И как тихо вздыхает каждый раз, когда я прощаюсь и ухожу.

За то время, что мы провели вместе, он так прочно врос в мою жизнь, что я даже мысли не держала, что когда-нибудь будет иначе. Он, как и обещал, всегда, в любую погоду, ждал меня на холме. Один или с Тауром. Чаще всего с улыбкой. Иногда с затаенным вопросом в серо-зеленых глазах. Но когда я подходила, этот вопрос куда-то исчезал, и до самой темноты больше не появлялся, словно Харт отвлекался и хотя бы какое-то время не думал ни о чем другом. Ни о чем, кроме меня.