Я стану твоим зверем (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 35

— Ни у кого больше возможностей не было. До суда возле тебя был только Яо, а во время Барт. Но все видели — он ни слова не сказал.

— Даже так? А, может, он не вслух говорил, а как-то иначе?

— Люди не владеют магией и не могут принимать мысли.

— Да, я забыла, — пробормотала Ренна, растирая лоб. — Пожалуй, доказательства действительно веские. И стоят того, чтобы выгнать ребёнка из дома под всеобщее весёлое улюлюканье. Вы хоть подумали, как он выживет? Яо же ничего, кроме этой вашей Харсом драной Грани, не видел!

— Поэтому изгнание и является самым суровым наказанием для Крылатого, — равнодушно ответил Нангеши. — И Нерин не ребёнок.

— Ну да, — пробормотала принцесса. И для самой себя неожиданно рявкнула: — Оставьте меня! Все!

Говорящий просто кивнул, словно только этого и ожидал. Брэна, глядя искоса, по-сорочьи, с болезненным любопытством, присела в реверансе. Принцесса отвернулась, снова опёрлась о перила, слепо глядя в сад и ничего не видя, лишь марево дрожало перед глазами.

«А как же любовь?» — «А-а… Нет, такое бывает, конечно…»

Бывает, естественно, бывает. Даже с драконами случается, почему бы и нет?

«Такое чувство, будто в зверятнике живу. Не в лесу, а как раз в яме какой-то, куда тварей понапихали и меня вместе с ними — грызёмся, трупоеды!» А потом: «Но я же тоже всё-таки не человек, воспитывали меня по-другому и смотрю на такое иначе!»

Устал от местных нравов, подался к людям? Но откуда дракону, ничего кроме родных скал не видевшему, знать, что можно жить и по-другому? Он не мог «устать» от местных нравов, просто потому, что понятия не имел, будто можно по-другому. Или такая тонкая душа, слишком остро чувствует? Настолько тонко и остро, что у людей подался в наёмники, в телохранители?

«Получается, я заранее знал, что он тебя лапать полезет?»

Как, действительно, можно это знать, самому всё не подстроив? Но рассчитать, что человек ногу подвернёт… Не было там ловушек! Вот если только… если только… А так смутившая жидкость вытекла из туфли или стекла с неё? Можно ли сотворить петлю из воды, которая, например, дёрнет за каблук?

«Он решил, что ты непременно вмешаешься, а остановить поединок может только гемнон. Тем самым Арэн навлечёт на себя гнев духов» Это Яо-то, людей только с одной стороны и знающий? Есть же у него аж три «женщины для удовольствия»! Точнее, были у него три женщины.

— Как же мне это всё надоело, — простонала Ренна сквозь стиснутые зубы. — Хоть бы поскорее всё к Харсу провалилось!

Ренна заметила дракона только потому, что он хотел быть замеченным. Сколько Крылатый стоял, прислонившись спиной к столбу, подпирающему стрехи крыши, сколько любовался, как её высочество пытается взнуздать свою кобылку, слава Великому, смирно переносящую издевательства, принцесса понятия не имела. Долго, наверное. Защитник молчал, не заговорил даже когда девушка его увидела. Она тоже заговаривать не спешила, лишь косилась на шрамомордого — Нках одним только видом умудрялся напугать до колик. Да и не до разговоров, тут бы седло, оказавшееся совершенно неподъемным, на лошадиную спину взгромоздить.

Ренна, прогнувшись в пояснице, по-стариковски покряхтывая, придерживая проклятое седло не только руками, но даже и грудью, почти-почти подняла его так, как нужно, но мокрые от пота пальцы поехали по шлифованной коже, мускулы желейно дрогнули, и седловина брякнулась на пол денника, подняв облачко соломенной трухи. Кобыла покосилась на хозяйку и отошла — видимо, от греха подальше. Принцесса тихонько выругалась сквозь зубы, пнув клок сена.

— Далеко собралась? — глухо поинтересовался дракон.

— Куда угодно, только б подальше отсюда, — буркнула Ренна, пнув ещё и седло. — Лучше последней служанкой в империи быть, чем тут!

— Ну-ну, — хмыкнул Нках.

— А что вы предлагаете? — её высочество решительно откинула растрёпанные волосы за спину. — Чего мне дожидаться? Пока меня, к примеру, не решатся убить?

— Это ты про Ингрин, что ли?

— Да хоть и про неё! Знаете, существовать бок о бок с покойной возлюбленной собственного супруга не слишком уютно! — Ренна почти кричала, но ей дела не было, какое впечатление она производит. И до слёз, брызнувших из глаз, тоже. Туго скрученная пружина, каждый день стягивающаяся всё сильнее, расправилась, распрямилась с треском, разнося самообладание в клочки. — Я твёрдо решила: уеду, и никто меня не остановит, вы слышите?! Никто и ничто! Плевать на всё! К Харсу, к тварям и империю, и политику! Плевать!

— Да ты хоть соображаешь, что будет?

Кажется, дракон едва удержался, не добавил «дура» или ещё что похуже.

— А что я должна соображать? Это подорвёт авторитет вашего обожаемого гемнона? Так мне-то что за дело? Его заподозрят в слабости? Ну и очень хорошо! Может, кто башку открутит!

— Заткнись! — рявкнул Нках.

— Хватит, намолчалась! — выкрикнула Ренна.

И плюхнулась на кипу соломы, уткнулась в колени, разрыдавшись в голос, до икоты. Слышала, как дракон мнётся — кожаная куртка поскрипывала, как переступает с ноги на ногу. Слышала, что он подошёл. По движению воздуха почувствовала, как на корточки присел. Только вот слёз не остановить было — лились и лились, словно внутри головы плотину прорвало.

— Послушай, — негромко, но словно бы раздражение сдерживая, с утробным прирыкиванием заговорил Крылатый. — Ингрин для тебя не угроза, вот никак. Просто не ходи к усыпальнице и всё. А потом уговоришь Арэна от неё избавиться. Я же ваше племя знаю. Вы любого на что угодно уломаете. Он тебе ещё и спасибо скажет. Потом.

— Как же, скажет! — с подвыванием выдавила её высочество. — Он её лю-убит!

— Нет так, как ты думаешь.

— А как по другому-то можно?!

Дракон замолчал и молчал долго. Ренна уж решила: совсем не заговорит. А слёзы и иссякать стали. В голове стало пусто и очень просторно. И обруч, сжимающий рёбра, пропал, дышалось хоть и нелегко — немудрено после таких рыданий! — но всё равно свободнее.

— Слушай, если я тебе кое-что скажу, ты останешься? — выговорил Нках, наконец.

— Откуда ж мне знать, что вы скажите? — сипловато отозвалась её высочество, головы не поднимая.

Во-первых, демонстрировать распухший сопливый нос и покрасневшие глаза желания не было. Конечно, красиво плакать принцесса умела, учили, но сейчас не тот случай. А, во-вторых, любоваться изувеченной физиономией Крылатого совсем не хотелось.

— То, что другим слышать нельзя. Об этом знают только Арэн и я. Даже Нангеши, может, лишь догадывается. А, может, и не догадывается вовсе.

— Ну?

— Останешься или нет?

— Я ведь ещё ничего не услышала!

— Харсова кукла! — рыкнул шрамомордый. — Ингрин не его женщина и никогда ей не была!

— Так я и поверила! Да все вокруг…

— Она сестра! — прошипел Нках. — Сестра, поняла?

— А вот с этого места поподробнее.

Ренна вытерла нос о коленку и всё же выпрямилась, исподлобья глядя на обалдевшего дракона.

— Ты чего? — ещё помолчав, спросил меченый.

— А чего я? — удивилась принцесса.

— Специально, что ли, всё устроила? Чтоб про Ингрин узнать?

— Ну-у, не то чтобы именно про неё, но надо же с чего-то откровенный разговор начинать, верно? Что-нибудь сногсшибательное вы бы мне всё равно рассказали.

— Это с каких таких заслуг?

— Хорошо, давайте разберёмся, — кивнула принцесса и принялась пальцы загибать. — Вы очень преданы гемнону, как у нас говорят: до мозга костей. Даже после того, как Арэн вас изуродовал, остались, и мстить не собираетесь, так?

— Ну…

— Во-от. Дальше. Мой побег все расценят как слабость гемнона, то есть, позор и повод его спихнуть с трона. Ну, не с трона, но неважно. То есть, вы меня обязательно попытались бы остановить. Но не силой сдержать — я ж мать! — а убедить. И, в-последних, такие вояки, как вы, на дух не переносят женских истерик, понятия не имеют, как с ними справиться. Логично?