Сэндсторм - Гоуф Лоуренс. Страница 12

– Да, – прошептал он в ответ. Ночь в «Савое» выглядела куда предпочтительнее бесцельного блуждания по улицам.

– Вы слышали? – произнесла Салли во весь голос. – Мы согласились его подвезти, а он начал ко мне приставать!

– Хорошо, что Доналд рядом. Он защитит твою честь, – отозвался со смешком водитель.

– Да уж!

Когда машина притормозила у подъезда отеля, Чарли пробормотал слова благодарности и поспешно выбрался наружу.

Водитель, казалось, совершенно забыл про него. Женщина, что сидела на переднем сиденье, вымученно улыбнулась. Интересно, как они отреагируют, если сказать им, что они спасли ему жизнь? И, кстати, как поведут себя, если узнают, что их случайный попутчик прихватил на память серебряную фляжку с водкой и пакет леденцов Салли?

Часы на подъезде отеля показывали двадцать минут второго. Чарли попрощался и направился на юго-восток. Он бродил по улицам несколько часов, время от времени подбадривая себя глотком водки, причем пил не столько из желания опьянеть – спиртное почему-то на него не действовало, – сколько чтобы хоть как-то скоротать ночь. Вот миновало четыре утра, а конца блужданиям пока не предвиделось. Яркие огни на Мукаттамских холмах вынуждали Чарли постоянно забирать к востоку, навстречу первым проблескам рассвета. Завернув за очередной угол, он обнаружил, что дальше пути нет: дорогу преградила желтовато-коричневая стена, которую образовывали выстроившиеся в ряд крошечные домики. То была одна из четырех наружных стен некрополя, одного из множества каирских «городов мертвых». Чарли двинулся вдоль стены, пытаясь отворить каждую из тех дверей, какие ему попадались.

Наконец, одна поддалась. Он замер на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте, что царила над кладбищем, потом вошел в дверь и, присмотревшись, установил, что очутился на крохотном внутреннем дворике, который со всех сторон окружали могилы. Тут было тихо – в точности как и должно быть на кладбище. Впрочем, не стоит забывать, что в некрополе обитают не только мертвые.

Для такого города, как Каир, плотность населения в котором достигала порой двести шестьдесят тысяч душ на квадратную милю, было в общем-то в порядке вещей, что наиболее изобретательные – или те, кто окончательно отчаялся, – из бедняков искали приюта у мертвецов: ведь столь удобного во всех отношениях убежища, как чей-нибудь склеп, было еще поискать.

Чарли медленно двинулся по узкому проходу, который разделял два ряда низких и темных склепов. Предрассветные сумерки потихоньку рассеивались, однако определить на глаз подходящую гробницу пока все же не представлялось возможным. Любопытно, подумалось Чарли, сколько склепов заброшено настоящими владельцами и сколько дали приют скваттерам? Внезапно вокруг стало чуть светлее – должно быть, из-за горизонта показалось солнце. Чарли принялся изучать гробницы и вскоре увидел такую, которая, судя по нетронутому слою пыли у порога, была свободна. Он дернул за ручку. Дверь со скрипом приоткрылась. Воздух, что вырвался изнутри, был сухим и теплым; к нему примешивался запах, какой обычно исходит от испражнений животных.

– Эй! – крикнул Чарли вполголоса. Тишина. Убедившись, что склеп на самом деле свободен, он вошел внутрь, пошарил в темноте, наткнулся на каменную плиту, улегся на нее и, уставший до изнеможения, немедленно заснул.

Сон не принес облегчения – наоборот, возвратил Чарли к началу того кошмара, от которого он убегал. Во сне он карабкался по длинной и крутой лестнице, что вела в крохотное помещение, в котором пульсировал алый свет. Ему было страшно, ладони взмокли от пота, он вытирал их о стены, а те осыпались; за стенами же простиралась пустота. Но вот круглая дверца сейфа распахнулась. Бандит с автоматом рассмеялся, широко раскрыв рот – зияющую черную дыру, за которой тоже была пустота. Чарли запустил руку в сейф, и кто-то схватил его за запястье. Бандит с автоматом ухмыльнулся и повел стволом из стороны в сторону. Стену забрызгали красные пятна. Чарли кое-как ухитрился высвободиться, кинулся на бандита, но тот легко увернулся. На пол рухнуло тело женщины в желтой пижаме. Чарли выбежал из комнаты, перепрыгнув через ее труп. На верхней площадке лестницы, в тени у перил, съежилась Хетер. Алый свет запульсировал ярче прежнего. Хетер протянула к Чарли руки, однако он шарахнулся прочь, сбежал по лестнице, выскочил из дома и бросился к желтому автомобильчику. Едва Чарли забрался в салон, автомобильчик рванул с места, проехал по улице и остановился перед домом, который выглядел смутно знакомым. Чарли вылез из машины, вошел в дом и поднялся по лестнице в комнату, где пульсировал алый свет.

Сон повторялся снова и снова; казалось, он катается по мебиусову листу ужаса. Алый свет раз от раза становился все ярче и наконец сделался столь ослепительным, что Чарли пришлось заслонить глаза ладонью.

Какой-то человек заговорил с ним на арабском. Его голос был тихим и ровным. Чарли сел и обнаружил, что во сне стряхнул с себя один ботинок. Подсвечивая фонариком, человек надел ботинок на ногу Чарли и аккуратно завязал шнурок, а затем на диковинной смеси арабского и ломаного английского объяснил, что он – баваб, то есть тот, кто поселился в гробнице раньше. Ничего не поделаешь, надо было вставать и уходить.

В ноздри Чарли набилась пыль, он чихнул. Старик улыбнулся, взял Чарли за руку и вывел из склепа в полуденную жару, на свету Чарли увидел, что баваб – человек весьма почтенного возраста. На нем была черная галаба и сандалии из кусков старой шины. Лицо старика вдоль и поперек изрезали морщины однако глаза – ясные, понимающие – светились чисто юношеским задором. Баваб всем своим видом как бы излучал сочувствие. У ворот некрополя пристыженный Чарли вырвал у него свою руку и торопливо пошел вниз по улице.

Он заглянул в мечеть, умылся в фонтане и вымыл руки, стряхнул с одежды пыль, причесал пятерней волосы. Вскоре ноги привели его в кофейню. Внутри было ничуть не жарко и сладко пахло кондитерскими изделиями и горячим молоком.

Чарли уселся за крошечный столик с украшенной бело-зеленым изразцом столешницей. По черно-белому телевизору, что стоял на стойке бара, передавали американскую «мыльную оперу», в сути содержания которой, вполне возможно, нельзя было разобраться, даже если бы она шла на английском, а не в переводе. Официант жадно докуривал кальян, оставленный кем-то из посетителей. Вот он выпустил огромный клуб дыма, оторвался от трубки и подошел к Чарли. Американец заказал чашку чая и шербет, а также спички, затем вынул из кармана пачку сигарет, достал одну, оторвал фильтр, закурил и уставился в телевизор.

Он давным-давно не был в Америке и даже успел соскучиться, но то, что показывали по телевизору, к настоящей Америке не имело ни малейшего отношения. Так, картонные заставки, на фоне которых двигались никудышные актеры, вряд ли понимавшие смысл того, что заставлял их произносить режиссер.

Снаружи, на улице, кипела жизнь. Толпа людей за оконным стеклом показалась Чарли разве что чуть более реальной, чем крошечные, ожесточенно жестикулирующие фигурки на экране. Тут вернулся официант.

Чарли пригубил чай, затем откусил и отважно проглотил кусок до отвращения сладкого шербета. Крошки сахара прилипли к его нижней губе и подбородку. Он настолько погрузился в размышления, что совершенно не почувствовал вкуса. Все, что ему принадлежало, осталось в комнате. Он предположил сначала, что вернуться за своими пожитками означает пойти на неоправданный риск, но потом подумал, что, пожалуй, немного поторопился с выводами. Ведь от него скорее всего не ожидают подобной глупости, следовательно… Нет, лучше и не пытаться. Наверняка его там кто-то да поджидает. Что ж, пускай ждет, пока не надоест.

На раме возле стойки висели экземпляры «Эль-Ахрам» и «Эль-Акнар». Чарли взял себе обе газеты – страницы их тихо зашелестели – и вернулся за столик. Официант кинул на него вопросительный взгляд. Чарли заказал еще одну чашку крепкого и сладкого чая, излюбленного напитка каирцев, а потом углубился в изучение еженедельников. Он просматривал заголовки всех без исключения статей на каждой полосе, внимательно читал материалы, в которых речь шла о преступлении – грабеже или убийстве. Однако ни в одной газете не было ни слова о попытке кражи со взломом и стрельбой в Гезире.