Соколы огня и льда (ЛП) - Мейтленд Карен. Страница 39

Что-то двигалось за кустарником, что-то скрывалось там.

Я бросилась бежать, по-прежнему сжимая в руке кость. Я не знала, куда направляюсь, понимала только, что не обратно к дому, потому, что преследователь, кем бы он ни был, подкрался с той стороны, как будто хотел не дать мне найти убежище. Я продиралась через заросли и спотыкалась о корни, раздирая юбку о кусты, а волосы о ветки.

Ветер ревел над моей головой, да и сама я передвигалась с таким шумом, что никак не могла бы расслышать, насколько близко ко мне подбирается эта тварь. Я ожидала, что в любой момент мне в спину вцепятся острые когти, в ноги вопьются зубы. Кровь стучала в ушах, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Я обернулась на бегу, пытаясь хоть мельком увидеть того, кто меня преследует.

И тут, с внезапным толчком, я ощутила пустоту. Земля ушла из-под ног, я кувыркалась и падала всё ниже и ниже.

Рикардо

"Выдержанный" — голодный сокол. Птицу следует выдержать, прежде чем брать на охоту.

Несмотря на ветер, я слышал, как Изабела шумно продирается через лес. Чёрт возьми, её продвижение, должно быть, слышала там каждая тварь. Никогда не подумаешь, что такое изящное маленькое создание может быть таким неуклюжим, но она явно чем-то очень напугана, как и я.

Крик прозвучал так, что я похолодел от ужаса. Однако в отличие от неё я не мог убегать. Я спрятался за кустами, отчаянно стараясь понять, откуда слышался крик. Я вглядывался в сумрак, пытался рассмотреть того, кто издал этот звук, но ветер с такой силой трепал кусты и деревья, что даже если бы через лес ломился разъярённый медведь, я вряд ли сумел бы отличить его от дерева.

Наконец, шум, производимый Изабелой, стих где-то вдалеке. Вечер с каждой минутой становился темнее, и мне отчаянно хотелось вернуться обратно в дом, пока я окончательно не потерял дорогу.

Как ни странно, возможность провести ночь, лёжа в козьем дерьме, рядом с самкой кита и поросёнком, начинала казаться необычайно соблазнительной по сравнению с одиночеством и штормом в лесу. Но пока не понял, что это за шум, я не смел шевельнуться.

Потом я услышал долгий протяжный крик. В своё время я достаточно такого наслушался, и мог уверенно сказать, что кричала женщина, страдающая и напуганная. Где-то далеко, но это точно была Изабела. Может, этот неведомый зверь поймал её и сжимает в когтях. Я едва не бросился в ту сторону, откуда донёсся крик, чтобы хоть как-то помочь девушке, но быстро опомнился. Если она ранена, даже мертва — разве не этого я хотел? Кроме того, кто знает, что за зверь на неё напал? Судя по дикому крику, это какой-то монстр, с которым никому в одиночку не справиться. Но мне повезло, что девушка отвела его от меня, и теперь, пока зверь занят тем, что пожирает её, самое время сбежать.

Потом на меня снова напал ледяной ужас. Если здесь бродил один монстр, так может, у него есть товарищ, или целая стая. От этой мысли по телу побежали мурашки, но всё же она подтолкнула меня к действию. Мне нужно пошевеливаться и прямо сейчас. Я, определённо, не намеревался провести ночь в одиночестве, в лесу, полном диких зверей. Если повезёт, остальные зверюги соберутся к трупу на запах крови.

Я осторожно встал и огляделся, стараясь понять, в какую сторону мне идти. Беда в том, что, преследуя девушку, я не слишком много внимания уделял ориентирам на местности, а в темноте одно дерево удручающе походило на другое, совсем не так, как при дневном свете.

Я всегда ненавидел дикую природу, и события этого вечера, определённо не делали её приятнее.

Я потихоньку выбрался из-за куста и неуклюжей рысью припустил обратно, как я надеялся, в сторону нашего каменного сарая.

Ветер кружил в ветвях, нёсся между деревьями, поднимал в воздух колючие спирали сухостоя и мёртвые листьев. Потом начался дождь, по листве застучали крупные тяжёлые капли. Я торопился, как мог, постоянно оглядываясь — а вдруг тому зверю уже надоела девчонка, он вернулся назад и теперь крадётся за мной. Но после того как я три раза споткнулся о корни и больно ударился о ветки, понял, что подвергаюсь смертельной опасности сломать ногу или нечаянно разбиться. Случись такое — и я окажусь лёгкой добычей любого хищника, который ищет еду. Поэтому я постарался сосредоточиться, и побежал со всех ног, выбирая просветы между деревьями.

Дождь лил стеной. Между темнотой и дождём я мог видеть теперь только собственную руку, белую как личинка, летящую передо мной, словно отделившись от моего тела.

Листья под ногами совсем промокли, несколько раз я оскальзывался, терял равновесие, приходилось хвататься за ветки, чтобы устоять на ногах. Наконец, я выбрался из чащи в подлесок. И тут же отшатнулся назад — в ушах взорвался рёв ветра и бьющих о берег волн. Я не смог увидеть наш дом, и уже стал бояться, что вышел из леса совсем на другой берег. На ближайшую дюну пришлось взбираться на четвереньках — иначе с бешеным ветром было не справиться.

Лёжа на животе на вершине холма, я вглядывался в побережье. Сквозь темноту и ослепляющий дождь виднелись пенные верхушки огромных и черных волн, разбивающихся о берег. Но рассмотреть так ничего и не удавалось. Я смахивал влагу с глаз промокшим насквозь рукавом.

Потом, к своему огромному облегчению, я их заметил — крошечные точки жёлтых огоньков, которые поднимались над водой, и снова тонули, скрываясь за огромными чёрными волнами. Я подождал, пока они не показались несколько раз, чтобы наверняка убедиться, что вижу корабельные фонари. Теперь я наконец-то понял, что вышел правее по берегу — конечно, если там, на волнах шторма не качался какой-то чужой корабль.

К тому времени, как я, в конце концов, отыскал наш дом и вломился внутрь через остатки деревянной двери, мои ноги, руки и лицо так вымокли и онемели от холода, что в продуваемом ветром сарае казалось тепло, как в летний полуденный зной в Португалии.

Меня встретили возмущёнными криками — вместе со мной в дом влетел ветер, поднял пыльную бурю, закрутив песок на полу и едва не погасив пламя маленького костра.

Купец поспешно бросился снова закрывать за мной дверь и запихивать в щели свёрнутые тряпки.

— Вы отыскали их? — потребовала ответа донья Флавия, преувеличенно кашляя.

Я молча стряхивал на пол воду. Разбитая черепица на крыше протекала в полудюжине мест, на песке образовывались мелкие лужи.

Вся компания сгрудилась, грея руки, вокруг маленького костерка в дальнем углу, над которым черепица, казалось, была целее. На краю костра булькал маленький котелок, ощутимо пахло солёной свининой и корабельными галетами.

— Ну? Видели их? — донья Флавия совершенно не желала замечать, что я промок как утопленник и едва жив от холода.

— Кого?

Зубы у меня начинали стучать. Я поплёлся к огню, бесцеремонно втиснулся между мальчишкой-поросёнком и его отцом, и присел на корточки, чтобы оказаться поближе к слабому пламени.

— Бедняжку Изабелу и Витора, разумеется, — ответила донья Флавия, описав руками небольшие круги, в знак того, что и слепой мог понять, кого нет.

Я был еще сильнее растерялся, если бы увидал Изабелу, сидящую у костерка, но я слишком промок и замёрз, чтобы заметить, кто тут ещё есть — кроме этой китихи, конечно. Её точно никто не пропустит.

— А разве их нет? В такой страшный шторм? Что же случилось? — Я старался притвориться растерянным соответственно случаю, и надеялся, что убедительно сыграл роль.

Но хотя отсутствие Изабелы для меня не стало сюрпризом, не могу сказать, что сильно расстроился из-за пропажи Витора. Если подумать, это просто верх справедливости — составитель карт не может найти дорогу. Я чуть было не захихикал, но, к счастью, мышцы лица слишком окоченели от холода, чтобы изображать улыбку.

Отец поросёнка угрюмо покачал головой.

— Когда сеньор Витор принёс дров для костра и увидел, что донья Изабела всё ещё не вернулась, он испугался, что с ней произошёл какой-то несчастный случай, или она не смогла найти порогу назад. Поэтому он пошёл её искать. — Он бросил взгляд в сторону двери, яростно трясущейся на ветру. — Боюсь, безнадёжное это дело. В такую ночь благородный жест мог стоить бедному парню жизни. — Купец поморщился. — Надо было и мне пойти вместе с ним, возможно вдвоём...