К повороту стоять! (СИ) - Батыршин Борис. Страница 11

IX. Тяжело в учении

Слитный грохот девятидюймовок безжалостно встряхнул монитор. В подбашенном отделении звук получился слабее, чем палубе или в башне, но и этого хватило, чтобы мичман Казанков на секунду оглох.

- Что застыл, храпоидол? - заорал артиллерийский кондуктор. - Подавай, язви тя в корень!

Матрос сноровисто зацепил железными клещами чугунную болванку практического снаряда, в котором пороховой заряд заменили песком. Двое других навалились на цепи; снаряд оторвался от тележки и поплыл вверх, в люк, прорезанный во вращающемся полике орудийной башни. Там его подхватили, уложили в кокор, накатили к казеннику и деревянной палкой с обитым кожей валиком дослали в камору правого орудия. Подали картузы дымного артиллерийского пороха; затвор масляно чавкнул, запирая канал ствола, а из погребов уже поднимали на лязгающем цепном подъемнике снаряд для второй девятидюймовки. Действие повторилось с точностью хорошо отлаженного часового механизма.

Наводчики уже крутили винты горизонтальной и вертикальной наводки, подправляя прицел, сбитый сотрясением выстрела. Мишень - сколоченный из досок и парусины щит на плотике - покачивалась на удалении семи кабельтовых [13].

- Пли!

Снова сдвоенный гром, снова судорога прокатывается по железному набору корпуса, от баллера руля до форштевня. Подпалубные помещения на секунду затягивает легчайший туман - взвесь водяной пыли, поднятая страшным сотрясением залпа.

Переговорная труба, соединяющая подбашенный отсек с мостиком, ожила, захрипела:

- Задробить стрельбу! Башню в походное положение!

Сережа воткнул кожаную пробку в амбушюр и бросил взгляд на указатель положения башни.

- Шабаш, ребята, отстрелялись! Олябьев, ворочай лево пять!

В подбашенном отделении загрохотало, залязгало. Клиновый механизм пришел в действие, центральная колонна, поддерживающая башню, толкнула многотонное сооружение верх, оторвала от вделанного в палубу железного кольца и приподняла - совсем чуть-чуть. Унтер-механик крутанул штурвал поворотного механизма, приводная цепь задвигалась, приводя в движение массивную медную шестерню, насаженную на опорную колонну. Ползунок указателя пополз по шкале, и мичман принялся вслух отсчитывать деления: «Один... Два... Три... Четыре... Шабаш!»

Снова лязгнуло, и башня тяжко села на опорное кольцо. Железный свод над головой ощутимо дрогнул. Сережа невольно вздрогнул: каждый раз, когда завершалась процедура поворота орудийной башни, он непроизвольно представлял, как та продавит палубу своими многими сотнями пудов, превращая людей в кровавые кляксы.

Знакомясь с устройством «Стрельца», Сережа в деталях изучил механизмы, изобретенные шведом Эриксоном для американского «Монитора». После чего, следуя совету старшего артиллериста, осмотрел и орудийные башни «Смерча». Это судно было заказано после «американских» мониторов, и при их проектировании учли недостатки и слабые места прежней конструкции. В том числе, и жалобы артиллеристов на загроможденность внутреннего пространства башен механизмами опоры и приводов, что создавало расчетам орудий немало неудобств.

Башни системы англичанина Кольза, стоящие на мониторах поздней постройки, двухбашенных «Смерче», «Русалке» и «Чародейке», а так же на башенных броненосных фрегатах, не имели эриксоновского подъемного механизма с центральным штырем. Вместо этого, башня опиралась на катки, а поворотные механизмы целиком были под палубой. Саму башню углубили в круговую нишу, что улучшало остойчивость судна и уменьшало размер цели, открытой снарядам неприятеля. Конструкция стала прочнее, поскольку у башен Эриксона наблюдались смещения механизма поворота при сотрясении от попаданий, а теперь самая уязвимая его часть, опорный контур, не подвергалась опасности при обстреле. Подача боеприпасов упростилась, да и в башне, не говоря уж о подбашенном отделении, стало не в пример просторнее.

Позавидовав артиллеристам «Смерча», Сережа поинтересовался, почему старые башни не заменили при модернизации, когда меняли на мониторе пушки и орудийные станки? Оказалось, что переменить системы вращения башни с эриксоновской на кользовскую невозможно, проще построить новый монитор. Но и старички-«американцы» при всех недостатках, еще годились в дело, так что, приходилось теперь маяться с их капризной и не слишком надежной механизацией.

Матросы, подгоняемые зычным рыком кондуктора, принялись приводить в порядок сложное хозяйство подбашенного отделения. Сделав, больше для порядку, пару замечаний, и, убедившись, что все делается в соответствии со строгими регламентами и наставлениями, мичман полез по железному трапу вверх.

Каким удовольствием было вдохнуть полной грудью свежий морской воздух - после духоты низов, полных угольного смрада, чада горячего машинного масла и пороховой гари, с которыми не справлялись вентиляторы!

Легкий ветерок задувал с норда; октябрь в этом году выдался студеным, обещая раннюю зиму. Лужицы на мостовых Гельсингфорса к утру покрывались тонким, ломким ледком. Вице-адмирал Бутаков, завершая навигацию, вывел свой отряд, две броненосные батареи и шесть мониторов, из Свеабога для практических стрельб. Результаты его вполне удовлетворили: корабли показывали уверенный процент накрытий; усталость людей и механизмов не привела к сколько-нибудь серьезным неполадкам. «Стрелец» имел лучшие результаты среди своих собратьев, заработав адмирал «Флагман выражает свое удовольствие». Повалишин улыбался, будто кот, отведавший сметаны.

«Вот, батенька мой, - твердил он мичману, - противники башенной системы твердят, будто кораблики наши не пригодны к длительным плаваниям. А хоть бы и не пригодны, так и что с того? Наше дело не океанские походы, а твердая оборона берегов Отечества, и тут уж мы всех за пояс заткнем, никакая волна помехой не станет!

И верно - несмотря на то, что пенные барашки свободно гуляли по палубе, захлестывая амбразуры, комендоры стреляли исправно и расколотили в щепки два щита-мишени. Повалишин на радостях посулил команде две призовые чарки сверх положенного.

«Стрелец» шел третьим в ордере, за «Единорогом» и броненосной батареей «Кремль», на которой держал флаг Бутаков. Волны, идущие со стороны Финского залива, били в левую раковину; белые, с косыми голубыми крестами Андреевские полотнища трещали на кормовых флагштоках. Мониторы, будто усталые лошади, торопились в Свеаборг. Оттуда отрад должен был перейти в Гельсингфорс и встать на долгий зимний отдых на бочках в Южной гавани.

Призрак войны с Англией витал над кронштадтскими фортами и бастионами Свеаборга; о скорой войне говорили в кают-компаниях и в кубриках, на приемах в офицерском собрании и в кабаках, где завсегдатаями матросы кронштадтского экипажа. Увы, в руководстве Балтийского флота не было единства, необходимого в преддверии грозных событий. В кают-компаниях поговаривали о ссоре вице-адмирала Бутакова с Великим князем Константином Николаевичем. Великий князь, покровительствовавший кораблестроителю Попову, автору проекта круглых броненосцев береговой обороны для Черноморского флота, старался в свое время продавить строительство третьего такого судна. Бутаков заявил тогда, что согласится построить еще одного уродца, ежели тот будет иметь ход одиннадцать узлов и сможет ходить до Константинополя. А когда Великий князь принялся возражать, вице-адмирал не выдержал:

«Пора, наконец, положить конец дурацким поповским экспериментам, и строить настоящий боевой крейсерский флот. Чтобы чувствовать себя в безопасности, мы должны иметь на Балтике шестнадцать быстроходных броненосных крейсеров, а на Черном море хотя бы два. Что касается самого адмирала Попова, то он сегодня только тормозит наше кораблестроение и чем скорое перестанет им заниматься, тем будет лучше для России!»