Корм вампира (СИ) - Макара Дэйв. Страница 111

— За месяц, что мы здесь… — Мэтт хрустнул пальцами и потянулся. — Ни одной зверюги, крупнее земной белки мы так и не встретили. Те группы, что уходили на пару-тройку дней, тоже опасного зверья не нашли. Вот и расслабились мы, если не врать. Скучно здесь.

— Крупного зверья и я не встречал. — Я уставился в пламя, пытаясь добиться у своего подсознания, увиденное мной в наркотическом бреду — было бредом, или все-таки на этой планете есть существа совсем не маленьких размеров. Крылатые. — Но скучать было некогда. Сперва — нервы, потом — голод, ну, а там и чертовщина всякая мерещится начала…

— После ягод?

— После. — Я качнул головой, соглашаясь.

— Олег… — Мэтт побарабанил пальцами по ежедневнику. — Сможешь ягоды описать?

— Вкус или последствия приема?

— Не смешно даже. — Мужчина тяжело вздохнул. — Здесь, в радиусе недели пути, только тайнобрачные и, ни о каких ягодах даже речи не было, ни у одной из команд. Либо ты врешь, Олег…

Ветка в костре "выстрелила", выбрасывая угольки во все стороны, словно предупреждая и пророча какую-то, пока еще отдаленную, беду.

И зубы свело, совсем как в тот, самый первый раз, когда пришлось понять, что оружие в кобуре это не статус, на власть и даже не ответственность. Оружие в кобуре — это выбор. Выбор совести, нервов и собственной правды. А я очень сильно не люблю делать выбор, стараясь всячески свалить это неблагодарное занятие на другого человека.

Тогда, "Стечкин" выпустил всю обойму и руки сами, как на занятиях, перезарядили оружие, подхватив выпадающий, пустой магазин и меняя его свежим, еще пахнущим маслом, а не порохом…

Ни похвалы, ни порицания, я так и не услышал.

Отчитался за потраченные патроны, купил бутылку коньяка и умыкнул Настену в гостиницу, подальше от родни, друзей и сослуживцев.

А на следующее утро — мир встал на свое место, потому что кто-то должен делать выбор. Очень здорово, если выбор — верный. Чуть хуже, если это стандартный выбор, не приводящий ни к чему. Много хуже, когда после него для кого-то останавливается время. Даже если на секунду. Или — навсегда.

— Обиделся? — Мэтт совсем не виноват, что у меня две жизни, одна из которых — давно прошла, оставив в качестве "подарка" намертво вбитое понимание того факта, что обижаться хоть на кого-нибудь, не стоит. Стоит либо сразу бить морду, сворачивая челюсть на бок, либо воспринимать человека, именно человеком. Можно сколько угодно ругаться, но если ругаются люди — они договорятся.

И мне просто не повезло — мой собеседник перестал быть человеком, заставляя сдвинуть пальцем предохранитель и нажать на спусковой крючок.

Это красиво обсуждать на "вопросах", попрекая человека, демонстрируя свою высокоморальность, человечность и милосердие. А надо сделать выбор. И тут уже становится понятно, что самый лучший выбор — не врать. Не врать, в первую очередь самому себе. Есть пистолет. Есть враг. Есть выбор. И врут церковники, отпуская грехи убийцам и врут психиатры, выгораживая маньяков. Они сделали свой выбор.

А я — свой.

— Я сделал анализ твоей крови. — Мэтт протянул мне свой ежедневник. — Маловато, конечно, данных, да и проба — мизерная была, но результаты — вот они.

Я уставился в странные закорючки, ни о чем мне не говорящие, плотно покрывающие две последние страницы, пожал плечами и вернул книжку владельцу, признавая свое незнание.

— Олег… Ты — чист. Ни единого следа посторонних веществ. — Мэтт усмехнулся. — В твоей крови, очень много чего нет.

— И, что это значит?

— Это значит, что тебе чистили кровь. Причем недавно, не больше суток назад, на момент взятия пробы. Чистили на хорошем оборудовании. — Мэтт положил записную книжку рядом с собой, взял крепкую на вид палку, обугленную с одной стороны, и принялся ворошить дрова в костре, поднимая вверх сонмы и мириады красных и желтых искр, пряча взгляд, за обыденным делом.

— Был провал. На сутки. — Говорить правду легко и приятно. Говорить правду человеку, слушающему тебя — легко. Говорить правду человеку тебе верящему — приятно.

Мэтт — не верил, но, хотя бы, слушал не перебивая.

Ну, а мне, того и надо. Заодно, все варианты, лишние, отсекаются. Это в спорах дохнет истина. А вот так, при вполне позитивном слушателе, очень даже точненько обрисовывается.

Если ты, конечно, не записной враль, если тебе нечего скрывать, и за пазухой нет камня.

…- В портал я влетел дней пять-шесть, назад. — Я тоже вооружился веткой и принялся задумчиво ковырять костер, за что и был мгновенно наказан: горячий уголек выскочил на свободу, подпрыгнул, как живой и приземлился на тыльной стороне правой кисти руки, плотно вкипая в кожу, оставляя после себя ожог и дикую боль.

— Здесь сутки короче земных… — Мэтт констатировал факт, в констатации которого я и вовсе не нуждался — часы я разбил совсем не давно, буквально перед встречей с "экспедицией".

— Ага, а ночи длиннее дня на три с половиной часа. — Я улыбнулся, давая понять, что не совсем дурак и мало-мальская наблюдательность мне присуща.

Хотя бы — по виду и роду деятельности.

Судя по молчаливому сопению, мою иронию оценили и теперь ждали продолжения банкета.

— За первый день отмахал километров десять, убираясь от болотистой низины, в которую попал. — Я вспомнил вонючую поверхность, по которой пришлось брести первое время и передернул плечами. — Голода особого не чувствовал, так что топал себе налегке, крутя головой. Там и нашел первые ягодки. Что называется — "лизнул и офигел" — ягоды, по вкусу, напоминали алычу, такие же мясистые и вкусные. Для начала попробовал сок, через пару часов — съел одну ягодку. Заночевал и поутру объел все дерево, настолько было вкусно.

Мэтт тяжело вздохнул и снова покачал головой, толи, не веря мне, толи, поражаясь моей везучести.

Только везучестью, на самом деле, тут и не пахло — обычная квинтэссенция "выживанца", накопленная за время нахождения рядом с Беном, старый опыт и здравый смысл, которым и жив род людской.

— Через пару дней, надоело просто блукать. Разобрал патрон, устроил себе костерок на котором запек птичьи тушки, что достались мне дуром — в отличии от меня, не спящего в ночи, эти пернатые сладко спали, причем выбрав для этой цели нижние ветви дерева. Одним хорошим ударом отвалил себе запасец мяса, на пару дней. Можно было и еще по браконьерничать, но совесть не позволила. — Птички оказались на диво вкусные, я вздохнул, вспоминая нежное птичье мяско, так и тающее во рту. — Одним словом, здесь не планета, Мэтт, а благодать божья. И пускать сюда "хомо сапиенса" можно только в наручниках, наморднике, а еще лучше — в смирительной рубашке. А какие тут закаты, Мэтт! Ты бы только видел!

Я смутился, заметив легкую улыбку, промелькнувшую на губах медика.

Ну да, он тут уже месяц ими любуется, а я…

Почесав затылок, полюбовался волдырем на руке, растущим буквально на глазах, вздохнул и вернулся к повествованию.

— Дня два… Или три — точно не скажу, словно в тумане все, распробовал зеленые ягодки. Скажу честно, не от голода, от любопытства — вокруг дерева стоял такой птичий гвалт, что проснулся во мне кот, любопытный, до безобразия. Ягодки выбирал надклеванные — они и по цвету отличались, кстати… Смачно зеленые, как оливки…

— Стандартно пробовал? — Мэтт подался вперед, проявляя заинтересованность. — Кожная реакция, сок, мякоть? Косточку разгрызал?

— Стандартно пробовал. — Подтвердил я. — Косточку, кстати, расколоть не подумал.

— И, что потом было?

— Потом был крепкий и здоровый сон, Мэтт. Вот только был ли это сон или я глюк поймал… Во сне сутки пролетели — раз. И разумные приперлись, с крыльями и клювами — два… Проснулся… А вокруг, вроде и все то же самое, да что-то изменилось. Вот и гадаю теперь… Может, есть у планеты хозяева? Разумные?

— Я думаю — есть. — Мэтт продел руки в рукава куртки и застегнулся, поеживаясь от предрассветного холода. — И, глядя на тебя — точно разумные. И кровь тебе почистили… И поближе к нам — перенесли. Но "бритву" пока еще никто не отменял. Так что, так что, так что…