Корм вампира (СИ) - Макара Дэйв. Страница 17

Федоров, связавшись с "Головой", изящно и легко объяснил смысл проблемы своему собеседнику, буркнул: "Не могу знать, но того, кто знает — знаю!" и ткнул мне свой кнопочный выкидыш "Нокии" под нос.

— Говори. — Потребовал "Голова" — Головин Эхнатон Амарканович, вечно ходящий по нашему зданию в щегольском сером костюме-тройке и не переваривающий курильщиков на дух. — Что предполагаешь?

— А и предполагать не буду… Сняли с реки, да и поставили на рельсы. Так что будет теперь ваш, простите, товарищ генерал-лейтенант, наш контейнер телепаться по железке со скоростью 40 км\ч, пропуская все встречные и поперечные. И, скорее всего, кто-то уже полюбопытствовал, что едет…

— Вернешься — старшего получишь. — Пригрозил мне Головин самым ласковым тоном, на который был только способен. — А если по-твоему окажется… Перепрыгнешь. Но и отработаешь, потом…

— … Генрих Мухаммадиевич Олегов… — Капитан-пограничник в задумчивости вертел мой паспорт переводя взгляд с фотографии на мой светлый лик. — это каких же кровей будете, Генрих Мухаммадиевич? Нежто — русский?

— Поляк, блин! — Вырвалась из моих уст чистая правда — польская кровь в моих жилах тоже водилась, не мешая, однако, над пшеками от души стежить при каждом удобном случае.

Хрюкнув, капитан поставил печать и козырнул, пропуская через рамку.

Отключенную, по причине прохождения нашей группы.

Вот ведь обидно-то что, у всех, паспорта на "левые" данные, а мне снова досталась "вариация" на тему моих собственных, родных, законно полученных при рождении.

— Ну, особо опасный, счастливого полета! — Напутствовал нас капитан и ехидно мне подмигнул.

Только в самолете, старом, добром "полста четвертом", до меня донесли смысл этой шутки коллеги, ткнув носом в заглавные буквы и улыбаясь во все шесть пастей…

Понимая, что обижаться на всех — обижалка порвется, присоединился к всеобщему веселью, настраивая себя на самые изуверские методы мести. Главное — не попасться! Иначе меня сдадут "Росомахе" и буду я снова приводить в порядок картотеку психических заболеваний сотрудников нашей и соседней, структур. Один и во вне рабочее время.

Две молоденьких стюардессы, видя, что в салоне сидят спокойные и ненапряжные люди, подготовились к худшему.

Лететь нам пять часов; промелькнувшие часовые пояса подарят нам запас времени, а опыт поможет решить проблему на месте. Скорее всего, кому-то придется сопровождать груз до упора, сдавая с рук на руки китайцам, на их границе.

"Ой, как же я-поезда-то-ненавижу!" — Признался я самому себе, но недостаточно тихо.

Федоров услышал.

И сделал вид, что спит.

Отправить меня с грузом он может, только не станет.

Не моя специфика.

Психология, портреты поведения, этюды и цепочки — вот это мое, это я. А погони, драки и стрельба — не с моей реакцией, уходящей в минус бесконечность. Я и "догонялки" выигрываю только потому, что каждый поворот сперва прохожу ножками, потом на велосипеде и только после этого — на авто. И очень медленно, нарабатывая и отсчитывая варианты, заготавливая своим соперникам ловушки и отсечки.

Астана встретила нас мерзким, мелким дождиком, залитыми по щиколотку водой, улицами и известием, что контейнер вновь открывался. Только в этот раз, датчик добавил "от себя" код нарушения целостности упаковки, а затем подох, оставляя нам на память координаты своего последнего срабатывания.

"Коллеги" приняли нас в теплые объятия, сдвинув погранцов в сторону, словно мешающую табуретку.

Пока нас поили крепким чаем с домашними баурсаками, казы и свежей зеленью, Федоров общался со старым знакомым, при закрытых дверях, в кабинете начальника аэропорта, бледного, возмущенного и оттого работающего челюстями, словно его год недокармливали.

Прислушиваясь к знакомой с детства речи, просто тащился от того, что глобальных изменений так и не наступило. Те же люди, те же чиновники, прижимающие к отвисшим брюшкам свои драгоценные портфели, те же авто и те же, родные, госномера.

Пластая казы и потягивая неторопливо обжигающий чай, устроил себе маленький праздник живота, сгоняв за "Рахат"-овской шоколадкой, в синенькой обертке.

Окна комнаты безопасности выходили на стоянку, утыканную разномастными авто. Вереница прибывающих\убывающих спешила прибыть\убыть, местные спешили по своим делам, прикрываясь разноцветными зонтами, колышущимися от порывов степного ветра.

Убитый кондиционером воздух, стерильный и безвкусный наполнял легкие и вызывал протест всех моих душевных струн. Уже потертая тяжелыми задницами обстановка, два сейфа и шкаф с зеркальными дверцами, в которые так приятно засадить кого-нибудь головой.

— Кенесхан Оразгазинович! — В дверь, без стука вошла молодая женщина и замерла, изучая присутствующих. — Сказали, что только Вам решать, что делать с 205-м!

— Во имя Аллаха… — Начал мужчина, смутился и почесав нос, взял со стола салфетку. — Да и пусть на них…

Женщина сурово изогнула бровь, и я не выдержал.

— Привет, соседка!

— Мать честная… — Ахнула Алия и в два шага оказалась рядом. — А болтали, что спился!

Судя по широким глазам всех за нами наблюдающих, мы что-то делали не так. Вот только для двоих, знающих друг-друга лет с пяти-шести, бегавших в одном дворе и учившихся в одном классе с первого и по одиннадцатый класс, сидевших на соседних партах, "вечных пионеров", чужое мнение далеко побоку.

Мы и расцеловались и по обнимались, забрасывая друг-друга вопросами и перескакивая с пятого на десятое, вспоминая одноклассников и соседей.

Хорошее у нас было детство. Чистое и незамутненное. Пропахшее запахом "застоя" и осенних листьев, которые мы каждый год сгребали в соседнем парке, всей школой, в порядке "уроков труда" и шефской помощи; вкусом булочек за три копейки и рогаликов за пять, с очумительно хрустящими на зубах, кончиками и газировкой с сиропом за три копейки, без сиропа — за копейку. С дисковыми телефонами и двухкопеечными монетами на нитках…

Юность у нас была не очень, выпав на лихие 90-е, но и в них мы жили, дышали полной грудью и рассказывали о стрельбе в "летнем саду" с замиранием сердца и причастности к тайне.

Решив для себя, что в отпуск выдерну Настену на Бухтарму, а заодно и проведу по местам "очень боевой славы", обменялся с Алиёй номерами телефонов и вернулся к своим, клятвенно пообещав отдать ее номер родителям и передать приветы. Ну, и в гости заезжать — Алия протянула бумажку с адресом и исчезла за дверью, оставив после себя целую бурю воспоминаний, эмоций и запахов.

— Тебя куда не отправь — везде друзей найдешь! — Федоров не злился, так, констатировал факт. — Ну ладно, понимаю Томск, Барнаул, Новосиб — Казахстан рядом. Но в Москве, в Питере! Отправили в Краснодар — местные пищат: ваш уже полгорода знает и нос сует. Послали в Кенигсберг — так и там у него волосатая лапа оказалась! В крепость, без сопровождающих, с какими-то мутными личностями полез! А грохнули бы?

— Да, кто грохнул бы? — Шмыгнул носом, я. — Все ж свои, в конце-концов!

— Молчать. — Остановил меня "Старший", обжигая взглядом синих, как морская вода, глаз. — Может тебя украинцам подбросить?

— Испугали… У меня во Львиве родня… — Признался я, не чуя беду под ногами. — И дальше, в Кракове, тоже можно поискати…

— В Антарктиду… К белым медведям… Там, надеюсь, родни не будет?

— Это Вы, товарищ полковник, самого главного не знаете! — Поднял вверх указательный палец наш первый на деревне, боевик. — У него все знакомые — бабы!

— Женщины. — Сразу поправил я. — Среди моих знакомых, "баб" нет.

— Интересно, как твоя супруга тебя еще не кастрировала?! — Федоров смотрел на меня с таким чистым и наивным удивлением, что стая мурашков пробежала по спине. Сперва к голове, но когда до них дошло, что в нашей профессии чаще всего, сперва страдает именно голова, дружной колонной потопали в сторону задницы, надеясь если и не отсидеться, то эвакуироваться.