Чистый углерод. Алмазный спецназ-2 - Бушков Александр Александрович. Страница 28
Так-так-так… Сто раз читанный набор трескучих лозунгов: земля будет гореть под ногами империалистов и их прислужников… долой всех на свете эксплуататоров… встает заря свободы… в общем, революционный пожар бушует по всей Галактике.
А это уже конкретика: Революционный Фронт генерала Рамадоса (генерала, фу-ты, ну-ты, ножки гнуты!) торжественно извещает, что с этого дня расширяет арену борьбы с мировым империализмом, проклятой буржуазией и прочими реакционными гидрами, которые вскорости заплачут горькими слезами, а там буду! окончательно изничтожены возмущенным народом в лице его лучших представителей типа революционных фронтовиков генерала Рамадоса. Короче, трепещите, халдеи.
Для Мазура, знатока африканских дел, все было просто и понятно, как перпендикуляр. Ничего нового, ничего удивительного. Рамадос подыскал-таки спонсоров (которыми могут оказаться кто угодно) — и решил шагнуть на ступеньку выше, резко повысить статус. У этой публики свои понятия, иерархия и система ценностей. Фронт — гораздо круче отряда… Лубебо — дыра жуткая, но это все же, как ни смотри, город. Партизаны устроили налет на город, разгромили жандармскую казарму, вероятнее всего и заложников взяли. Это уже гораздо престижнее, нежели обстреливать из зарослей воинские машины, валить телефонные столбы, закладывать мины на магистралях и грабить «реакционные» деревни. Есть основания ожидать притока и новых сторонников, и спонсорских денег… Если…
По ступенькам сбежала Мадлен, подошла к нему. Личико у нее было сумрачное.
— Заложников взяли? — спросил Мазур.
— Ага, человек десять. И Нильсенов, — она, несмотря на всю угрюмость, фыркнула. — Ингрид, может, и понравится, потом только сообразит, что СПИД ей гарантирован: И четырех девочек увели. Двух инженеров убили под горячую руку. И знаешь… Они отобрали не просто инженеров или техников, а тех, кто поважнее, на серьезных должностях, без кого работа если и не встанет, то здорово осложнится…
Интересно девки пляшут, подумал Мазур. Такой отбор не проведешь импровизированно, в ходе налета — никто сюда не берет служебные удостоверения с указанием должности. Нужно иметь агентуру на шахте, продумать все заранее, чтобы не хватать мелкую рыбку. Работа если не встанет, то здорово осложнится… Значит, требования будут не политические, а чистой воды экономические — то бишь вульгарно потребуют выкуп, и немалый. Концерн, скорее всего, раскошелится — так рациональнее, чем надеяться, что военные или жандармы переловят этих болотных племянничков Качаны и освободят ценных специалистов. Прецеденты известны…
— Четырех девочек увели… — повторила Мадлен. — Я всех знала, мы все друг друга знаем… — она передернулась. — Как хорошо, что ты решил там не ночевать…
Уж это точно, подумал Мазур. Попали бы под раздачу — с непредсказуемыми последствиями. Что ж, мания подозрительности себя оправдывает — если ее лелеять в разумных дозах…
— Что с девочками будет… — печально протянула Мадлен. — Нет, я прямо сейчас побегу собираться. Провались он в болото к Качане, этот городишко… А ты клевый. С тобой было интересно.
— С тобой тоже, — сказал Мазур.
— Ну, пока. Авось судьба еще сведет…
Она чмокнула Мазура в щеку и направилась прочь — без всякой танцевальной походочки, какой расхаживала «при исполнении», размашистой, деловой походкой крестьянки, торопившейся на поле к созревшему урожаю.
Мазур смотрел ей вслед с налетом легонькой грусти. Занятно, но девчонка ему и в самом деле чем-то понравилась. Шлюха, конечно, высшей пробы, но в своем роде личность. С ней и в самом деле было интересно — на ее месте могла оказаться какая-нибудь тупенькая, с которой не поговоришь, наоборот, приплатишь, чтобы открывала рот исключительно для известных процедур. А Мадлен — интересная девочка. Очень может быть, и приподнимется изрядно в своем древнейшем ремесле, за последнее столетие обогатившемся еще и техническими новинками вроде фотографии, глянцевых журналов и фильмов. Встречал он однажды на той стороне Атлантики неглупую хваткую девочку, ставшую из начинающей актриски звездой, получившей потом не одного «Оскара». Она, правда, не имела никакого отношения ни к проституции, ни к порнографии, но механизм успеха, в принципе, везде одинаков. В мире Мадлен большинство тружениц постельного фронта так и остается вечными пролетарками, но некоторым удается и разбогатеть. У порнофильмов есть свои кинозвезды, как и у фотомоделей того же полета, а у девочек по вызову — своя аристократия, работающая отнюдь не за гамбургер и мятую четвертную…
Добравшись до здания, где располагались жандармы, он еще издали увидел толпу человек в триста, сгрудившуюся на некотором отдалении — и вместо антенны на крыше лишь подставки. Антенну, конечно, как и опасался капитан, первым делом срезали густыми очередями.
Он оказался тут единственным белым. И, не раздумывая, двинулся напролом, как кабан через камыши, кого бесцеремонно отпихивая левым плечом, кому поддавая под коленки или по заднице тяжелой сумкой. Куртку он заранее распахнул, чтобы арсенал на поясе предстал во всей красе. Ушибленные им яростно оборачивались, готовые порвать на тряпки или как минимум обматерить в семь этажей с чердаком — но узрев круто вооруженного белого, вмиг сникали и расступались, пихая соседей.
Мазур довольно быстро протолкался в первый ряд. Ах, вот оно что… На пустом пространстве меж толпой и оградой, шириной метров в пятнадцать, расхаживали, пыжась и важничая, два местных полицая, вида самого похабного: форма мятая и кое-где в пятнах непонятного происхождения, фуражки нахлобучены кое-как, словно махновские папахи, револьверы на пузе, ручаться можно, с позапрошлого года не чищены. Объявились, суслики. Отсиделись где-то в безопасном местечке, а когда опасность исчезала совершенно, вылезли и стали всем напоминать, что они — представители власти. Ровно половина полицейских сил Лубебо. Вторая половина, скорее всего, гораздо более пессимистически смотрит на жизнь и до сих пор ховается по чердакам или подвалам. В том числе и начальник полиции, один из четырех — Мадлен мимоходом упоминала, что он в чине капрала, а у этих двоих погоны лысые.
Мазур неторопливо двинулся прямо на них. Один неуверенно попытался заступить ему дорогу, но Мазур рявкнул:
— Смирно! На первой пальме повешу, сволочь!
Полицаи шарахнули, оба попытались принять стойку «смирно», но вряд ли слышали о существовании таковой, так что получилось у них поганенько. Пройдя еще несколько шагов, Мазур остановился.
Здание не загорелось, но там и сям из разбитых окон еще выползали тонкие струйки пахнущего горелым тряпьем дыма. У ограды — россыпь пустых стеклопластиковых тубусов от одноразовых гранатометов, повсюду россыпи разнокалиберных гильз. Ага, труп в камуфляже, и вон там, и еще… С дюжину нападавших жандармы все же сумели отправить в который-то из Соседних Миров. Есть, конечно, старое правило, гласящее, что нападающий теряет в три раза больше людей, чем засевший в обороне, но оно не всегда работает. И уж тем более не в таких условиях, когда осажденных буквально забросали выстрелами из гранатометов, а ответить было нечем…
Вот они… Нападавшие не особенно и торопились, если сумели все это устроить. На острые концы старинной чугунной ограды насажены отрубленные головы. Без сомнения, все умышленно оформлено в стиле черного юмора. Слева направо — согласно субординации: капитан Амбатене, лейтенант Очома, капралы Сантуш и Бучар, а дальше сплошь незнакомые… нет, вон те трое изображали на автостраде армейский патруль…
Мазур стоял, кривя губы. На всех широтах одно и то же — честная солдатская смерть незатейливого облика. Будем надеяться, что этих парней приютил Большой Лунный Бегемот. Если только он есть. Мазур подумал, что немало его боевых товарищей теперь знают совершенно точно, что там — если только там все же что-то есть. Возникает подозрение, что им — да и ему самому — гораздо больше понравилось бы у Лунного Бегемота, чем сидеть с арфой на облачке и тренькать на ней, как заведенный. Хотя, конечно, если все же что-то есть, наверняка обстоит как-то иначе, ни дурацких арф, ни пухлых облачков, что-то другое…