Осень Овидия Назона (Историческая повесть) - Моисеева Клара Моисеевна. Страница 23

Ксанф радостно приветствовал афинян. Он всех пригласил в свой дом, чем несказанно обрадовал Фемистокла.

Дом Ксанфа напоминал небогатое жилище ремесленника из предместий Афин. Больше всего Фемистоклу понравился просторный двор с небольшим бассейном и ветвистыми яблонями над ним. Высокая каменная ограда отделила двор от узкой улочки, где жили ювелиры и златошвеи. Улица Ювелиров расположилась на вершине горы, поблизости от храма Аполлона, и достаточно было выйти за ограду, чтобы увидеть колоннаду храма и плещущееся море у подножия горы.

— Было бы оно синее, и можно бы сказать, что мы в Греции, — пошутил Андрокл, глядя в морскую даль. — Хорошо бы жить у моря.

— Я знаю человека, который продаст тебе дом, — сказал Ксанф, когда Фемистокл спросил, найдется ли для них жилище. — Есть у меня знакомый человек, владелец нескольких судов, он задумал переехать в Херсонес и продает свой дом. В Херсонесе большая торговля хлебом и есть возможность обогатиться.

— Кстати он задумал переехать в Херсонес! — обрадовался Андрокл.

— А нам не придется переезжать в другой город? — спросил Аристид. — Ты думаешь, Ксанф, что найдется для нас работа?

— Не сомневайтесь! Уже завтра начнете плавить золото в своем новом доме. Для ювелиров здесь много дела. Да не только для ювелиров.

Уже через несколько дней они переехали в дом у моря. Братья засели за работу. А Фемистокл стал искать ученых, чтобы заняться перепиской.

Лето было в разгаре, когда Фемистоклу представился случай послать письмо Дориону. Он писал:

«Любезный сын мой, Дорион! Пишу тебе из Боспорского царства. Представился мне случай переслать тебе письмо. Надеюсь, оно порадует тебя. Прошло ведь не так уж много времени, а мы уже обосновались в славном городе Пантикапее. У нас появился добрый друг в лице Ксанфа. Этот искусный ювелир и отличный человек из греков весьма помог нам своими добрыми советами. Он нашел хозяина, который продал нам дом. Надо тебе признаться, что я стал владельцем дома в долг. Не было у меня и обола, когда мы высадились на чужой берег. Славные мои спутники, Аристид и Андрокл, имели деньги и внесли оплату, а я обязался им выплачивать свою часть по мере того, как буду получать за свою работу. А работы для меня здесь достаточно. Много оказалось здесь, в Пантикапее, грамотного люда. Я встретился с грамматиками, риторами и судьями. Есть здесь поэты и философы, которыми гордится Пантикапей. Всем им нужен искусный переписчик, и занятий для меня хватает на весь светлый день. Только в сумерках я откладываю свое перо и свитки, заполненные всякими премудростями.

Ты спросишь, а как чувствуют себя сестры. Я скажу — привыкают. Здесь жизнь другая и небо другое. Однако ко всему можно привыкнуть, стоит лишь рассудить по справедливости о том, что хорошо к что плохо. С моря дуют холодные ветры, бывает и так. Но есть для этого шерсть и умение сшить теплый плащ. Не растут здесь оливки, но и без них можно прожить. Впрочем, мы взяли с собой такой запас соленых маслин, что хватит до конца года. Здесь не так много красивых храмов и не такие прекрасные святилища. Но что делать?

А дом у нас хороший, удобный. Половину заняли братья, половину — мы. Даже для тебя есть хорошее помещение с видом на море. А люди местные, из скифов и сарматов, понравились мне своей простотой и искренностью. Иные говорят по-гречески и ведут торг со здешними греками. Был случай, ко мне обратился с делом один богатый землевладелец из скифов, очень он смышлен, хоть и не знает грамоты. Я писал для него договор на продажу пшеницы и скота. Он мне понравился своей приветливостью и щедростью. Представь себе, уплатил больше назначенной суммы. «Тебе нужно для заведения хозяйства», — сказал он мне.

Я часто вспоминаю наши Афины. Мы лишились красот и прелестей нашей прекрасной земли, но мы обрели здесь полную свободу и возможность добывать свой хлеб без унижения. Послушал бы ты, как со мной разговаривают люди, которым я сделал хорошую работу. Как они благодарны и рады моему приезду. Это ли не награда, мой Дорион?

Должен сообщить тебе радостную весть. Наши спутники, достойнейшие молодые люди из Афин, пожелали избрать себе в жены твоих сестер. Я просил отложить свадьбу, чтобы заработать на приданое, но братья торопят меня. Боюсь, что я стану должником на долгие годы. Но откладывать не хочу, как бы не раздумали. Аристид и Андрокл великие труженики. Они не знают безделья и умеют копить деньги для пользы дела. Скупости я пока не приметил за ними. Не хотел бы я такого открытия для себя. Нагляделся я на скупых в своей рабской доле. Для них нет радостей в жизни. Только и думают, что о звонкой монете. Помнишь, сынок, я всегда приучал вас не быть скупыми, не жадничать. Я думаю, что все вы у меня поняли, что щедрость украшает жизнь.

Я буду ждать от тебя вестей, Дорион, с великим нетерпением. Я не жалею о том, что предпринял такое трудное и далекое путешествие. Будем надеяться, что и впредь не пожалеем об этом.

Скоро ли тебя отпустит твой господин Овидий Назон? Приезжай скорее. Вот когда настанут счастливые дни!»

Судовладелец Никострат собрался в обратный путь в Пирей через два месяца после того, как причалил к гавани Пантикапея. Он взял письмо у Фемистокла и обещал через знакомых рыбопромышленников переслать его Дориону в Рим.

— Возможно, что сын мой обратится к тебе с просьбой взять его на корабль, — просил Фемистокл, — не откажи ему, будь другом.

Возвращаясь домой, Фемистокл остановился на агоре, чтобы купить провизию для дома. Как в любом греческом городе, рынок соседствовал с храмом и судом. Здесь не было тех прекрасных аллей платанов и тополей, которые украшали агору в Афинах. Здесь не было мраморных статуй великим правителям Афин, но были памятники достойным людям Пантикапея, были статуи знаменитых полководцев. Рынок был оживлен, торговали живой птицей, овощами, пшеницей и горшками. Торговали одеждой и обувью, упряжью и конями.

Проходя горшечный ряд, Фемистокл вдруг услышал, как кто-то его окликнул. Он услышал свое имя, но не поверил, что здесь кто-то его знает. И вдруг к нему подошел маленький сухонький человек с длинным носом и большими темными глазами. Он бросился к нему, обнял, похлопал по плечу. Потом отошел, полюбовался и с радостным смехом воскликнул:

— Фемистокл, мой сосед с Керамик, как ты здесь очутился? Я глазам не верю, словно мы в Афинах, у своего дома. Какая мне радость!

— Гордий, мой сосед! Возможно ли? Кто бы мог подумать, что ты здесь, Гордий. Двадцать лет я покупал у тебя горшки в Афинах. Не сон ли это? Будто я стою у твоей лавки. Но я вижу тебя на агоре в Пантикапее. Я не ошибся, мой друг. Какое это счастье! Как же случилось, что я не знал о твоем отъезде? Должно быть, мне помешали мои заботы повара. Ведь не было меня на Керамике по целым неделям. Я все кормил богатых обжор. Угождал их животам, да так усердно, что не видел никого. И мне в голову не пришло, что сосед мой Гордий укатил в эдакую даль.

— Я уже три года леплю горшки для жителей Пантикапея, — рассмеялся Гордий. — Если бы ты знал, какая мне радость увидеть тебя здесь, на агоре. Словно я очутился на родной улице. Признаюсь тебе, трудно привыкнуть к чужой земле. Весь город здесь греческий, а все не то. Я думаю, оттого, что мы, афиняне, привыкли к таким красотам, каких нет на всем белом свете. Бывало, идешь мимо Акрополя, и сердце радуется. Позабудешь свои беды, когда блеснет перед тобой шлем Афины. Там у нас столько всего уготовлено для души! Когда имеешь все это, то и не ценишь. А вот когда нет с тобой того привычного, знакомого тебе с детства, — душа ноет. Но что-то я заскулил. Как старый пес. Непристойно мне жаловаться, дела у меня идут хорошо. Скоро вместо этой холщовой палатки я построю себе лавку. И будут стоять на полках красивые горшки и амфоры. На всякий вкус. Скажи мне, что привело тебя сюда? Надеюсь, ты откупился и теперь свободным человеком живешь в Пантикапее?

— Афина-покровительница благословила меня и моих дочерей. Мы свободны. Теперь мы снова твои соседи, да так неожиданно. Я и не знал, что ты покинул Афины. Почему? Впрочем, у каждого свои причины. Когда подумаешь о них, то кажутся они очень важными. А мне захотелось почувствовать себя полностью свободным. Я откупился с величайшим трудом, с громадными усилиями, а оставшись в доме госпожи, был бы на привязи, как тот пес.