Мертвая зыбь (СИ) - Денисова Ольга. Страница 47

Стоять оказалось еще трудней, чем идти, - Олафа качало во все стороны, на ходу это было не так заметно.

Врач пробежал протокол глазами, кивнул и вернул листок капитану. Тот долго смотрел на половинки флага, на листок - будто забыл о существовании Олафа. Но потом все же поднял лицо и брезгливо произнес:

- Ёур наме?

Ну не до такой же степени…

Кэп повернулся к карлику-врачу. Сказал, что говорить с варварами нетрудно, надо лишь произносить слова так, как они пишутся.

Скрывать свое имя смысла не было.

- Олаф, Сампа, - прозвучало это невнятно, потому что он боялся разжать зубы. - И я не варвар, а гиперборей.

- Вы лекарь, Олаф? - спросил карлик по-английски, пропустив вторую часть ответа мимо ушей.

Олаф ответил, что он врач-танатолог, не удержавшись от усмешки - правда, жалкой и кривой. Сидевший посмотрел на него (с сомнением?) и оглянулся на своего товарища. Тот кивнул и сказал, показывая на тело Гуннара:

- Это профессионально сделанная аутопсия.

И добавил про медицинское заключение и цифры в нем: рост, вес тела и отдельных органов.

- И сколько весит сердце варвара? - Наверное, кэп хотел пошутить.

- Это медицинское заключение о вскрытии Шульца, - ответил врач.

Как мешали маски на лицах! Мало того, что Олаф плохо понимал их язык, он еще не видел их глаз… Кэп поднял голову и посмотрел на Олафа пристальным взглядом. Во всяком случае, долго не опускал лицо.

- Вот как? Вы уверены?

- Сто шестьдесят сантиметров - это пять футов и три дюйма, рост Шульца. Я не видел варваров такого роста.

Зачем надо было почти целые сутки приводить остров в порядок, чтобы потом прихватить с собой протокол вскрытия карлика? Впрочем, тело Гуннара спрятать получше все равно бы не удалось. Стоило разобрать лагерь и сделать вид, что тут уже побывали гипербореи? Пожалуй, это было бы правильней. Но хорошие мысли всегда приходят в голову слишком поздно…

- Можешь перевести на английский вот эти записи? - кэп протянул Олафу протокол.

Олаф пожал бы плечами, если бы мог. Попытался все же отпустить локоть и протянул перепачканную кровью ладонь к листку. Но вовсе не от боли, полоснувшей по мозгам, вернул левую руку на место и покачал головой - они хотят знать, что ему известно о них. Если этот человек называет Олафа лекарем - он имеет очень смутное представление о гипербореях. И, должно быть, не очень умен: ведь сидит возле ветрогенератора, держит в руках бумагу, а не бересту… Военные никогда не отличались особым интеллектом, не стоит делать вывод об умственных способностях карликов, столкнувшись с нелучшим их представителем - врач, например, показался Олафу куда сообразительней. Вряд ли на остров отправили стратега или психолога - произвести зачистку и демонтировать радары может и солдафон.

- Попытайся. В общих чертах, - ласково кивнул карлик.

Олаф покачал головой и сказал, что не говорит на допотопном английском. Эта фраза вызвала у карлика притворный интерес и неприкрытый сарказм.

- О, а есть какой-то еще английский? Ты его знаешь?

Олаф, как умел, пояснил, что на новом английском говорят варвары, но это примитивный язык и имеет с допотопным английским мало общего. Он не угадал, что короткий жест капитана - это приказ конвоиру, в правое плечо ударил тяжелый приклад, очень сильно, гораздо сильней, чем его пинали ботинками. Олаф рухнул на колени, завыл и согнулся.

Кэп равнодушно обернулся к своему товарищу-врачу и сказал:

- Вы видите? Я же говорил, они почти не чувствуют боли.

- Возможно, это такой механизм адаптации… - не очень уверенно пробормотал в ответ врач.

Олаф вскинул лицо, скрипнул зубами и сказал, с трудом подбирая слова:

- Вы же медик, как эта глупость пришла вам в голову? Потеря болевой чувствительности ведет к быстрой смерти, особенно в неблагоприятных условиях.

Врач отшагнул назад, покачал головой в испуге и сказал капитану:

- По моему мнению, вы заблуждаетесь. Он испытывает боль. Но он не показывает этого.

- Почему? Зачем ему это надо? - Кэп воззрился на товарища, как на дурачка. По крайней мере, Олафу так показалось.

- Это часто встречается во многих примитивных культурах. Как правило, воинственных. Викинги, спартанцы… Но давайте лучше спросим у самого варвара.

- Я не варвар, я гиперборей… - сквозь зубы сказал Олаф. - И так у нас принято, да.

- По-моему, он прекрасно понимает английский и вполне сносно на нем изъясняется, - ответил капитан и снова подал знак конвоиру.

От второго удара прикладом Олаф едва не потерял сознание: накатила дурнота, а с нею - отчаянье. И еще страх, непреодолимый страх перед новой болью. Выбитые прикладом зубы и раздробленные пальцы? Выдавленные глаза? Мысль о том, что Планета помогает сильным, от отчаянья не спасла.

И все же Планета помогает сильным. Тем, кто не рассчитывает на ее помощь. На шельфе скорость Большой волны не так велика, как в океане, но если она появилась на горизонте, ни одно судно не успеет уйти на безопасное расстояние от берега. Для того и существует метеослужба, чтобы заранее предупреждать о цунами.

Капитан поднялся со стульчика - мог взглянуть на Олафа, стоящего на коленях, сверху вниз, - сделал шаг вперед и заорал:

- Где тела моих людей? Где остальные записи? У меня нет времени на глупые игры!

Олаф прикрыл глаза и заранее сжал зубы. Сам дурак - не надо было брать с собой протокол, даже машинально. Удар пришелся в скулу, рассек кожу, тряхнул голову. Но в плечо было больней.

Карлики, должно быть, никогда не видели приближения Большой волны к берегу, потому что не обратили внимания на чуть приподнявшийся горизонт, не почуяли замершего ветра, не услышали безмолвия, которое наступает перед приходом цунами. Какой бы мощной ни была их железная лодка, для океана это игрушка. Олаф подумал, что на субмарине еще много карликов, и все они погибнут через несколько минут, и, несмотря на малый рост и неумение дышать, они тоже люди - он видел, что внутри они такие же люди. Око за око - не самый лучший закон и далеко не всегда справедливый. И подумал Олаф не о мести, а о том, что субмарина атакует любой катер, который попытается подойти к острову.

Впрочем, его предупреждение ничего не меняло - лодка не успела бы отойти от берега. Он лишь смотрел на горизонт, и усмешка сама собой кривила губы - нехорошая, злорадная, с ощущением собственного превосходства над глупыми напыщенными карликами, вздумавшими пойти против избранников гневной Планеты.

Капитан не заметил усмешки Олафа, снова сунул ему в руки листок с протоколом, и Олаф его взял.

- Хотите знать, что здесь написано? - не глядя в протокол спросил он. - Здесь написано, насколько мы сильнее вас. Насколько вы жалкие рядом с нами, насколько уязвимые. Потому что наших предков выбрала сама Планета, а ваши предки за деньги купили себе жизнь. Стоит только порвать трубку кислородного концентратора…

Карлик непроизвольно потянулся к маске, в спину уперлись дула автоматов - услышали. Поняли. Испугались. Большая волна приближалась неумолимо, вздыбившийся горизонт теперь трудно было не заметить.

Кэп оглянулся. Не сразу догадался, что происходит, но когда понял, вскочил, замахал руками тем, кто был на берегу, - и они заметались в панике, кто-то бросился к шлюпкам, кто-то побежал от кромки воды наверх. Карлик выхватил из нагрудного кармана черный брусок, который осветился в его руках, и кричал в него «Цунами! Идет цунами! Уходите!» Наверное, это была рация.

Олаф видел, как карлики бегали по палубе субмарины, как запрыгивали в раскрытые люки, но прошло не меньше минуты, прежде чем корпус лодки дрогнул - еще не все люки были задраены, - и она рванулась в сторону, параллельно волне. «Не уйдет», - подумал Олаф безо всякого сочувствия, а пожалуй и с торжеством.

Мало кто способен равнодушно отвести взгляд от Большой волны, когда она накатывает на берег. Олаф видел сотни Больших волн и все равно смотрел на них как завороженный. Все смотрели на них завороженно.