Звезда в тумане (Улугбек. Историческая повесть) - Парнов Еремей Иудович. Страница 28

Народ не сохранил памяти о «Сорока девах». Холм Кухек навсегда остался для него холмом обсерватории. Более того, подробные записи обо всем, что касалось этого непревзойденного шедевра древней астрономии, оставили нам знаменитейшие историки тех времен.

Различные историки только дополняли друг друга. Более того, все тот же арык — он и теперь называется Абирахмат — огибал заброшенный холм, и, сколько помнили старики, чайхана все так же стояла у самой воды.

И все же точное местонахождение обсерватории долго оставалось неизвестным. Дожди и ветры обнажали время от времени яркие брызги глазури и куски обожженной глины. Но разве не погребла эта серая пыль блистательные фрески Хорезма и Согдианы, языческих идолов тюркского каганата и лукомских будд с бессмертной и равнодушной улыбкой? Все смешала эта горючая и сухая земля. И не узнать теперь, осколок какой культуры оживал вдруг ослепительной солнечной точкой.

Медленно и сонно текли века над каменистым холмом. Люди молитвой встречали и провожали солнце, а скорпионы и ящерицы тихо шуршали среди колючек, карабкаясь на те непонятные серые груды, какими возвращаются в лоно природы-праматери творения рук человеческих.

Лишь в 1908 году самаркандский археолог В. Л. Вяткин обнаружил под этими грудами руины знаменитой обсерватории. На это открытие его натолкнул случайно обнаруженный вакуфный [93] документ XVII века. В «Отчете о раскопках обсерватории мирзы Улугбека в 1908 и 1909 гг.» Вяткин писал:

«В числе описанных границ земельного участка и холм обсерватории („тал-и-расад“), и известные в настоящее время под теми же названиями арык Абирахмат, и местность Накши-Джаган. Документ этот давал настолько точные и вполне определенные указания на место расположения обсерватории, что отыскать в натуре холм, упоминаемый в документе, трудности не представляло».

Есть что-то непостижимое в тех роковых нитях, которые связывают порой через пространство и время людей. Они устремляются вдруг от живых, нетерпеливых сердец к тем, чьи останки давным-давно занесены песками забвения. С того дня, как безвестный до того провинциальный археолог наткнулся на старинные документы, жизнь его уподобилась ежедневному подвигу. Установилась та таинственная связь. Звезда Улугбека снова взошла над пыльными, посеребренными луной развалинами. Раскопки стали для Вяткина делом всей жизни. Все остальное отошло куда-то, потонуло и угасло…

Теперь он лежит в той самой земле, на вершине холма, рядом с выстроенным недавно Музеем Улугбека, возле чудного мраморного секстанта, который отнял он у небытия…

Во время раскопок нашли множество разноцветных глазурованных кирпичиков, фрагменты дивных мозаик, подобных тем, которые украшают великолепное медресе на площади Регистан. Это говорит нам о том, что обсерватория была столь же искусно украшена, как и дошедшие до нас прекрасные памятники Самарканда и Бухары. Исторические же источники, дополняя данные археологии, свидетельствуют, что мозаики и фрески Звездной башни изображали небесную сферу, планеты и звезды, фигуры зодиака, ландшафты Земли.

Все это можно видеть теперь в Музее Улугбека, где хранятся астрономические приборы и книги, подобные тем, которые были во времена великого звездочета. Там же под стеклом стоит и маленький макет обсерватории, ее реконструкция.

О грандиозности Звездной башни, построенной на вершине высокого холма, можно судить по размерам уцелевшей части главного инструмента и, конечно, по грудам кирпичей, которые обнажились в результате раскопок. Но те же груды напоминают о той слепой силе, которая сокрушила в один день и одну ночь это беспримерное сооружение, о силе, которой достигают порой невежество и нетерпимость…

В документах XVII–XVIII веков высота главного инструмента приравнивается к высоте знаменитого храма Айя-София в Стамбуле. Часть дуги этого каменного секстанта покоилась в широкой траншее, прорытой сквозь холм в направлении меридиана с юга на север. Именно она-то и уцелела. Мы можем видеть теперь две параллельные дуги, уходящие в сумрак подземелья, и расплавленную каплю солнца, стекающую откуда-то сверху, из маленького круглого отверстия в каменном своде. Эта ослепительная капля медленно скользит вдоль дуг, все ниже и ниже, отмечая ход неумолимого времени. Дуги сложены из обожженного кирпича, оштукатурены алебастром и облицованы мрамором. На них нанесены медные риски с интервалом в 70,2 сантиметра, что соответствует делению в один градус.

Самое верхнее из уцелевших деление обозначает 57°; далее идут риски 58°, 60° и т. д. — до 90°. «Оказалось, что если бы продолжить мраморную облицовку, — писал Вяткин, — по барьерам вверх от доски с 57°, то уровень пола соответствовал бы 45°».

Очевидно, инструмент возвышался над этим уровнем — в той же степени, с которой он уходил от него вниз. Об этом свидетельствуют найденные Вяткиным мраморные фрагменты облицовки. Среди искореженных обломков и мусорных куч удалось обнаружить два крупных осколка. На одном из них явственно читалось 19°, на другом — 20° и 21°. «Приведенные выше данные, — заключал Вяткин, — кажется, не оставляют никакого сомнения в том, что сооружение в траншее представляет собою не что иное, как часть гигантского квадранта, половина которого помещалась ниже уровня горизонта, а другая половина должна была возвышаться над ним».

Теперь мы можем составить себе довольно точное представление о размерах этого уникального сооружения. При интервале 70,2 сантиметра, соответствующем одному градусу, радиус дуг составляет 40,04 метра, а длина их 63 метра! Кроме этого исполинского сооружения в обсерватории, несомненно, хранились и другие инструменты. Но на раскопках были найдены только куски мраморных досок с числами и делениями. Желобки на них позволяют предположить, что на крыше обсерватории был установлен еще и горизонтальный круг.

Все остальное уничтожено: разбито, предано огню или расхищено. Для нас очень важен вывод, к которому пришел в своем отчете Вяткин. Он писал, что обсерватория была сровнена с землей «путем последовательного искусственного разрушения. Причем цельный кирпич, крупные обломки, плиты мрамора и крупные куски изразцовых украшений отвозились для других сооружений, а разный мусор сваливался тут же в глубокую траншею квадранта…» А сравнительно недавно, перед Великой Отечественной войной, была вскрыта и могила самого Улугбека.

Специальная государственная комиссия открыла каменный саркофаг с прахом великого астронома.

На каменной плите, под которой, собственно, и находилась ниша с этим саркофагом из серого мрамора, лежали окаменевшие от времен витые рога горного козла — чье-то бедное приношение. Еще была на ней надпись на языке фарси:

«Эта светоносная могила, это славное место мученичества, этот благоухающий сад, эта недосягаемая гробница есть место успокоения государя, нисхождением которого услаждены сады рая, осчастливлен цветник райских обитателей, — он же — прощенный султан, образованный халиф, помогающий миру и вере, Улугбек-султан — да озарит аллах его могилу! — счастливое рождение которого совершилось в месяцы 796 года в Султанийе, в месяц же зул-хидже 810 года в „городе Безопасности“, в Самарканде, он стал полновластным в наместническом достоинстве, подчиняясь же приказаниям аллаха — „каждый плывет до назначенного ему срока“, когда время его жизни достигло до положенного предела, а предназначенный ему судьбою срок дошел до грани, указанной неугасимым роком, — его сын совершил в отношении его беззаконие и поразил отца острием меча, вследствие чего тот принял мученическую смерть, направившись к дому милосердия своего всепрощающего господа, 10-го числа месяца рамадана 853 г. пророческой Хиджры» [94].