Никогда не подсматривай (СИ) - Бэйн Екатерина. Страница 29

8 глава. Вызов на дуэль

Я легла в постель и тут в дверь решительно постучали. Зная, кто это, я лишь приподнялась на локте и сказала:

— Входи, Нора.

Сестрица вошла, мягко прикрыв за собой дверь. Она пересекла комнату и села на край постели.

— Сейчас тебе от меня не отвертеться, сестренка, — проговорила Алиенор, — я хочу знать, в чем дело, и я это узнаю, даже если тресну. В конце концов, я имею на это право.

— Треснуть? — осведомилась я.

— Объясни мне, что все это значит. Ты поставила меня в дурацкое положение.

— Нет, это ты поставила меня в дурацкое положение! — я рывком села на постели, откинув со лба волосы, — и не просто в дурацкое, а в ужасное и безвыходное. Ты, со своим длинным языком!

— Нечего на меня кричать, — обиделась Алиенор, — фурия какая-то, а не девушка. На прогулке ты вела себя просто отвратительно.

— Зато ты была образцом для подражания, — не смолчала я.

— Хватит спорить. Хватит, я устала от шума!

Я возвела глаза к потолку. Она устала от шума, видите ли! А сама вопит за четверых.

— Ответь мне на один вопрос, Сюзон. Только честно.

— На один? — уточнила я, — ладно. Какой вопрос?

— Ты любишь месье Грандена?

О, Господи! Ну, сколько можно! Я тяжело вздохнула.

— Нет.

— Нет? Но… но это невозможно!

— Почему? — удивилась я, — что здесь такого особенного?

— Особенного, — повторила сестрица с непередаваемой интонацией, зачем-то покосилась в угол и наконец взорвалась:

— Ты понимаешь, что ты натворила? Из-за тебя я наговорила Бог знает чего этому несчастному человеку! Я была уверена, что ты от него без ума.

— Боже мой! — отозвалась я в том же духе, — с какой это стати ты была в этом так уверена? Я ни слова об этом не сказала, напротив, сколько раз я повторяла, что не выношу его! Думаешь, это означает нечто противоположное?

— Не кричи, — отрезала она и противореча себе, рявкнула, — ты его боишься, а не выносишь!

— Тише, — зашипела я, — мама услышит.

— Ну, и пусть слышит, — она все же сбавила тон, но так и полыхала от злости.

— Я хочу знать, в чем дело, Сюзон! Чем это он тебя так напугал?

— Не знаю, — брякнула я первое, что пришло в голову.

Разумеется, я знала. Но говорить сестре не собиралась. Тем более, что где-то в глубине души очень опасалась, что она мне не поверит и побежит за доктором. У Сюзон опять приступ! Ох, допекут они меня своей заботой!

— Не знаешь? Как это, не знаешь?!

— Не знаю, и все, — упрямо стояла я на своем, — как увижу его, так и трясусь от страха.

— Не морочь мне голову! — завопила Алиенор.

— Тсс, — прижала я палец к губам.

— Что за бред! — кипятилась сестрица, — ты думаешь, я в это поверю?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Но это правда.

— Не верю. Это полнейшая чушь. У тебя богатая фантазия, тут я согласна. Но даже с ее помощью нельзя до такого додуматься. Людей не боятся без причины. Гранден причинил тебе какое-нибудь зло?

— Нет, — я мотнула головой.

— Он обидел тебя?

— Нет.

— Может быть, он был не слишком деликатен? Ну, ты понимаешь, позволил себе какую-нибудь вольность?

При мысли об этом я содрогнулась.

— Нет.

— Тогда в чем дело? В чем, черт бы тебя побрал, дело?

— В антипатии, — сообщила я ей с невинным видом.

— Я убью тебя, — пообещала мне Алиенор, — Господи, дай мне терпенья! Упрямая ослица. Я твоя сестра и не желаю тебе зла, понимаешь, Сюзон? Никто в этом доме не желает тебе зла.

— Только каждый понимает слово «добро» по-своему.

— Мы хотим, чтобы ты была счастлива.

— Может, следовало сначала меня спросить?

— Ну, конечно! Ты предпочитаешь чувствовать себя бедной, несчастненькой, никому не нужной сироткой! Вся в тетю Камиллу.

Очень хотелось обозвать ее дурой, но я сдержалась. Не потому, что пожалела ее. Алиенор ни за что не останется в долгу, и мы больше не будем способны ни на что другое, кроме ругани. Судя по опыту, это затянется часа на три, не меньше. А мне очень хотелось спать.

— Ты просто не умеешь быть счастливой! — разорялась сестрица.

— Я умею, но только не с Гранденом.

— Готова биться об заклад, — она кинула на меня гневный взгляд, — тоже самое ты скажешь о любом другом претенденте на твою руку. А, чтоб тебя!

Подскочив на ноги, Алиенор вылетела за дверь, образовав вокруг небольшой смерч.

Я проводила ее взглядом и легла поудобнее. Неужели, она права? Нет, это совсем не так. Я никогда не считала замужество несчастьем. С философским спокойствием понимала, что рано или поздно это случится, что все девушки выходят замуж и тому подобное. Но, честно говоря, никогда не представляла в роли мужа кого-то конкретного. Так просто, муж — некая абстрактная фигура мужского пола. Я даже контуры с трудом различала, твердо зная лишь одно: он не должен быть слишком высоким, но и не низеньким. Так, чтобы мне не пришлось бы вставать на табурет, чтобы разглядеть его лицо. Ну, а еще, пожалуй, не толстым. Это вовсе не потому, что я не выношу толстых, нет. Просто представьте себе тощую, заморенную низкорослую крошку рядом с таким. На такую пару все будут показывать пальцами. Ну, и не слишком старым, наверное. Вот и все.

Я закрыла глаза и в который раз попыталась представить себе своего будущего мужа. Просто так, к примеру. Я делала это иногда, чтобы при случае определиться. Хотя понимала, что это глупо. Всегда может случиться так, что твой идеал — это одно, а идеал твоего идеала — совсем другое, и вовсе не ты.

Итак, попробуем. Он должен быть выше меня на голову, светлый шатен, почти блондин, голубые глаза, тонкий профиль… Стоп, стоп, стоп! Кого это мне напоминает этот образ? Кто-то очень знакомый. Нахмурившись, я попыталась вспомнить и что вы думаете, вспомнила. Это же муж Элизы. Точнее, бывший муж, то есть, вдовец. Мамочка! Спятила я, что ли? Уж об этом и думать нечего. Если я была твердо уверена, что меня никогда не отдадут замуж за бедного, примерно на сто процентов, то вероятность того, что мне позволят выйти замуж за вдовца равнялась не то, что нулю, а нечто куда меньшему. Это просто невозможно, вот и все. К тому же, меня даже нельзя сравнивать с Элизой. Она-то была настоящей красавицей. После такой, как она мужчина никогда не глянет на кого-то худшего. А меня еще и разглядеть нужно. И вообще, все это глупости.

Хватит об этом думать. Всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить, как выглядела Элиза до смерти, перед глазами встает опухший труп с лицом, засиженным мухами. Не лучшее видение, особенно перед сном. Память у меня была отличная, я тут же припомнила отвратительный, неприятный запах и по инерции зажала рукой нос. Убрала руку и принюхалась. Неприятный запах? Кстати о неприятных запахах. Тот запах и в подметки не годится к тому, чем здесь так ужасно пахнет. Жуть. Какая-то обволакивающая гадость, проникающая в ноздри, рот, глаза и уши.

Я закашлялась и вскочила на ноги. Сегодня я очень туго соображаю. Значить это могло только одно. Задав нос двумя пальцами, я вышла в коридор. Огляделась по сторонам, отмечая тишину и темноту. Судя по всему, запах еще не привлек ничьего внимания.

Я побежала по коридору, жмурясь от разъедающего глаза странного дыма. Что он опять учудил, Господи? Такого я что-то не припомню. Распахнув дверь отцовского кабинета, воскликнула:

— Папа, что ты делаешь?

Комната была заполнена дымом, имеющий слегка желтоватый оттенок, на полу валялись осколки разбитой колбы. Отец, кашляя и чихая, сражался с окном, никак не желающим поддаваться.

Наконец, ему это удалось. Он оглянулся на меня и сказал:

— А, Сюзон.

— Ты опять, папа, — укорила я его, — ведь мы же задохнемся. Что это за гадость?

— Не обращай внимания, детка, — отозвался отец, — сейчас сквознячком все вытянет.

Мне очень хотелось в это верить.

— Прекрасно, — я закашлялась.