Сила твоих чар - Айзекс Мэхелия. Страница 3

Люсьен решительно намылил щеки и потянулся за бритвой. Интересно, на что она надеется? И кто этот ребенок, написавший послание? Он, Люсьен, тут ни при чем. И Жюль тоже. Скорее всего, это выдумка Алисии. Что за игру она придумала? Алисия…

Рука дрогнула, и лезвие впилось в щеку. Люсьен чертыхнулся, плеснул в лицо холодной водой и стал ждать, пока остановится кровь. Что это со мной? – подумал он. Не стоит нервничать из-за какого-то дурацкого письма. Нужно взять себя в руки, причем безотлагательно. Я сумел сделать это восемь лет назад, сумею и теперь. Этой женщине не удастся разрушить мою жизнь. Да, она вдова Жюля, но уже давно не имеет к нашей семье никакого отношения. Ни малейшего.

Когда кровь подсохла, Люсьен надел просторные хлопковые брюки и черную рубашку с короткими рукавами. Сунув ступни в кроссовки, он провел расческой по еще влажным волосам. А затем неохотно нагнулся, поднял письмо и снова открыл конверт.

Письмо было коротким, а почерк – детским. Может быть, Алисия написала его левой рукой? Буквы были выведены неуверенно, но старательно. Так мог бы писать ребенок лет семи. Однако Люсьен наотрез отказывался признавать подлинность письма.

Ему хотелось разорвать листок в клочья. Даже Алисии не хватит нахальства написать еще раз. А как только письмо исчезнет, о нем можно будет забыть.

Но поступить так Люсьен не мог. Несмотря на все свои подозрения. Хотя безвременная кончина Жюля означала, что у Люсьена нет ни племянников, ни племянниц, законное любопытство требовало узнать, что за этим скрывается. Как бы это письмо ни оскорбляло его чувства.

Листок линованной бумаги, которой часто пользуются стенографистки. Скорее всего, вырванный из детского блокнота, чтобы усилить ощущение невинности.

Невинности!

Он поджал губы, расправил листок и еще раз прочитал возмутительное послание.

Люсьен стиснул зубы. Как она смела дать своему ребенку нашу фамилию? – злобно подумал он. Конечно, если этот ребенок не фикция. Но если так, то он явный ублюдок, родившийся уже после смерти и похорон Жюля. А Люсьен знает…

Впрочем, раздумывать над этим он не собирается. То, что он знает об Алисии, значения не имеет. Его единственная забота – сделать так, чтобы отец никогда не увидел этого письма и не испытал боли из-за того, что Алисия Ормсби (де Грасси, черт бы ее побрал!) снова пытается втереться в их семью.

Люсьен яростно скомкал листок и готов был бросить его в корзину для мусора, но внезапно опустил руку. А вдруг какой-нибудь любопытный тип найдет письмо? Нет, нужно либо разорвать его на кусочки и спустить в унитаз, либо сжечь. А до тех пор пусть оно полежит в надежном месте.

Да, именно так он и сделает, хотя гнев подсказывает другое. В конце концов, это единственное доказательство того, что Алисия пытается вступить в контакт с их семьей. Люсьен отказывался думать, что у его желания сохранить послание могут быть другие мотивы.

Он разгладил письмо, выдвинул из тумбочки ящик, спрятал листок между страницами молитвенника и иронически улыбнулся, подумав о несоответствии формы и содержания. Но зато можно быть уверенным, что никто другой его не найдет.

Однако это нельзя назвать решением проблемы, подумал Люсьен чуть позже. Он сидел на галерее и пил принесенный горничной крепкий черный кофе с бриошами. Завтракать на открытом воздухе было чертовски приятно. Обычно в это время дня Люсьен подводил итоги сделанного накануне и знакомился с отчетами управляющих. Он был заместителем отца – а в последние недели официальным главой корпорации де Грасси – и относился к своим обязанностям всерьез. Но сегодня от дел его отвлекала мысль о том, что уже пятнадцатое июня и что Алисия (возможно, с сыном) находится всего в нескольких десятках километров отсюда.

Интересно, этот мальчишка (если он существует) уже узнал, сколько километров от Сент-Обена до Монмуссо? Неужели Алисия ради получения наследства готова на все?

Раздосадованный Люсьен поднялся, взял чашку, пересек двор, подошел к фонтану с мраморной нимфой и стал любоваться кувшинками, надеясь, что это зрелище поможет ему успокоиться. Двор с трех сторон окружали каменные стены; четвертую заменяли кусты пурпурных азалий и алых олеандров, аромат которых сегодня не доставлял Люсьену никакого удовольствия. Теплый ветерок, дувший из долины, трепал высохшие волосы, и Люсьен то и дело нетерпеливо поправлял их.

Почему именно сейчас, черт побери? – думал он, рассеянно прихлебывая кофе. Прошло почти восемь лет. Почему она выбрала именно это время, чтобы прервать молчание? Может быть, прочитала о болезни отца? И решила, что теперь, перед лицом смерти, старик станет более сговорчивым?

Может быть. Более разумного объяснения просто нет. Разве что этот мальчик, Бертран де Грасси (тут Люсьен поморщился), действительно существует в природе. Но если он сам написал это письмо, то с какой целью?

2

После ухода Генриха Риккерта воцарилась мертвая тишина. Люсьен догадывался, что должен ответить на вопрос мальчика. Хотя с виду он казался спокойным, но был напряжен как скрипичная струна.

Проклятье! Решение приехать в пансион «Бельвю», разоблачить обман Алисии и приказать ей держаться подальше от месье Жозефа было ошибкой. Похоже, ему самому следовало держаться как можно дальше от этой особы.

– Я… да, – наконец сказал он, решив, что отрицать их родство бессмысленно. – Жюль де Грасси был моим братом, – хмуро промолвил Люсьен, заметив, что Алисия выглядит ничуть не лучше, чем он сам. – Ты Бертран, верно?

Надо отдать Бертрану должное: увидев, что мать расстроилась, он покраснел.

– Я говорил, что нужно посмотреть почту, – пробормотал он, отойдя в сторону. – Откуда я знал, что он приедет?

Да, этого он знать не мог, признал Люсьен. Но наверняка догадывался, что его послание вызовет эффект разорвавшейся бомбы.

А если так… Если так, то мальчишка подозревал, что любвеобильный дедушка знает о его существовании.

– Ты всерьез думал, что мы не обратим внимания на твое письмо? – спросил Люсьен, чувствуя враждебность стоявшей рядом Алисии. Враждебность, которую ему уже приходилось испытывать на себе. Что ж, пусть пеняет на себя. Он не виноват в том, что Алисия скрывала от них своего сына.

– Нет, – ответил Бертран, с облегчением поняв, что если ему и достанется от матери, то позже. – Я знал, что вы захотите увидеть меня. Я сто раз твердил маме, что хочу увидеть своего французского дедушку, но она говорила, что вам нет до нас дела.

– Вот как? – Как ни странно, в голосе Люсьена прозвучала горечь. – Но она рассказала тебе, как связаться с нами, правда?

– Нет! – воскликнула оскорбленная Алисия. – Я бы никогда…

Однако ее перебил возбужденный голос Бертрана:

– Нет, мама ничего мне не говорила. Я списал адрес с паспорта моего папы, – гордо объяснил он. – Мама хранит его в шкатулке наверху. – Когда Алисия попыталась прервать Бертрана, он смерил ее вызывающим взглядом. – Да! – воскликнул мальчик, решив, что другой возможности оправдаться у него не будет. – Ты знаешь, что это правда. – Он уныло вздохнул. – Мне очень жаль. – Но огорченным Бертран отнюдь не выглядел. – Я нашел шкатулку, когда искал… искал что-то другое.

– Что именно?

Грозный голос Алисии заставил Бертрана ссутулиться.

– Свою пращу, – пробормотал он. Алисия уставилась на сына.

– Ты искал свою пращу у меня в комоде? Думаешь, я этому поверю?

– Это правда, – начал оправдываться Бертран. – Я уже искал у тебя в шкафу и…