Моё Золотое руно (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна. Страница 12
Вино действительно оказалось отличным. Даже странно было найти такое в маленьком городе, ведь сам Ламос по сути был ничем иным, как пригородом Херсонеса.
Я успел выдуть половину бутылки, когда услышал знакомый голос над головой:
— Что ты здесь делаешь?
Надо мной стояла Медея в элегантном льняном костюме. Ну, конечно, хозяйка заведения обходила гостей, интересуясь, довольны ли они обслуживанием.
— Пью вино. — Я поднял бокал. — Кстати, отличный букет. Поздравляю. — На секунду ее взгляд смягчился, но тут же снова блеснул сталью. — У меня даже есть некоторые соображения, почему его назвали «Золотым руном».
Так я назвал свой баркас, так я называл ее волосы, которые сейчас были собраны в строгий узел на затылке. В прошедшие годы бывали дни, когда я забывал ее лицо, но золотые волнистые пряди помнил всегда. Они стали моим наваждением.
— Допивай и проваливай.
Моя челюсть затвердела сама собой. Я уже и забыл, когда со мной говорили подобным тоном. Да, девочка, которая осталась в моей памяти неуклюжим подростком в выцветшей майке и с разбитыми коленками, превратилась в очень красивую и элегантную женщину. Но это не значило, что она стала хозяйкой города, в котором я родился и вырос.
Только чтобы досадить ей, я ответил:
— Допью и уйду. И, конечно, заплачу по счету. Хотя когда-то вино Ангелисов доставалось мне бесплатно.
Мой взгляд, скользнувший от ее губ вниз к шее и ключицам напомнил, что на закуску у нас тогда не было ничего, кроме поцелуев. Вот только стоящая сейчас передо мной женщина ничем не напоминала девушку, которую я целовал восемь лет назад.
И о которой ничего теперь не знал.
Ни ее фейсбук, ни инстраграм, ни сайт «Дома Ангелисов» не давали информации о ее личной жизни. Успехи в учебе, успехи в работе, дружная семья, фотографии со звездами винного бизнеса и всякими другими знаменитостями — вот все, что сообщала о себе внешнему миру Медея Ангелисса.
Ни один мужчина на этих снимках не обнимал ее с видом собственника, ни на чьем плече не покоилась ее рука, ни к чьей груди не прижималась ее щека.
У меня тоже не было таких фотографий. Да, я не был святым. И тем более, не был импотентом. Подцепить в таверне веселую красотку, добросовестно оттараканить ее и обещать позвонить, когда снова буду в этом порту — всем спасибо, все свободны.
Но ни одну из них я не позвал бы в подводную пещеру, не стал бы делиться дыханием во время долгого плавания и не подвел бы к старому камню, где только наощупь можно прочитать древнюю надпись:
…избегнуть ее никому невозможно,
Будь то блаженные боги иль смертнорожденные люди…
— Счет сейчас принесут.
Я моргнул и тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Прямая и ровная, как свечка, фигура Медеи плыла в сторону служебного помещения. Ну и ладно.
Из угла на меня пялились две туристки, блондинка и брюнетка. Явно без спутников, явно скучали. Их и уговаривать не придется — девахи уже были на все согласны. Брюнетка подчеркнуто медленно провела кончиком языка по краю бокала. Сама собой на лицо наползла моя фирменная наглая ухмылка. Вот такой я неотразимый парень — все хотят кусочек меня.
Поймав за фартук официанта, я сделал еще один заказ:
— Бутылку «Золотого руна» во-о-он за тот столик.
Наверное, я говорил слишком громко, потому что меня услышали. Медея оглянулась, бросила взгляд на девушек, затем на меня, пожала плечами и продолжила свой путь.
Ну уж нет!
В узком коридоре Медея открывала дверь кабинета. Я не дал ей зайти внутрь. Толкнул к стене и уперся ладонями в кирпич по обе стороны ее головы. Она не уйдет, пока не ответит на мои вопросы.
— Хватит смотреть на меня так, словно я переехал твоего котенка. Скажи, чем я хуже всех остальных, кому ты разрешаешь жить в Ламосе.
Медея просто в струнку вытянулась, стараясь казаться выше и смотреть мне глаза в глаза:
— Ты трус и лжец.
Это звучало так несправедливо, что, не сдержавшись, я ударил кулаком в стену. Медея лишь бровь приподняла.
— Я никогда не лгал тебе.
— Значит, с «трусом» ты согласен?
Мне оставалось лишь молча признать сей факт. Мой побег из города в ту ночь, когда в порту рыскала морская жандармерия, и Моня поджег лодки, иначе, чем трусостью не назовешь. И все мои последующие отчаянные выходки не зачеркнут одного-единственного случая, когда я действительно струсил.
— Слушай, Медея, с моим побегом реально нехорошо получилось, но…
Когда мужчина говорит «нехорошо получилось», значит ему просто не на кого переложить свою вину. Вот такая некрасивая правда, и Медея, похоже, это отлично знала.
— Но я никогда тебе не врал, — упрямо повторяю.
— Ты сказал, что любишь меня, Ясон. — Так говорят о давно умершем близком человеке. — Ты сказал, что всегда будешь любить меня.
Глаза у нее стали, как у больной собаки, и в порыве утешить, я придвинулся ближе и обхватил ладонями ее лицо.
— Ты сказал, и я поверила. — Шепот ее был почти не слышен.
Я втянул в себя воздух и чуть не застонал. Она пахла по-прежнему. Сквозь запах дорогого геля для душа и туалетной воды пробивалась все та же горчинка сухой полыни, горячей земли и сладость раздавленной ягоды винограда.
Она пахла домом, и я снова почувствовал себя подростком. Мне нестерпимо хотелось снова поцеловать ее, как я делал это за виноградным прессом, и в моем баркасе, и в сарае на винограднике ее отца.
— Шаг назад.
Она смотрела на меня холодно и отчужденно.
— Что?
Я вынырнул из пронизанных горячим солнцем воспоминаний.
— Я сказала, отойди, Ясон.
Я не готов был отступиться так просто.
— Я сказал тебя правду, Медея. Просто я не мог быть рядом. Но перед богами ты моя жена.
В ту же секунду она толкнула меня с такой силой, что я ударился спиной в противоположную стену.
— Отстань, придурок! Корми своими сказками других идиоток. Мне уже один раз пришлось заметать осколки своего сердца в мусорный совок, больше этого не повторится.
Перед моим носом громко хлопнула дверь кабинета.
Добро пожаловать домой, Ясон.
ГЛАВА 6
МЕДЕЯ
Сколько я ни пыталась, а повторить марципановое тесто тети Греты так и не смогла. Поэтому смирилась и к каждому празднику заказывала у нее килограмма полтора, чтобы хватило и на крошечные пирожные, которые подавали к кофе маминым подругам, и на украшения для торта. Честно говоря, Тезей готов был принять за торт даже бутерброд с колбасой, лишь бы его венчала смешная фигурка марципанового ежика или медвежонка.