Метка Зверя (СИ) - Доронина Слава. Страница 47

— Ты боишься быстрой езды? — вдруг спросил он.

— Боюсь, — честно ответила. — Ты сегодня стал свидетелем одного из моих страхов, — не знаю, почему он вспомнил о дороге и встречных машинах, но раз уж заговорил, то почему бы и не рассказать? — Наверное, никогда больше я сама не сяду за руль после той аварии…

Я продолжала массировать его голову.

— А ты чего-нибудь боишься? У тебя есть страхи? — я почувствовала, как тело Алекса напряглось, и он замер.

Если захочет, мы продолжим этот разговор, а если нет, то были и другие интересные темы. Он напомнил мне о дороге и аварии, а я вспомнила о его кошмарах, и мне тоже захотелось приоткрыть эту завесу его тайны и попытаться понять мужчину немного глубже.

34 глава. Алекс

— Страхи? — я скривил лицо. — Ты хочешь поговорить о страхах? — когда-нибудь я разгадаю ее, но пока девушка оставалась для меня сплошной загадкой.

У меня все внутри сжалось от мысли, чтобы поделиться с ней тем, о чем не привык говорить. У меня не было страхов, был один единственный день, который перевернул всю мою жизнь, разрушил ее, и это страхом никак нельзя назвать. Это что-то большее. Эти воспоминания, сны, все в совокупности отнимало у меня много сил, как физических, так и моральных, разрушило мою жизнь, которую я собирал уже много лет по кускам. Пытался заглушить боль работой и проектами, развлечениями, друзьями, путешествиями, но дыра в сердце от этого меньше не становилась.

— Да. И заметь, я ведь не прошу тебя признаться, скольких девушек ты соблазнил, — Катя уловила перемену в моем настроении.

Напряжение исходило от меня волнами, а эта шутка заставила ухмыльнуться.

— Хочешь, расскажу, чего я боюсь? — я кивнул и с интересом на нее посмотрел, а сам все еще размышлял над ее вопросом. — Я боюсь водить машину. Хотя у меня есть права и они не купленные, я сдала сама теорию и практику. Но после той аварии у меня панический страх разбиться. И я боюсь ездить в лифтах, мне страшно в нем застрять или, если кабина вдруг сорвётся и полетит вниз… — ее голос стих и в комнате воцарилась тишина. Лишь разносился тихий треск от горящих поленьев.

— Все? — не знаю, почему, но я едва сдерживался, чтобы не улыбнуться.

Интересно, она отдавала себе отчет, какой милой и забавной была в этот момент? Впервые за все время общения с девушкой я поймал себя на мысли, что Катя значила для меня несколько больше, чем когда-либо кто-то значил. Ее непосредственность и лёгкость в минуты, когда она не поддавалась своим тяжёлым размышлениям и глубокому самоанализу, очень меня привлекали. Манили, словно мотылька на свет. С ней я забывал обо всем на свете. Казалось, что Вселенная замедляла свой ход в такие моменты, а моя дыра… нет, не становилась меньше, но хотя бы не увеличивалась.

— Есть ещё несколько страшных для меня вещей, но это уже отдельная история… Теперь твоя очередь.

Я тяжело вздохнул. В принципе, ну что такого, если я ей расскажу? Пусть знает. Хуже, на самом деле, уже все равно быть не могло.

— Мне было около семи, когда мой отец убил мою мать. Меня он тоже покалечил, — я повернулся и смотрел в застывшее лицо Кати.

Так мне хотелось узнать о ее мыслях и чувствах в этот момент. Я будто заходил в ледяную прорубь, сердце сжало в тиски и больно вздохнуть.

— Брат ушёл в магазин, а мы с мамой остались дома, когда пришёл отец… Он потом попытался замести следы своего ужасного и низкого преступления, оттащил нас к дороге, давал показания, что нас сбила машина… Мама умерла сразу, а меня спасли, но Сашу я больше не видел. Меня определили в детдом, и началась совсем другая жизнь.

Катя закусила губу, смотря мне в лицо немигающим взглядом. В уголках ее глаз заблестели слезы. Я впервые делился такими подробностями о своей жизни с девушкой. С любовницей. И почему именно она вызывала доверие и располагала к откровениям, понять так и не смог. Я просто чувствовал, что ей небезразлично все то, что хранилось у меня внутри. В целом, как и мне, было интересно абсолютно все, что касалось девушки.

— У меня нет никаких страхов. Я их перерос. Иногда меня мучают кошмары. Бывает, доставляют дискомфорт головные боли. Отец ударил меня камнем по голове, когда я пытался сопротивляться и помочь маме…

— Лёша, я… — ее голос задрожал.

— Никогда не приемлю жалости, — я смотрел на нее, сжав крепко челюсти. Всё-таки говорить об этом было не так легко, как казалось.

Но в чем я точно не нуждался, так это в утешении. Я рассказал ей об этом не за тем, чтобы меня пожалели, а просто, чтобы она знала. Просто потому, что хотел ей рассказать. И как бы ни боялся этого зарождающегося внутри чувства к девушке, я учился в такие моменты ей доверять — расширял границы, открывая ей скрытые уголки своей души.

— А мне жаль! — выпалила она, гордо вздернув подбородок. — Того маленького мальчика, которому пришлось пережить этот кошмар. С трудом верится, что такое возможно… — ее лицо вдруг посерьезнело, она встала и отвернулась от меня к окну.

Ну вот, кажется и поговорили… Но мне и в самом деле стало легче, будто сбросил балласт. Неважно, что переступил через себя, но ее реакция того стоила.

— И как ты справляешься с этим всем? А отец? — осторожно спросила она и повернулась, заглядывая мне в лицо.

Оказывается, разговаривать с ней было так же интересно и захватывающе, как и проводить время в постели.

— Умер он давно. Вышел из тюрьмы и спился. Если подразумеваешь, что искал какого-то возмездия, то оно нашло его само. Без моего участия. Но этот поступок, эти две потери оставили глубокую рану. Будто отметину, — горько ухмыльнулся.

Захотелось выпить чего-то крепкого. Уже и сам пожалел, что затронул эту тему и начал разговор. И надеялся, что Катя тактично сведёт эту тему на нет или переведёт ее в другое русло. Потому что противоестественно было для меня делиться с кем-то тем, что так долго держал за семью печатями.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

— А брат? Разве он не пытался найти тебя? Или ты его?

Я лишь пожал плечами. Что я мог ей на это ответить…

— Как видишь, мои попытки ни к чему не привели.

— Даже удивительно… — она вернулась к креслу, смотрела на меня задумчивым взглядом, словно вычисляла, сколько времени ей потребуется, чтобы слетать на Луну и вернуться обратно. — С твоими возможностями и не найти никакой зацепки?

— Ну почему же, — я грустно улыбнулся. — Я узнал, что его усыновили. А потом ещё раз. В итоге мальчика увезли за границу, и все мои поиски на этом моменте оборвались. И как бы я не был настойчив, результатов и плодов эти поиски мне не дали. Я забросил это дело несколько лет назад. Устал и остыл. Это очень тяжело. Возможно, если бы меня искали в ответ, шли, так сказать, навстречу, то у этой истории был какой-то другой конец. А так… Он, видимо, никогда меня и не искал.

Я помню, как мечтал найти брата ради матери, сохранить тот небольшой кусочек разбившейся некогда счастливой жизни. А когда отпустил эту ситуацию, то и жить стало значительно легче. Может, его уже даже не было в живых. Это единственное, что приходило на ум. В отличие от меня, Саша уже был взрослым мужчиной и меня-то уж точно помнил не так размыто, как я его представлял. Но и я тоже вырос, возмужал и изменился.

— Может быть, ты и прав, — спустя некоторое время ответила Катя. — Ты абсолютно не создаёшь впечатление человека, который пережил подобное…

— Жизнь и не такому научит, — Катя смотрела на меня так, как не смотрел до этого дня ни один человек.

Она будто переоценивала свои знания и чувства относительно меня, будто примеряла на себя ту ужасную и дикую сцену из моего детства, и я не удержавшись все же съязвил:

— Если рассчитываешь потом как-то использовать эту информацию против меня или…

— Скажи мне, — перебила меня Катя, тряхнув головой, — Зверев — это настоящая фамилия или… ты сам ее выдумал? Потому как… ну… мало ли. Сейчас модно придумывать… — она осеклась, всматриваясь мне в лицо.