Шерлок Холмс в России (Антология русской шерлокианы первой половины XX века. Том 1) - Шерман Александр. Страница 10

В тридцатые годы стране понадобились иные герои. Историю русских дореволюционных и советских предвоенных шерлокианских пастишей завершил рассказ Л. И. Лагина (1903–1979), символически озаглавленный Конец карьеры Шерлока Холмса (1935). В сущности, он мало чем отличался от опубликованного в 1905 году Шерлока Холмса в России К. Н. В. — тот же прием, та же снисходительная улыбка и то же фиаско Холмса, вызванное полнейшим непониманием окружающих реалий.

Круг замкнулся.

А. Шерман

февраль, 2019

ТРИ ИЗУМРУДА ГРАФИНИ В.-Д

Пастиши и пародии

К. Н. В

Шерлок Холмс в России [65]

Последнее время м-р Шерлок Холмс был очень занят. Ни одно сколь-нибудь серьезное дело в сыскном отделении не заканчивалось без его участия и совета.

Кроме того, он успевал расследовать сотни сложных и запутанных дел, с которыми к нему обращались частные лица. В продолжение этой непрерывной работы на долю Холмса выпадал по большей части блестящий успех и только изредка постигали его неизбежные неудачи.

Дела он вел, по обыкновению, как истинный любитель и знаток, почти всегда совершенно бескорыстно.

В тот вечер я сидел дома и курил последнюю трубку, засыпая над каким-то романом. Моя практика и езда по пациентам истомили меня за день.

Вдруг раздался звонок.

Я посмотрел на часы: было без четверти двенадцать. Наверное, пришли звать меня к тяжелобольному. Профессия доктора приучает к таким поздним посещениям. Я отворил наружную дверь сам, потому что прислуга легла уже спать, и к моему удивлению, увидел Шерлока Холмса, стоявшего на пороге.

— А, Уатсон, — сказал он, — я надеялся еще застать вас…

— Дорогой мой, зайдите, пожалуйста…

— Вы кажетесь удивленным, что понятно. Вы еще курите аркадийскую смесь? Эти остатки золы на вашем сюртуке выдают вас… Можно мне переночевать у вас?

— Пожалуйста.

— Спасибо. Я повешу свое пальто. Эге, вы сегодня были очень заняты по своей профессии. Это ясно. Хотя ваши сапоги и в пыли, но на них нет прилипшей грязи к подошвам: значит, вы не ходили пешком, а ездили, что вы делаете тогда лишь, когда у вас много работы… Спасибо, я ужинал в Ватерлоо, но я выкурю трубку с удовольствием.

Я ему передал чубук. Он уселся против меня и курил несколько минут в молчании. Я хорошо знал, что только важное дело могло привести его ко мне в такое время; итак, я терпеливо ждал, пока он сам о нем заговорит.

— Послушайте, Уатсон, — сказал он наконец, выпустив большой клуб дыма, — я нуждаюсь в вашей помощи…

— Вы знаете, я всегда рад помочь вам…

— Но для этого нужно, чтобы вы располагали некоторым свободным временем…

— Постараюсь устроиться…

— А ваша практика?

— Надеюсь, доктор Джаксон не откажет мне принять моих пациентов на свое попечение…

— Тогда все в порядке, и завтра мы отправляемся…

— Куда?

— В Россию…

— В Россию?!

— Да, дорогой Уатсон. Уложите самые необходимые вещи, не забудьте положить на всякий случай в карман ваш револьвер, и едем…

Признаюсь, мне никогда не приходило в голову, что я могу отправиться так внезапно в страну снегов.

Но для колебания места не было. Отпустить в такое далекое путешествие моего друга, который сам заявляет, что нуждается в моей помощи, оказалось бы по меньшей мере вероломством с моей стороны.

Само дело, призывавшее Шерлока Холмса в это обширное славянское царство, принадлежало к числу секретнейших, и говорить о нем я не имею права, в особенности теперь, когда живы еще лица, которых оно касалось, и свежи еще события. Это — достояние истории.

Но попутно, так сказать, случился эпизод, отмеченный в моих записках, огласить который я могу без опасения быть нескромным.

Мы сидели с Холмсом в отдельном купе вагона международного общества в северном скором поезде.

По дороге в Россию Холмс сокращал время рассказами об этой стране, и оказалось, что он знаком уже с нею так же детально, как со всем, к чему обращался его замечательный своей проницательностью ум.

К моему удивлению, он рассказал мне, — и это подтвердилось с буквальною точностью, — что по улицам Петербурга не ходят вовсе белые медведи, что русские не едят сырого мяса и не пьют чистого спирта, а употребляют водку, — напиток, не лишенный в некоторых случаях приятности. Затем, если особое сословие русских, называемое казаками, и ест сальные свечи, то во всяком случае тщательно скрывает это от иностранцев…

Благодаря обществу Холмса, длинный переезд был сделан нами почти незаметно и мы приближались уже к Петербургу.

Как вдруг на одной из коротких остановок к нам в вагон вошла великолепно одетая дама с ручным изящным саквояжем значительных размеров.

Провожал ее джентльмен, без всякого сомнения принадлежащий к самому высшему аристократическому обществу.

Они говорили по-французски.

У станции виднелся изящный дог-карт [66], в котором они приехали. Лакей в ливрее с графскими гербами сопутствовал им до вагона.

Очевидно, это была высокопоставленная графская чета, проводившая, вероятно для охоты, время в своем поместье, и теперь дама возвращалась в столицу…

— Не потеряй саквояжа! — было последнее слово джентльмена, который прощался с дамой…

На этой же остановке мы с Холмсом гуляли по платформе. Друг мой не упускал малейшего случая для своих наблюдений.

Когда мы дошли до паровоза и остановились, Холмс помолчал с минуту и затем проговорил:

— Паровоз этот системы Компаунд, сделан фирмою Кокериль, досмотрен три года назад и назначен в ремонт в нынешнем году…

— Поразительно, — воскликнул я, — откуда вы это знаете?

— Азбука! — отвечал он. — Вы забыли, Уатсон, способ моего исследования, — обращаться к простейшему пути. Все эти сведения написаны на боку этого самого паровоза. Будьте добры прочесть. Не правда ли, это очень просто?..

Для Шерлока Холмса, который, оказалось, владел и русским языком превосходно, это было очень просто, но я не мог прочесть надписи, сделанной по-русски…

Стоявший на тендере помощник машиниста внезапно пошатнулся в это время.

Взглянув на его бледное лицо, я, уверенный, что он поражен какой-нибудь внезапною болезнью, сделал невольно шаг вперед, чтобы подать ему медицинскую помощь, но Шерлок Холмс остановил меня.

— Поспешите в наш вагон, — предложил он мне, — иначе мы рискуем опоздать…

В вагоне дама заняла свободное отделение рядом с нами, а другое свободное отделение по другую сторону от нас оказалось занятым субъектом подозрительной наружности.

Лицо его густо обросло рыжей всклокоченной бородой; такие же рыжие всклокоченные волосы вылезали прядями из-под его довольно сомнительной чистоты картуза. На нем были плохо вычищенные сапоги и пальто, лоснившееся от долгого употребления.

Он угрюмо, нахмурив брови, сел в угол своего отделения, перекинувшись несколькими словами с кондуктором…

— Вы заметили, Уатсон? — спросил тотчас же меня Шерлок Холмс, понижая голос до полного шепота…

— Этого человека? — спросил я.

— Да, этого человека, и то, то он дал монету кондуктору, разговаривая с ним…

Последнего я не видел.

— Монета была пятидесятикопеечного достоинства, — пояснил Холмс и задумался, принявшись набивать свою трубку.

Он поджал под себя ноги на пружинном диване вагона, как делал это бывало на улице Беккер, и окутал себя густыми клубами табачного дыма.

Зная привычки Холмса, я не сомневался, что мысль его работает в это время и что он обдумывает что-то…

— Так оно и есть! — произнес он вслух и быстро спустил ноги, отбросил трубку и мгновенно превратился из флегматичного и неподвижного в живого, деятельного Холмса, каким я знал его, когда он брался за какое-нибудь дело.