До неба трава (СИ) - Шишкин Артемий. Страница 7
- Ваг! - обратилась Аполлинария к бородатому стрелку, ранившему двуехвоста. - Ваг, бери Скорика и поспешайте за черноспинным! Рысью бегите, вертнем извернитесь, но не дайте ему уйти!
Бородатый Ваг и Скорик, молодой человек с горитом за спиной, сорвались с места, словно их же собственные стрелы, в стрельбе которыми им не было равных.
- Всех пришлых, и умёртвых, и живых, - сносите к общинному амбару!
Аполлинария обратилась к последнему мужику, и тот опрометью бросился выполнять приказ. Сама она подошла к мешкам и, вытащив застрявшую стрелу, бережно перевязала дыру верёвкой.
- Ох, и задал ты нам дел, Молчан..., или как тебя там... - староста устало присела на тюк с тканью. - Что же теперь будет-то...
- Яромир, - напомнил парень, и кивнул в сторону скрывшихся в чаще двух лучников:
- Догонят?
- Лучше у нас всё равно нет, - всплеснула руками староста. - Алаух с подраненной ногой лежит и раньше трёх дней не встанет.
В это время откуда-то из-под земли, глухо, будто в подземелье спрятали колокол, раздались удары била. Звук был громкий и своей мерностью и глубиной содрогал всю гору, и стоявшую на ней деревню. В отличие от воспоминаний Яромира, доступ к коим для него теперь был невозбранно открыт, и в коих струился чистый и звонкий колокольный звон со звонницы, лившийся окрест всего города и подымавшийся, казалось, до самого верхнего неба, этот звук неведомого инструмента густой патокой растекался внутри самой горы. Яромир даже почувствовал вибрацию земли под своими ногами. Этот гул и эта вибрация неведомого била созывали из своих изб людей. Калитки и ворота отворялись, и на улице показывались всё новые и новые жители селения. Они один за другим шли вверх на гору, туда, где был вход в подземные зимовья. Где была огромная чёрная нора, отвесно уходящая в неведомые селянам глубины, нора, отгороженная у пологого поворота сплошной стеной из толстенных травин, и заваленная грудой камней. Чёрную дыру закрывал стоявший на ней большой и приземистый амбар с общинными припасами. Староста выкрикнула имена троих мужчин, кои направлялись вверх по улице, а когда те подошли, наказала им грузить весь оброк в телегу и вести быка к тому же амбару.
- Любит тебя Род, Яромир, - она повернулась к парню и подала ему стрелу, вытащенную из мешка. - Любит и хранит. Хочу, чтоб он так же хранил и моё поселение.
Яромир взял стрелу и повертел её в руках. Он хотел спросить у старосты об этих бандитах, но Аполлинария уже не смотрела на него. Она махнула руками стражам на вышке и закричала:
- Ну, почто варежки раззявили-то? Затворяй ворота! Али кого ещё ждём?
Яромир повернулся и пошёл вверх по улице. Он решил сам вызнать, вызнать из первых уст все ответы на свои вопросы. Он шёл широким шагом, и ему казалось, что вместе с памятью к нему вернулась вся боль от полученных за эти слепопамятные дни ранений. Ныли на груди и спине глубокие шрамы от клыков и когтей волчара, болела в боку рана от стрелы, но паче всех кровоточила и рвала душу рана на сердце.
Когда Яромир поднялся на самую вершину, то увидел отворённые внутренние ворота и многолюдье во дворе подле амбара. В тени у глухой стены уже лежали некоторые знакомые ему по схватке бандиты. Они вели себя смирно и лишь глядели в небо. Их было пятеро, и никто их уже не охранял. На солнечной стороне амбара сидели двое бандитов. Один из них всё ещё был одет в шелом с петушиными перьями, и придерживал рукой нижнюю челюсть. Второй сидел со связанными за спиной руками и, низко склонив голову, поджимал к груди связанные ноги.
Двуглав же был не связан, и вокруг него толпились мужики с палицами и вилами. Охранники были явно озадачены и обеспокоенно поглядывали на своих пленников. Вслед за Яромиром вошли, таща за собой ещё одного упирающегося тощего бандита, трое мужиков с палицами. Они бросили связанного пленника рядом с двумя его подельниками и встали неподалёку.
- Со спущенными портками застали, - буркнул один из мужиков. - У знахарки в травяном настое отпаривался.
У бандита действительно штаны едва болтались на бёдрах. Яромир, опираясь на свою травину, подошёл к Збигневу и бросил её к ногам. Двуглав медленно поднял голову. На него смотрел его грозный "пленитель". В одной руке у него была зажата стрела, другую же он протягивал ему. В огромном и так знакомом Двуглаву кулаке был всё тот же заветный платок:
- Откуда у тебя плат сей? - голос парня уже не звучал потерянно и хрипло. Он излучал силу и решимость.
Двуглав хотел было что-то сказать, но тут же скорчился от боли и схватился рукой за челюсть. Яромир спрятал за пазуху плат и наклонился к главарю банды. В руке у него блеснула стрела.
- Молви, гнида! Откуда у тебя плат сей? - прорычал ему в лицо Яромир и, схватив за грудки, подтянул Двуглава к себе.
Тот задёргался и засипел нечто невразумительное. Парень поднёс к его правому глазу остриё стрелы, и повторил вопрос. Двуглав принялся сипеть ещё громче и схватился руками за руку Яромира, пытаясь отклонить стрелу. Но Яромир явно был сильнее, и из раны под глазом бандита появилась капля крови.
- Очи твои поганые повыйму, коли не скажешь, - продолжал настаивать Яромир, когда ему на плечо вновь легла знакомая рука. Рука тяжёлая, привыкшая и имеющая полное право указывать.
- Погоди, Яромир, - Аполлинария отвела его руку в сторону. - Ты ему рыло набок свернул, и челюсть вышиб. Он теперь только мычать и может.
Яромир выпустил главаря и подошёл к бандиту, коего привели последним. Тем же самым образом, что и его хозяина, он подтащил сего пленника к себе и, не говоря ни слова, чиркнул по лбу стрелой. Бандит заорал и задёргался в руках парня. Затем Яромир повторил свой вопрос и приставил стрелу к его глазу.
- Не ведаю я, плат сей! - вопил, мотая головой, бандит. - Малый я человек в сем деле!
Он засучил ногами, и его штаны окончательно спали до колен. Бандит задёргался и заорал ещё сильнее, когда остриё его же собственной стрелы вонзилось ему в нижнее веко.
- Истинно, не ведает он. Шестиглава плат сей. У него Двуглав его и выменял.
Яромир отпустил стрелка и выпрямился. Все смотрели на добровольно сдавшегося бандита. Тот по-прежнему сидел, подтянув к себе ноги, и низко склонив голову. Двуглав яростно зашипел на него, но тут же получил пинок от Яромира.
- Где сыскать Шестиглава сего, ведаешь? - продолжал допрос парень.
- Я ведаю, - ответ бандита опередила молчавшая до сих пор, и только внимательно вслушивающаяся в разговор Аполлинария. - Эти, всё одно, коли и знают, дак не скажут. А коли и скажут, то соврут.
Збигнев издал что-то похожее на смешок, но получил пинок уже от старосты.
В это время в открытые ворота, громыхая колёсами, въехала телега. Бык втянул её на гору и остановился подле ворот амбара.
- Стаскивай всё обратно в амбар, - распорядилась староста и, обратившись к Яромиру, добавила шёпотом:
- Свитка знает дорогу, она и сведёт. Обожди малость.
Аполлинария принялась отдавать команды. Все забегали и засуетились. Был распряжён бык и отведён в хлев, телега откатана за амбар. Пленных бандитов обыскали и сняли с них все доспехи. Затем, крепко связав Двуглава, их отвели в подземную часть селения. К тому времени, как телеги во дворе не стало, на её месте образовалась большая куча из оружия и доспехов, которые селяне не постеснялись снять со всех мёртвых и живых бандитов. Под конец в ворота втащили, держа под руки, чёрной спиной вверх беглого двуехвоста Осалыга. В его спине и затылке торчали две стрелы. Тело двуехвоста также было брошено подле остальных и обыскано. Яромир подошёл к Осалыгу и теперь по-новому смотрел на этого двухвостого стрелка. Никогда в своей жизни он не видел, да и не мог себе даже представить, что на свете живут такие бестии.
Распоряжения старосты дошли и до кучи с оружием. Она предложила Яромиру забрать себе всё, что он пожелает, и когда тот из всех трофеев выбрал бердыш на длинном и массивном топорище да широкий, набранный пояс Двуглава, Аполлинария раздала оставшееся селянам. Яромиру ещё с первого раза понравился сей бердыш. Когда-то это оружие с широким и массивным полукруглым лезвием, с одним трёхгранным шипом на противоположной его стороне и ещё одним, таким же на его верхнем торце, был насажен на длинное древко. Но сейчас, укороченный в два раза по длине рукояти, он устраивал Яромира как нельзя лучше.