Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара. Страница 52

Я не хочу, чтобы Алексей думал обо мне плохое. Пусть знает, что мои чувства к Даниле имели глубину. Мою глубину, измеренную моим опытом и жизнью.

Алексей уже спустился на следующую площадку.

— Я его любила, — крикнула вдогонку.

Алексей обернулся и, чуть улыбнувшись, покачал головой.

— Я так не думаю.

Он так не думает! Он, блин, так не думает, да и Данила тоже! Прямо слёт экспертов по любовным делам.

Глубина чувств Данилы завораживала и… да, льстила. Я была его музой, его вдохновением и купалась в этой роли. Я приняла правила его игры, а любовь…

Откуда же мне знать?

Можно ли любить и при этом совершенно не знать человека? Где я не углядела? Почему не заметила злого блеска в улыбающихся глазах? Данила был одержим мной, нацелился получить то, что захотел ещё в школе. Я стала его целью, обсессией, и любовь тут ни при чём. А потом он сорвался.

К шести утра я уже не пыталась заснуть.

Злосчастная картина стояла у двери. Сняв раму, я разрезала холст на кусочки, потом достала из ящика «Секрет». Его разрезать не стала из-за объёмного грунта, поэтому просто смяла. Положила обе работы в мешок для мусора, кинула туда же портрет Данилы, накинула пальто и открыла входную дверь. Не могу больше терпеть их присутствие. Как только вынесу мусор, смогу заснуть.

На лестничной площадке у самой двери сидел Алексей.

Он знал, что я стою рядом, но не повернулся. Откинувшись на стену, смотрел на свои руки и молчал.

Ему плохо. Его семья распалась. Его брат сорвался, а он не заметил признаков.

Мне тоже плохо.

— Лёша… — тихо позвала.

Он медленно поднял голову и посмотрел на меня. Усталое, небритое лицо, расчерченное тенями, выражало боль. Нет, не только боль.

«Я не должен здесь быть, но ничего не могу с собой поделать. Я здесь», — говорил его взгляд.

Я не стану спрашивать о мотивах, похоже, он и сам их не понимает.

Отбросив мешок с картинами, я повесила пальто на дверную ручку и села к нему на колени.

Без объяснений и вопросов приземлилась на него боком и прижалась к груди. Он него веяло не просто холодом, а льдом, будто он провёл на лестнице несколько часов. Уже почти апрель, но ночью холодно, как зимой.

Алексей не поднял руки, не попытался меня обнять. Позволил мне сидеть на его коленях, но не шевелился. Я свернулась калачиком и выдохнула в его свитер под расстёгнутой курткой. Захотелось согреть хоть самый крохотный кусочек его тела.

Ему больно, как и мне.

Так мы и сидели, Алексей Резник и я. Брат моего жениха и всеми осуждаемая невеста.

— Ты не спишь, — сказал Алексей через пропасть молчания.

— Ты сидишь под моей дверью, — сказала я.

— Да.

— Ты замёрз. — Я стянула полы куртки Алексея и попыталась застегнуть молнию.

Он покосился на брошенный мешок.

— Ты убираешь квартиру?

— Избавляюсь от картин.

— Картин?

— Той, которую ты принёс, портрета Данилы и школьной работы.

— «Секрет»?

— Да.

Отодвинулась от него, чтобы посмотреть в лицо. Он помнит «Секрет»?

Алексей поднялся и зашёл в квартиру, мешок с картинами оставил на лестнице. Прихватив одеяло, устроился на полу у батареи. Меня он не отпустил, так и держал на руках. Усадил себе на колени и закутал в одеяло, как ребёнка.

— Я вернулся, потому что хочу рассказать тебе правду. Всю правду. Держись, Ника, тебе она не понравится, но ты сама попросила. Готова?

— Нет.

— Если хочешь, я могу уйти. — Его руки сомкнулись вокруг меня, удерживая, противореча его словам.

— Нет, расскажи мне.

— Данила заметил тебя в первый же день, когда мы перешли в вашу школу, но ты не обращала на него внимания. Не так, как другие девчонки, они только притворялись равнодушными, а на самом деле мечтали познакомиться с новыми парнями. А тебе Данила искренне не нравился. Он задирал тебя, как мальчишка, пытался заговорить, но ничего не вышло. У тебя был парень. Данила бесился, а когда он бесится… — Алексей поправил одеяло и провёл губами по моему лбу, словно проверяя температуру. — Что ты знаешь о нашей семье, Ника?

Я быстро перечислила основные факты: нерушимая дружба, трагедии, переезд в наш город.

— Всё правильно, — кивнул Алексей, — но на самом деле мы переехали не только из-за работы, а чтобы сбежать от слухов. Данила был поздним и долгожданным ребёнком, и мать любила его до одержимости. Он отвечал тем же. Они и сейчас связаны, но в детстве Данилы они с матерью были неразлучны, это доходило до сумасшествия. Я тебе доверяю, Ника, и знаю, что ты не станешь распускать слухи, поэтому скажу ещё кое-что. Данила рассказал тебе про своего отца?

— Сказал, что не знает его.

— Так и есть, но кое-что известно. Ты знаешь, кем работала Анна Степановна?

— Медсестрой.

— Частной. — Алексей передвинул меня на коленях, чтобы я сидела ближе к нему. Обнял меня, словно ожидал, что я попытаюсь вырваться. — Среди её пациентов были и душевнобольные. Однажды она призналась моему отцу, что родила Даню от клиента. Сразу пожалев о признании, она отказалась обсуждать детали, но отец рассказал мне об этом. Только мне, не Ивану, мне тогда было четырнадцать. Отец сказал, что Даня слабый, и я должен всегда его защищать, и приёмную мать тоже. Заставил поклясться, что я так и сделаю. Не то, чтобы отец особо любил приёмного сына, но он чувствовал себя виноватым. Однажды Данила вошёл в их спальню в разгар интимной сцены, и его реакция была дикой. Невменяемый, он откусил стекло прикроватной лампы и напал на отца с осколком. Это было ужасно. Изо рта Дани хлестала кровь, он орал и рыдал, как…

— Как вчера?

— Да. Мать отвела Даню к врачам, он пришёл в себя, но так и не разговаривал с моим отцом до самой его смерти. После этого случая поползли слухи. Кто-то из больницы разболтал, что Даня разжевал стекло и попытался убить приёмного отца. Данила ругался, ввязывался в драки, а потом мстил. Никогда не забывал обид, и его месть была изощрённой и зачастую жестокой. Мой отец погиб в аварии, но после этого слухи только ужесточились. Мы переехали, чтобы начать сначала, с чистого листа. Если раньше Данила был одержим матерью, то после переезда переключился на тебя. Сказал: «Ника станет моей». Мы с Ваней пытались его утихомирить, ведь мы видели, что он тебе не нравится, но Данила упрямо стоял на своём: «Я найду способ».

— Однажды он заговорил со мной в школьной мастерской…

— Я знаю. Его методы… как бы тебе объяснить, они не совсем обычны. Это он украл твои работы и разбил их.

— А потом заговорил со мной, чтобы предложить помощь и выглядеть прекрасным рыцарем.

— Да. Данила говорил, что это всегда срабатывает на девчонках, если подстроить неприятность или несчастный случай, а потом «случайно» оказаться рядом и прийти на помощь. Не знаю, на кого он собирался свалить вину.

— Со мной этот трюк не сработал. Это ненормально.

— Да, это ненормально. Когда могли, мы с Ваней его останавливали, но сама понимаешь, он быстро просёк, что мы не в восторге от его поступков, и перестал делиться планами. Когда директор объявила о пропажах твоих работ, я догадался, кто виноват. Пытался поговорить с матерью, но, когда речь заходила о Даниле, она была невменяема. Всегда вставала на его сторону. Она сказала: «Если Даня так сделал, значит, так надо» и запретила вмешиваться.

— Это ужасно.

— Да. Работы уже было не спасти, поэтому меня больше волновал вопрос, что ещё Данила скрывает.

— Но ведь он же мог просто… я не знаю. — Вздохнув, я устало потёрлась щекой о свитер Алексея. — Просто сказать мне правду о своих чувствах. Тогда, в школе, или сейчас. Зачем устраивать такую жестокую игру?

— Потому что это не любовь, и потому что Даня не такой, как все. У него появилась идея фикс, что тебя надо наказать. Мать одобрила, сказав, что некоторые люди достойны наказания. После инцидента с разбитыми работами мы сильно поругались, и я не спускал глаз с Данилы до конца года.