Свен, не умевший лгать (Народные сказки) - сказки Народные. Страница 8

«Нужно надеть башмаки — по такому чудному городу стыдно ходить босиком!» — подумал Джек.

И он снова надел башмаки на ноги. Конечно, они сейчас же заплясали — ведь это же были башмаки-самоплясы! Джек, парень весёлый, очень любил песни и музыку. Когда башмаки заплясали, он стал им подпевать. Так, приплясывая и подпевая, шел Джек по большой улице. И весь народ с изумлением глазел на него. За Джеком скоро шла уже целая толпа.

Джек взглянул на толпу и удивился. Все жители города были одеты только в чёрные одежды, глаза их были мрачны, а головы опущены.

«Эге, да это очень невесёлый городок! Дай-ка я их потешу!» — сказал про себя Джек.

И он начал скакать, подпрыгивать, прихлопывать ногами и руками и распевать самые весёлые песни. Окружавшие Джека люди сперва только робко улыбались. Постепенно они начали смеяться. А под конец от хохота слёзы покатилась из их глаз.

Джек попробовал остановиться, но не тут-то было — башмаки продолжали свой бурный пляс. Только когда Джек скинул один башмак с ноги, поневоле остановился и другой.

Усталый Джек сел на мостовую, снял шляпу, вытер потное лицо и положил шляпу рядом с собой. И вдруг жители города стали бросать в шляпу Джека деньги. Скоро шляпа была полна серебра и медных монет, ручей из монет полился и в его башмаки. Все горячо стали просить Джека ещё немного поплясать.

Он уже порядком устал и от пути и от пляски и мечтал о хорошем ужине и тёплом ночлеге.

«Дай-ка я ещё немного попляшу, — всё же подумал Джек, — быть может, мне дадут и золота!»

Ведь известно, что чем богаче человек, тем он жадней! И вот Джек надел башмаки и стал насвистывать какую-то разудалую песню. Но башмаки словно прилипли к мостовой — они не хотели плясать: они не выносили жадности.

Между тем горожане ещё теснее окружили плясуна.

— Пляши же, незнакомец, — уговаривал Джека какой-то старик в чёрной шляпе. — Ох, я ни разу за последние пять лет не смеялся так от души, ох!..

— Потише, сосед, — сказали ему рядом, — ведь слуги герцога могут услышать!

Тут раздался громовой голос:

— С дороги, эй вы, там, бездельники! Что тут за шум? Что за толпа? Кто осмелился нарушить тишину нашего города?

Человек, одетый в черную с серебром бархатную куртку и такие же штаны и туфли, верхом на чёрном коне, пробирался через толпу.

— Это герцог Эльва, двоюродный брат короля! — прошептал кто-то на ухо Джеку. — Он очень злой человек. Берегись его. Беги!

Но Джек не двинулся с места. «Зачем? — думал он. — Ведь я никому не сделал зла».

Тут толпа расступилась по обе стороны площади, оставив Джека наедине с грозным герцогом Эльва.

— Это ты, негодяй, бездельник, виновник этого неприличного веселья? — вскричал герцог. — Разве тебе не известно, что наша столица — это город печали?

— Извините, — ответил Джек, — я чужестранец и ничего про это не знаю.

— Разве ты не видишь одетых в чёрное людей и эти полосы чёрной материи на стенах домов и на балконах? Стыдись! Уходи сейчас же отсюда, или я прикажу тебя повесить, шут!

Джеку ничего не оставалось, как уйти с базарной площади. Он схватил свои башмаки в руки и быстро зашагал. Скоро он добрался до небольшой гостиницы на окраине города.

Хозяин гостиницы посмотрел на него подозрительно: ведь Джек не был одет в чёрную траурную одежду. Но когда Джек зазвенел монетами в кармане и попросил дать ему ужин и комнату на ночь, то хозяин сразу стал вежливым и ласковым.

— Почему ваш город стал городом печали? — спросил Джек хозяина утром.

— Это очень печальная история, — отвечал хозяин, — но так как вы иностранец, то я с удовольствием вам расскажу её. Произошло это так. У нашего короля был единственный сын, которого он очень любил. Однажды на охоте юного принца сбросила с себя лошадь, он ударился о камень и остался на месте мёртвый. Король дал клятву всю жизнь носить траур и не предаваться никаким удовольствиям. И весь двор и все жители столицы должны теперь горевать вместе с ним. Да, вот уже пять лет наш город мрачен и печален. Молодёжь покидает нас и уходит подальше, в чужие страны. А во всём виноват двоюродный брат короля, герцог Эльва. Это он придумал этот траур, из-за него страдает народ. Говорят, он надеется, что от печали король скорей умрёт и тогда герцог станет королём. Вот будет горе народу! А сам-то герцог в других городах пьянствует и веселится. Но вы про это никому не говорите: у герцога много шпионов, и тогда меня вздёрнут на виселицу.

Джек пообещал молчать, а сам подумал: «Ну нет, не бывать злому герцогу королём! Дай-ка я попробую развеселить старого короля!»

Едва он это подумал, как башмаки вырвались из узелка и упали к ногам Джека. Тот обул их, и башмаки понесли его в стремительной пляске вдоль дороги, всё дальше и дальше, вверх по горе, к самому королевскому замку, У ворот замка важный привратник с большой золотой палкой преградил Джеку путь. Но один удар волшебных красных деревянных башмаков распахнул перед Джеком тяжёлые кованые ворота. И Джек промчался в пляске через королевский двор, мимо пышно разодетой свиты придворных вельмож и фрейлин, кружась, взлетел по ступеням широкой мраморной лестницы, мимо изумлённой и остолбеневшей королевской стражи в чёрных мундирах и с чёрными копьями в руках, Джек доплясал до трона короля. Король был одет весь с ног до головы в черный бархат, только корона золотилась на его седой голове.

Джек знал, что если он не рассмешит своей пляской короля, то его казнит злой герцог. И он стал напевать самые лучшие, самые весёлые песни и плясать во всю мочь, выделывая самые затейливые коленца.

Сперва король нахмурился, и лицо его стало злым. Ему стоило только поднять палец, и солдаты в чёрном, стоявшие по бокам трона, схватили бы Джека и бросили его в тюрьму.

Но король почему-то не поднял пальца. Весёлое, раскрасневшееся лицо пляшущего мальчугана, видно, понравилось ему, и он глядел на его пляску внимательно и даже с удовольствием.

И вдруг король улыбнулся. А Джек всё выбивал такт красными башмаками-самоплясами и громко напевал весёлый мотив. Тут веселье захватило короля, и он смеялся так, что слёзы потекли у него по щекам. И все вокруг начали понемногу, сперва боязливо, потом всё смелей улыбаться.

А Джек всё танцевал. Но вот ему изменили силы, он упал на пол у ног короля и скинул один башмак; второй стал неподвижен.

— Попляши-ка ещё, мальчик, — милостиво проговорил Джеку король, — ты развеселил меня. Вот уже пять лет, как я разучился смеяться. — И он кинул горсть сверкающих золотых монет к ногам Джека.

Но Джек хорошо помнил урок, данный ему умными, честными башмаками-самоплясами: не надо быть жадным.

Поэтому он вежливо сказал королю:

— Государь, я не пляшу за золото. Я танцую только для того, чтобы люди жили весело и счастливо!

— Ах, вот ты какой! — промолвил король. — Я вижу, что у тебя доброе и весёлое сердце, и хочу, чтобы ты всегда был при мне. Назначаю тебя главным увеселителем королевства, даю тебе по твоему выбору двести человек под твоё руководство. Вы будете плясать, петь, играть и представлять передо мной.

Но герцог Эльва, стоявший по правую руку от трона короля, был страшно недоволен, что простой уличный мальчишка был так возвеличен королём и, чего доброго, приобретёт над королём ещё большую власть.

— Этот мальчишка простой шут и обманщик! — прошептал он на ухо королю. И прибавил громко: — А насчёт золота он притворяется. Я видел вчера, как он отплясывал на базарной площади и люди швыряли ему и золото и серебро, а он вовсе не отказывался от них.

— Но он замечательно пляшет и поёт и достоин за это золота и серебра! — воскликнул король.

— Ах, государь, каждый мог бы сплясать не хуже этого мальчишки, если бы имел такую же обувь, как он! — возразил герцог. — Ведь башмаки его заколдованы и их нужно было бы сжечь на костре!