Дракон должен умереть. Книга 1 (СИ) - Лейпек Дин. Страница 51

Инкер вздохнул.

— И твой брат обвиняет тебя в убийстве отца, которого убил сам, — продолжил он резюмировать ее рассказ. — И подсылает к тебе убийц. А ты их калечишь. А потом сама же и зашиваешь.

Джоан молчала.

— Теперь я понимаю, почему ты ничего не хотела рассказывать. Тем более, я бы все равно не поверил.

— А теперь веришь?

— Я слышал, как он тебя назвал. И видел его меч. Такие не носят разбойники с большой дороги.

Джоан слабо усмехнулась. Потом вновь стала серьезной.

— Мне надо уезжать, — сказала она.

— Но...

— Я знаю. Помню, что должна работать у тебя пять лет. Но я не могу здесь остаться. Вряд ли эти были последними. Джон не остановится. Он... упрямый.

— Значит, ты просто больше не будешь оставаться здесь одна.

Джоан покачала головой.

— Нет. Значит, я больше не останусь здесь. Мы разыграем мой побег. И ты сам о нем сообщишь властям, — с нажимом добавила Джоан, когда Инкер нахмурился. — Постараешься сделать так, чтобы слух об этом разошелся как можно шире. Так, чтобы никому и в голову не пришло соваться сюда.

Оружейник долго молчал.

— А что будет с тобой? — спросил глухо.

— А я — дракон, — неожиданно усмехнулась Джоан так широко, что блеснули в темноте ее зубы. — Я справлюсь.

— А с чудиком этим что делать? Которого ты сначала убила, а потом воскресила?

— А чудика я заберу с собой. Когда он очухается настолько, что можно будет увезти его.

— Скажешь мне тогда, когда вы будете готовы?

— Скажу. Спасибо, Инкер.

***

Две недели спустя Джо исчезла из мастерской. Исчезла вместе с серой кобылой, любимецей Джил, «Хильдой» с инкрустированной рубинами буквой «Х», месячным запасом еды из кладовой — и раненым психом, которого она лечила день и ночь у себя в каморке.

Оставила Джоан раскороженные кандалы в кузнице, которых там до того отродясь не было — и странное ощущение пустоты.

— Прелестная инсценировка, — заметил Герхард, бросая кандалы на пол и выразительно глядя на невозмутимого Инкера. — Ты, надо полагать, сообщишь в Дельту о побеге?

— Сообщу.

— А я, конечно, ничего не хочу знать?

— Нет, — внезапно широко усмехнулся Инкер. — Не хочешь.

***

Трактирщик, который вышел во двор подышать свежим воздухом, внимательно смотрел, как всадник спрыгивает с лошади, не выпуская из рук бездыханное тело. Проделал он это очень грациозно, как будто человек, которого он держал, ничего не весил.

Всадник подошел к трактирщику. Лицо в тени капюшона было сложно разглядеть — но сложение у него было отнюдь не атлетическое. Мужчина, которого тот нес на руках, был покрупнее — но очень изможден, мертвенно бледен и без сознания.

«Труп он что ли сюда привез?» — подумал трактирщик изумленно.

— Мне нужна комната, — сказал всадник высоким голосом. — На месяц, возможно, дольше. Сиделка, которая умеет перевязывать раны и снимет швы, когда раны затянуться. Хорошее мясо и красное вино каждый день. Я заплачу вперед.

Трактирщик, который все еще не мог оправиться от изумления, кивнул.

— А это?.. — начал он, косясь на труп.

— Это все для него. Я не останусь, — всадник непринужденно стоял, как будто что труп на руках, который, вроде как, был еще не совсем трупом, совсем ему не мешал.

Трактирщик снова кивнул.

— И вот еще что, — добавил всадник. — Когда он очнется и станет спрашивать про меня — скажи ему, чтобы не вздумал меня искать.

Всадник помолчал и добавил тихо:

— В следующий раз я его зашивать не буду — сразу убью.

Трактирщик вздрогнул — и посторонился, пропуская их внутрь.

***

Конь тихо фыркал каждый раз, когда Джоан задевала головой мокрые ветви и с них сыпался серебристый дождь, пахнущий прелью и осенью. Но она не замечала брызг. Она слишком глубоко задумалась.

Генри был жив. По крайней мере так сказал убийца. Джоан знала, что это правда — в тот момент она слышала, что это правда.

Он был жив. Где-то, далеко, очень далеко — но жив. Это было хорошо — очень, очень хорошо. Но это, кажется, ничего не меняло.

Искать его? Найти — и привести за собой снова убийц, подосланных братом? Да и потом — что она скажет Генри? Он уже давно перестал ей сниться — с тех пор, как она запретила себе думать о нем. Не было никакого смысла начинать думать теперь. Прошло много времени. Слишком много.

Да и причина, по которой она тогда его отослала, никуда не исчезла. Все стало только хуже. Теперь, Джоан была уверена, даже Сагр не смог бы ей помочь. После падения в море, когда Джоан день за днем боролась с волнами, а затем — с собой, ее тело изменилось необратимо. Она могла сомневаться в том, человек ли она все еще — но в том, что она больше не женщина, у Джоан сомнений не было.

Хорошо, что Генри был жив.

Но это ничего не меняло.

Она уедет на север, на границу Лотарии и Инландии, в предгорья, где не действуют законы обоих государств, потому что никому неохота было лезть так высоко и разбираться, что там происходит. Она уедет туда. Перезимует. Денег, которые всучил ей перед отъездом Инкер в довесок к лошади и мечу, должно было хватить на первое время — даже при том, что больше половины она выложила в трактире на лечение убийцы. Ей много не нужно. Хватит. А там — она что-нибудь придумает.

Но она точно не станет никого искать.

Человек по имени Рой

Дерк, один из пяти Мастеров Западного кантона Нордейла, жил высоко в горах, почти на границе с Инландией. У него была хижина, огород двадцать на двадцать локтей и полный дом разнообразных трав. В свои пятьдесят Дерк выглядел как типичный Мастер драконов — худой, седовласый, со строгим сосредоточенным взглядом, и только одно обстоятельство сильно выделяло его среди остальных.

Вот уже почти двадцать лет вместе с Дерком жила его жена.

В народе ходили разные слухи о том, почему Мастера проводят всю жизнь в полном одиночестве. Кто-то считал это необходимым условием для общения с драконами, поскольку сами драконы бесполы и бесчувственны. Кто-то, наоборот, был уверен, что только те и могут овладеть этим искусством, кто от природы равнодушен к женщинам, да и вообще к любым мирским утехам. Истина, как обычно, лежала где-то посередине и чуть в стороне, но факт оставался фактом — Мастера драконов в горах Гра- и Нор-Бейнн встречались часто, а вот их жены — нет.

Нарушение традиционного для Мастеров целибата, впрочем, никак не повлияло на способности Дерка — драконы его деревню не беспокоили, а большего от Мастера и не требовалось. А когда очередная роженица, тяжело дыша, принимала из рук его жены Эмералд громко вопящее дитя, она безусловно благодарила небеса за то, что их Мастер пренебрег традицией.

Сам Дерк никогда не сомневался в том, что ему повезло с женой. Он жил вместе с Эмералд так давно, что вся их жизнь существовала по идеально выверенным, непреложным законам. Они могли целыми днями не сказать друг другу ни слова, существовать как будто в разных мирах — потому, что каждый был органичным продолжением другого, и слова слишком часто оказывались излишними.

Они много времени проводили вместе — и столь же много порознь, ценя одиночество, необходимое любой личности, которая не вписывается в рамки обыденности. Эмералд часто спускалась в деревню — Дерк работал по дому или ходил по горам в поисках редких целебных растений. Зимой искать было нечего — но тогда Эмералд каждый день прогоняла его на охоту, зная, как важны для Дерка эти одинокие прогулки. Иногда она выходила с ним — но это были исключения, своей прелестью преображающие само правило.

В тот год весна началась очень рано — настолько рано, что Дерк не без оснований считал, что зима еще вполне может вернутся. Так и случилось — нежные зеленые побеги прихватило заморозками, и Дерк сокрушенно смотрел на почерневшие, засохшие ростки. Впрочем, природа все равно брала свое — вскоре горные луга покрылись зеленой травой и цветами, в лучах яркого солнца источавшими головокружительный аромат. В это время года Дерку часто хотелось, чтобы Эмералд была рядом с ним — тогда он мог бы поделиться с ней всем необычным и удивительным, что теперь буквально сбивало с ног на каждом шагу. С широко раскрытыми глазами смотрел он на невероятный, вечно возрождающийся мир, всякий раз поражаясь его неиссякаемой силе. С широко раскрытыми глазами бродил он по тропам, подмечая каждую деталь, обращая внимания на каждое, самое маленькое свидетельство непрекращающейся жизни. С широко раскрытыми глазами он ходил по горам — и именно благодаря этому однажды утром на противоположном склоне заметил нечто, никак не принадлежащее празднику жизни. С той стороны ущелья посреди зеленой травы и ярких цветов лежал труп.