Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ) - Степанова Дарина. Страница 34

— Так значит, Мастер научил тебя закладывать в пищу магию, — хмыкнула Сирик. Ивар даже опешил: он-то думал, что она восхитится, изумится его новому мастерству. А она мало того, что догадалась с первых слов, так ещё и ни чуточки не удивилась. — Так вот зачем он учит нас готовить. Чтобы мы могли запихивать колдовство в еду.

— Не совсем, — поправил Ивар, радуясь, что уж кое-что ей не известно. — Вложить магию можно во что угодно — хоть в яблоко. Задача в том, чтобы суметь её скрыть, не нарушив природной структуры. Вот в том же самом яблоке скрыть чары будет очень сложно, ведь у яблока есть своя собственная сложная природа, которая формировалась столько, сколько оно росло. У яблока есть своя история, своя вмятинка на боку и тёмная крапинка у черенка. Вмешаться в яблоко — значить, нарушить его естество. Но если ты готовишь сам, всё гораздо проще, ведь ты сам создаёшь то, во что будешь вкладывать магию. Ты можешь выбрать подходящий состав, консистенцию, ингредиенты, даже цвет! Вот, например, желе: на самом деле, дело не только в звучании. Я вложил туда мысли, которые приходят в голову, а по консистенции желе похоже на вещество в мозгу. Структуру — густую и аморфную — я сделал такой, что прожилки похожи на мозговые извилины. В этих прожилках и заключена магия. Погляди, какие тонкие, едва заметные! — с гордостью указал Ивар. — Благодаря тому, что это желе я сварил сам, никто не сможет понять, вмешивались ли внешние силы в его естество.

— Совсем никто? — невинно взмахнула ресничками Сирик.

— Ну разве что Мастера, — ответил Ивар. — Но ты погоди, я научусь делать так, что никому не распознать! И ты научишься, — примирительно закончил он.

— Интересное дело, — только и ответила Сирик, в голове которой уже завертелись шестерёнки шустрого комбинатора. — Ивар, а ведь по время приготовления ты используешь уже готовые ингредиенты. То есть всё-таки нарушаешь их структуру.

— Не их, а того, что из них получилось, — наставительно ответил Ивар. — Это разные вещи, Сирик.

По той уверенности и скорости, с которой он это произнёс, Сирик заключила, что Ивар и сам задал Мастеру этот вопрос.

— Понятно, — вздохнула она. — Мне неясно только одно.

— Что? — друг так и горел энтузиазмом. — Спрашивай! Я объясню!

— Сомневаюсь, что ты сможешь ответить. Мне интересно, когда же Мастер научит этому меня.

— А… — сник Ивар. — Ну, думаю, скоро. Ты ведь растёшь.

— В том-то и дело! — воскликнула Сирик. — Ивар, я расту очень медленно. Ты — совсем юноша, тебе разрешено колдовать, скоро тебя отпустят учиться в город. А я по-прежнему читаю книги и колдую лишь в классе. А ведь мы попали сюда в один день. И, знаешь ли, я не глупей тебя! — запальчиво произнесла она.

— Не расстраивайся, — как мог ласково, ответил Ивар. — Может быть, Мастер не торопит тебя, потому что ты девочка. Всем известно, что ведьмы учатся дольше.

— Может быть, — откликнулась Сирик, поникнув. — А всё-таки чай у меня такой, какой ни ты, ни он сварить не смогут.

— Это верно.

— Знаешь что? — понизив голос, заговорщицки прошептала Сирик, вмиг забыв обо всех своих огорчениях и подозрениях. — Я раздумываю над новым составом. Пока я расписала компоненты лишь на бумаге, кое-чего мне не хватает, а кое-что можно достать только осенью, в том лесу, на опушку которого наше крыльцо смотрит в октябре. Но, если мой расчёт верен… Это зелье будет горьким и светящимся. Я пока не придумала, как отбить горечь и погасить свет. Но, может быть, этого и нельзя делать… — Сирик говорила всё тише, всё вдохновенней. В её голосе сквозил торжественный испуг, словно она трепетала перед громадностью своего открытия. — Его можно приготовить лишь раз в год. Оно лечит тоску, запирает грусть, убивает сомнения. Это трезвость, горечь и свежесть. Выпив его, ты будешь отчётливей слышать звуки, ловить запахи, разглядывать образы и лица. Это покой, радость и гордость. Один стакан — и ты отважишься на то, на что не решался, с поднятой головой встретишь самого страшного врага и любую правду, никогда не сдашься и никому не расскажешь о том, каково оно на вкус.

Ивар зачарованно слушал крошку Сирик, которая говорила недетские, недевичьи слова. Он вспомнил, как однажды Мастер рассказывал о том, как сильные слова способны творить волшебство без зелий, жестов и заклинаний. Ивар не поверил: уж слишком легко в таком случаем стать магом любому встречному. Но теперь он ощущал, как вокруг Сирик сгущается и сияет воздух, как разгораются её глаза и щёки. Он, сам того не замечая, подался вперёд: ведьмина сущность Сирик, выглянувшая наружу из привычного воробушка, притягивала, увлекала, не отпуская и не давая одуматься и отдышаться.

— Это тишина и безветрие, это шторм и буря, это весна и осень, небо и глубина. Это горячее море под килем ладьи, это крылья, которые разворачивает разум.

Сирик тяжело дышала, грудь её вздымалась, глаза сияли. Ивар позабыл о котелке и спрятанных в нём желаниях, позабыл о Мастере и книгах.

— Это…

— Это — моё лучшее зелье, которое я ещё не сварила. Я назову его "Глоток Надежды".

Маленькая хозяйка

С первым снегом Ивар стал раз в месяц ходить в город. Каждый раз он оставался там несколько дней кряду, постигая колдовскую науку с другими подмастерьями, уже достигшим того мастерства, когда их могли обучать вместе. Это было второй ступенью; третья, заключительная часть магического обучения вновь возвращала подмастерье к Мастеру. К тому времени подмастерья умели колдовать разумом. Мастер должен был открыть самую суть магии их душе.

А пока Ивар вместе с другими юношами из города обучался точности и тонкости волшебства, Сирик оставалась дома, подолгу бывая во дворе, хлопоча по кухне и проводя долгие вечера за столом друга, куда он великодушно разрешил перебираться в своё отсутствие.

Сирик с давних пор глядела на его стол с восхищением. В точном порядке там были расставлены свечи и стопки писчей бумаги, перья и карандаши, книги и записи. И только в часы, когда Ивар занимался колдовством — не "принеси-подай" или "открой-закройся", а настоящей магией, — за столом воцарялся хаос. Оплывали воском свечи, прижимали разлетающиеся листы тяжёлые ключи, над чашкой теплилось сладкое глухое марево — это Сирик заваривала ему напиток Средоточия. В часы колдовства Ивар вынимал из деревянного ящичка записи обо всём в природе: как воздействовать на чувство, как вплести магию в вещество, как изменить структуру. Особенно Сирик нравилась маленькая квадратная калька со схемой превращения угля в алмаз. Она знала далеко не все символы и знаки, указанные на схеме, но Ивар обнадёживал: скоро Мастер допустит тебя к науке Чёрной Земли, и знаки откроются. Сирик не просила Ивара объяснить: он и сам пока был не слишком сведущ. Деревянный ящик со схемами, записками и обрывками текстов Ивар завёл без ведома Мастера. Тот никогда не рассказывал о таких вещах на привычных уроках, но мог обронить между делом по пути в лес или за поздним ужином, когда глаза Сирик уже слипались, и она не понимала, явь это или сложная сказка. А Ивар внимательно слушал, ловил каждое слово, жадно спрашивал, а, вернувшись в комнату, быстро, пока не забыл, наносил записи на кальку и прятал в свой деревянный ящичек.

— Почему ты пишешь на кальке? — как-то спросила любопытная Сирик.

— Кальку я сумею развеять почти в секунду, — ответил Ивар, покраснев. — А с бумагой придётся помучиться.

С тех пор Сирик поняла, что и от Мастера можно хранить тайны. И первой, самой большой её тайной был Глоток Надежды.

Вернувшись домой после первой побывки в городе, Ивар нашёл свой стол нетронутым, словно никто его и не касался.

— Ты можешь сидеть за ним, — ласково, с новой покровительственной ноткой сказал он. — Можешь брать мои карандаши и перья. Можешь читать книги. Я разрешаю.

И Сирик воспользовалась разрешением. Обычно Ивар уходил в город на неделю, но иногда задерживался и дольше. В такие дни она особенно тосковала, допытываясь у Мастера, чем Ивар занимается, где живёт, с кем водит дружбу.