Immortality (СИ) - Грушевицкая Ирма. Страница 6

Я вышла бы замуж, у меня были бы дети. Наверное, из всего того, что забрало у меня бессмертие, самым невыносимым было отсутствие возможности иметь детей. Мой материнский инстинкт оставался таким же сильным, как и у любой живой женщины. Я помню, что Эдвард говорил об этом, когда отказывался обратить меня сам. И сейчас я верила ему и опять была благодарна за то, что он был честен со мной, желая лишить боли, которую я испытываю, глядя на матерей с младенцами на руках. Я очень хотела ребёнка. Но это было не всё: я бы очень хотела ребёнка от Эдварда. Я часто представляла его себе: бронзоволосого мальчика, с зелёными глазами, как у Эдварда при жизни. Иногда это была девочка с такими же непослушными локонами, как у её отца, но моими шоколадными глазами. Но при любом исходе нашей истории, это было невозможно. А зачем сожалеть о том, что невозможно?

Первый раз я вернулась в Форкс через десять лет. Я бродила невидимой по родным улицам, собираясь с духом. Было безумно сложно заставить себя подойти к дому Чарли. Я боялась того, что могла не найти его. Что могла не найти отца. И, как оказалось, боялась не напрасно.

Дом был на том же месте, но даже издали я увидела, что в нём никто не жил. Окна и дверь заколочены, на подъездной дорожке - объявление о продаже. Моё мёртвое сердце сжалось до размера маленького камешка, когда я подумала о возможной причине этого. Я аккуратно отодрала доски от входной двери и зашла внутрь.

В доме ничего не осталось, лишь стены и полы с облупившейся краской. Мебель отсутствовала, как и шторы на окнах, цветы, фотографии на каминной полке. Дом уже не был моим - без Чарли, без привычных вещей он был чужой. На кухне в стенах остались дыры после того, как с них сняли шкафчики. Из-под раковины одиноко торчал остов канализационной трубы.

Я поднялась в свою комнату. Фиолетовые обои клочьями висели на стенах. Не было ни моей кровати, ни старенького столика, ни кресла в углу, где так любил сидеть Эдвард. Я опустилась на пол у порога и заплакала.

Даже если бы я могла плакать, как все люди, даже если бы у меня были слёзы, они бы никогда не смогли успокоить мою душу. Не надо рыться в архивах и заходить в полицейское управление, не надо прислушиваться к разговорам, чтобы понять, что произошло с моим отцом. Тот удар, в день, когда я впервые вышла из лесу к своему дому, наверняка был не последним. Мой папа, такой смелый и сильный, такой сдержанный и ранимый - он так и не смог пережить мой уход. Так и не смог…

Я долго бродила по кладбищу Форкса, пока не нашла его могилу. Она была ухоженной. Скромный букет полевых цветов, ещё не совсем завядших, был единственным её украшением. От них исходил еле ощутимый звериный запах, и я поняла, что даже после его смерти Джейкоб Блэк не прекращал заботиться о моём отце. Я долго сидела на холодной земле рядом с могилой Чарли и много думала. Может, надо было остаться? Не появляться перед ним, но быть рядом? Может, тогда папе было бы легче?

Именно после первого посещения Форкса я решила больше времени проводить с мамой. Она прожила хорошую жизнь. Конечно, моё исчезновение стало для неё страшным ударом. Я не видела её десять лет и сначала даже не узнала в худенькой грустной женщине свою заводную, вечно куда-то спешащую весёлую маму. Слава богу, Фил всё ещё был рядом.

Я навещала их каждый год, смотрела, как они вместе стареют. Фил ушёл первым. Мама осталась одна, но у неё были заботливые друзья, внимательные соседи, и я была за неё спокойна.

Под конец жизни у Рене развилась болезнь Альцгеймера. Когда стало понятно, что оставаться одной для неё стало опасно, социальные службы предложили маме переехать в дом престарелых. Она очень из-за этого переживала. Ей не хотелось покидать свой дом, и впервые за всю свою долгую жизнь я пошла на подлог. Украв документы у похожей на меня девушки из восточных штатов, я объявила себя сиделкой, которую наняли для Рене дальние родственники. Больше я ничего и никому не объясняла. Да люди и не спрашивали. Маме же было всё равно. К тому моменту она уже мало что помнила, забывала о самых элементарных вещах. Я была рядом с ней: днём открыто, а ночью лежала на кровати, прислушиваясь к её дыханию. Давным-давно так же поступал Эдвард, прокрадываясь в спальню и охраняя мой сон.

Я оставалась с мамой до последней минуты. Жизнь покидала её, и всё это время я держала маму за руку. В самый последний момент, она открыла глаза и осмысленно посмотрела на меня:

- Детка, какая же ты красивая. Я так по тебе скучала.

Мама взяла мою руку и прижала к своей щеке.

- Я тоже, мамочка, я тоже. – Я наклонилась и поцеловала её в лоб. - Я очень тебя люблю. Передавай привет папе.

Она улыбнулась мне в последний раз, и я поняла, что теперь навсегда осталась одна.

Память о человеке живёт, пока живут люди, помнящие его. Прошло уже много лет после смерти последнего, кто знал Беллу Свон. Я всё так же ходила по земле и с горечью понимала, что у меня ничего не получается. Что я больше ничего не хочу, не желаю, и ни в чём не вижу смысла. Мне захотелось поговорить с кем-нибудь, кто переживал те же чувства. С кем-то похожим на меня.

За все эти годы я неоднократно встречала других вампиров. Нас тянуло друг к другу как магнитом: мы чувствовали приближение похожего на нас существа, и не бежали, а, наоборот, шли навстречу и замирали в любопытстве. С некоторыми я разговаривала, некоторым даже не показывалась. Те, с кем я общалась, не были мне интересны. В основном, они так же, как и я, кочевали по земле, не заинтересованные ни в чём, кроме утоления жажды. Я не встречала ни одного вампира с золотистыми глазами, как у меня и Калленов.

В поисках ответов я даже посетила Вольтерру. В этом небольшом итальянском городке жили Вольтури – старейший вампирский клан. Королевский - так назвал его Эдвард. Но и там я ничего для себя не нашла - только тлен и полуразложившиеся живые трупы: алчные, беспощадные и кровожадные. Своим появлением я посеяла среди них панику: они чувствовали присутствие чужака и были не в силах справиться с тревогой, ощущая исходившую непонятно откуда угрозу. Они безуспешно рыскали по городу, разыскивая причину своего беспокойства, а я попятам ходила за ищейками, наслаждаясь игрой в кошки мышки. Я дразнила их, сама не зная зачем. Может, мне просто становилось скучно.

Был только один человек, с которым я действительно хотела бы поговорить, вампир, встреченный мной ещё при жизни - мудрый, гуманный и заботливый.  Только Карлайл Каллен смог бы ответить на мои вопросы, но встречу с ним я всё время откладывала, находя разные для этого причины. Конечно, основная была в том, что, встретившись с Карлайлом, я не смогу избежать встречи с Эдвардом. А к встрече с Эдвардом я всё ещё не была готова. Хотя, может быть, не всё ещё, а уже…

Моя прежняя жизнь, за которую я отчаянно цеплялась, постепенно становилась воспоминаниями, подобно сюжету давно прочитанной книги. Реальность ускользала, ускользала и прежняя я. Это было настолько же тревожно, насколько, как я сейчас понимала, и неизбежно. С каждым прожитым годом мне всё больше нужны были доказательства моего существования.  Я хотела, пусть только для себя, но всё ещё помнить, что когда-то была живой.

Может поэтому в тщетных попытках вновь обрести себя, я всё время возвращалась в места, где жила когда-то. Туда, где всё начиналось. Это было тяжело, но необходимо. Как подпитка для дальнейшей жизни; прививка от неизбежного одиночества, дыхание которого ощущалось всё сильней.