Зеница рока (СИ) - Брыков Павел. Страница 5
Перед купцом — словно каменный валун посреди реки — расталкивая встречных могучими плечами, идет светловолосый богатырь — носильщик с мешком на спине. Тоже в годах. Ростом чуть ниже купца, но в плечах и груди широк, как винная бочка. По одежде понятно, что прибыл он с Севера. Свободная кроя светлая рубаха с косым воротом стянута пестрым матерчатым поясом, на котором висел спрятанный в деревянных ножнах кинжал; холщовые штанины заправлены в летние сапожки.
Аккуратно остриженная в кружок голова плотно сидит на широкой шее. Васильковые глаза, прямой с широкой переносицей мясистый нос, длинные выгоревшие на солнце усы. Выступающие скулы закрывает короткая густая бородка. Богатыря можно было б назвать привлекательным, если бы не белые точки давно затянувшихся ожогов на лбу и бледный рубец шрама на левой щеке. Свинцовый взгляд гостя славного Истамбула был грозен — мало кто из встречных османлисов мог его выдержать, предпочитая уступить дорогу.
Вот людской поток остался позади, купец вырвался вперёд и, широко шагая, без колебаний поворачивая то налево, то направо, вёл своего спутника по узким улочкам. Купец и его спутник прошли улицы с припортовыми харчевнями, где кутили моряки, пересекли переулок менял, в котором морской народ сбывал то, что во время странствований прилипло к рукам; от греха подальше обошли закоулок падших женщин, и свернули в узкую улочку между складами, коих так много в районе порта. Это было странное место. Днём этот район не тревожили крики зазывал, приглашавших народ посмотреть редкие товары, здесь не работали под открытым небом ремесленники, не стучали молотки кузнецов и чеканщиков, не скрипели гончарные круги…. Когда солнце над Истамбулом стоит высоко, то в этом месте всегда тихо и спокойно, однако ночью здесь всё оживает. То и дело мелькают тени и слышен шелест шагов спешащих по своим делам людей, скрипят петли калиток, слышен свист ночных птиц.
Прибывшие в Истамбул странники искали переулок, в котором жили перекупщики краденого. Шли смело — у таящегося в тени дувалов народа не возникало сомнений: чужой не мог так свободно идти через лабиринты их царства. Значит — свой. Три молодых парня из любопытства, некоторое время вели гостей, однако, после поворота в длинный узкий, огороженный двумя высокими стенами переулок купец и его товарищ… исчезли. Молодые люди разделились и обогнули дома с двух сторон, но купец с носильщиком им навстречу не попались! В проулок свернули двое, а с другой стороны никто не вышел, при этом в стенах не было ни калиток, ни окон.
…Купца с «АФРОДИТЫ» звали Георгием — именно это греческое имя прокричал хозяин дома, когда разглядел, появившегося посреди его комнаты гостя. Высокий худой старик бросился с объятиями, радостно крича:
— Георгий! Родной!
Купец с удовольствием обнял хозяина, и они троекратно расцеловались.
— Семион!
— Георгий!
Гость отстранился, чтобы лучше рассмотреть старика и, заметив, что белки глаз хозяина красные, как у кролика, покачав головой, сказал на греческом с укоризной:
— Вот ненасытный, хоть бы по ночам не читал!
— А мне чего? — усмехнулся старик в ответ. — Уж и так почти ничего не вижу, вот и урываю остаточки.
Купец повернулся к стоящему за его спиной товарищу, и сказал по — русски, с улыбкой:
— Как же я благодарен вам за возможность попасть в Константинополь. Сколько у меня дядьев, но всем им далеко до Семиона Митропулоса!
Георгий отступил в сторону, чтобы свет упал на второго гостя:
— Я не один. Познакомься, дядя, Назар. Из русинов. Назар Турбат.
Семион, окинув взглядом крепыша, улыбнулся.
— Вижу — вижу. Пояс — оберег с плетью. Рубаха вышита красными да синими рунами солнца и воды… Из водяного племени?
Русин кивнул.
— Если так, то доброго охранника нанял мой племяш. Мешок — то брось, чай не украдут, — сказал Семион на русский манер.
Гость не улыбнулся в ответ, промолчал на слова приветствия, однако, помедлив, скинул с плеча ношу, и аккуратно привалил её к сундуку. Симеону показалось, что он где — то видел этого русина, а может ему знаком такой взгляд исподлобья? Недобрые у гостя были глаза…
— Семион, мы по делу, — сказал купец.
— Так давайте, друзья мои, проходите. Сейчас Галина накроет чем поужинать, вина принесет, чтобы беседа шла веселее. Родову не каждый день принимаю. Всё басурманов, да басурманов.
Купец дернул бородкой.
— Дядя, у нас мало времени.
— Но по глоточку выпить — то можно?
— По глоточку — можно.
Сев на лавки — старик услышал, как жалобно скрипнуло дерево под тяжестью русина, — мужчины начали играть в гляделки. Семион улыбаясь, любовался племянником, его ухоженному лицу, богатым одеждам, доброму, сытому выражению глаз, но за улыбкой своей старик пытался спрятать беспокойство: он чувствовал на себе взгляд русина и от него внутри всё как — то сжималось. Георгий рассматривал комнату, радуясь знакомому и подмечая изменения.
Назар молчал.
— А где моя лампа? — наконец спросил купец.
— Египетская? — хозяин ещё шире улыбнулся.
— Ну.
— Обменял.
— Это на что же? — Георгий не смог скрыть разочарования. — Да я за неё хитрецу Аге в Александрии отдал трех кавказских нетопырей и жабу — хохотуху!
Старик и не думал оправдываться.
— А я назад поменял!
— На что?
— На Галину.
Дверь открылась и в комнату вошла хозяйка с кувшином на плече и плетеной корзиной с фруктами в свободной руке. Одета была жена Симеона, как многие греческие женщины — в домотканую рубаху, поверх которой повязана свободная широкая юбка и расшитый передник; на голове холстяной платок. Вот только внешность у неё была не греческая — кожа у Галины была чернее коры железного дерева. Георгию пришлось постараться, чтобы не показать своего удивления.
— Знакомьтесь, моя хозяюшка — Галина.
Георгий улыбался да кивал, а старик продолжил рассказ:
— Были у меня купцы из твоего Египта, просили лампу назад. Нуждались, предлагали взамен всякое богатство, но я отказался. Так вернул.
— Горазд чужое добро раздавать, — пробурчал племянник, косясь на хозяйку.
— Купцы ушли, а через два дня прибыла, вот, — старик погладил девушку по ладони, — Галина. Книгочея. Столько знает — нам с тобой и за жизнь не прочитать.
— Это почему же?
— Тут вот какая загадка, — ответил грек. — Когда Александрийская библиотека сгорела, собрались те, кто что — то помнил из утраченного и стали эти люди передавать из поколения в поколение свои знания. Галина одна из них. Все помнит, что ей рассказывали мама и бабушка. Так что, племяш, за лампу не обижайся.
Не зная, что ответить, купец просто пожал плечами. Девушка улыбаясь, поставила на стол амфору с вином, высокие глиняные стаканы и чашу. Положила в неё персики, виноград, нарезанный сыр, и когда начала разливать вино в комнате раздался грудной раскатистый бас:
— А кто такая хохотуха?
Все замерли. Старик и Галина поняли, что русин старается говорить тихо, но и этого хватало для того, чтобы понять каким сильным голосом обладает их гость.
— Георгий, а ты что не рассказал?
— Да у нас с Назаром и времени особо не было. — Купец ладонью показал Галине, чтобы остановилась, мол, ещё дела, хватит и половины бокала.
— Я только что с Бело — озера. По торговле прибыл, но разгрузиться не дали, спрашивают, в Константинополь хочешь попасть? Знамо дело, кто откажется за один день из Эллады да в Святой город перелететь, Софией полюбоваться. Вот Назара дали сопровождающим. Говорят — срочное дело. Если помогу, то отблагодарят.
Старик улыбнулся, мол, понял, пододвинул чаши гостям и, приглашая присесть за стол, кивнул Галине.
— Ну, тогда я выпью за вас, мои дорогие гости. Чтобы всё у вас получилось, и самым приятным событием в Константинополе было не только посещение лавки старого Митропулоса. Если в моих силах помочь, спрашивайте. Только сразу предупреждаю — торговые дела сейчас лучше не вести.
— Это почему же? Я из дома венецианской ткани привез, клинков испанских. Мать Берегиня мехов, мёда, да воска дала.