Он, другой и ты (СИ) - Пожидаева Ольга. Страница 2

Пускай не будет, как в сказке. Пускай она не проживет всю жизнь с тем самым-самым, самым первым. Пускай он летит, куда хочет, без нее, но будет другой или третий, с кем она захочет прожить, может не так уж и долго, но счастливо и в любви.

К таким печальным, хотя и оптимистическим выводам пришла Саша, даже слегка протрезвев. Она собиралась просто отключиться на родной кровати и не думать, нет, ни в коем случае не думать, что именно на ней Женя сделал ее женщиной. Помешала мама, которая почему-то раньше времени приехала от бабушки. Мамы — они такие, все чувствуют. Сашке даже не досталось за поддатое состояние, мама только головой покачала. Они долго сидели на кровати, разговаривали и обнимались. Саша, наконец, без вранья и прикрас рассказала все об их с Женей романе. Мама, конечно, сочувствовала, но не особо пыталась скрыть, что Сергеев ей никогда не нравился. Саша ее не винила, ее саму разрывало от обиды и злости. Напоследок мама, разумеется, посоветовала больше не надираться и ушла спать. А дочка, как махровый эмо, поплакала, перечитала душераздирающие смски, снова поплакала и лишь к утру забылась крепким сном.

Остаток лета тянулся мучительно долго. Посиделки в парке с подругами, которые находили приключения на свои пятые точки, больше не будоражили молодую кровь. Саша пребывала в каком-то эмоциональном вакууме. Она на автопилоте вставала, ела, тусовалась, спала, что-то читала, смотрела телек. Через неделю пришла посылка — ее зарядка. И она снова немного поплакала. Нестерова никогда особо не любила учиться, но в этом году она ждала первого сентября, как манну небесную. Ей нужно было сбежать из дома в свою квартирку, которую она снимала напополам с подругой, хотелось поскорее встретить друзей из универа, может, даже начать учиться немного прилежней.

Но и осень не спасла ее. Саша вспоминала, как год назад они весь месяц тусовались здесь, в ее квартире, с Женькой, как он приболел, как она (идиотка) мучилась с герпесом на губах, как он встречал ее после универа, как они ходили в кино, ели пиццу прямо на лавочке, по сто раз на дню занимались любовью… Слезы, слезы, слезы. Как он уезжал тогда, как оставил ее на вокзале совсем недавно. Море слез, океан слез.

Из этого соленого аквапарка ее выудила смска:

«Привет, я в армии. Как жизнь? Денис».

У Саши просто крылья отрасли, она тут же настрочила ответ:

«Жизнь бьет связкой ключей по голове. Очень скучаю. Где служишь?»

Да, вот так, именно так. Ни слова о Жене, но четкий намек на расставание и кучу шансов для Дениса.

«Он же любит меня, не написал бы, если б не любил», — заверила себя Саша.

Ей так хотелось, чтобы сейчас ее хоть кто-нибудь любил, чтобы хоть кто-нибудь в ней нуждался. Девушка с трепетом ждала смс, но телефон запел, вызывая ее на разговор.

— Привет, — взволнованно выдохнула Саша в трубку.

— Чего там тебя жизнь-то забила? — без обиняков спросил Денис, словно они только вчера расстались.

— Да так, — вяло отозвалась девушка, не желая расписываться перед бывшим любовником в своей никчемности. — Ты где служишь?

— На севере, Архангельская область, она же жопа мира, — хохотнул Ден, послушно меняя тему.

— А когда домой?

— Через два года. Ну и на недельку зимой, а что?

— Я скучаю.

— Правда?

— Да, — выдохнула Саша, надеясь, что Денис на том конце провода оценит ее томный голос.

— Слушай, Санек, ты это брось.

— Что? — не поняла она.

— Не надо по мне скучать.

— Почему?

— Потому что… — немного раздраженно ответил Денис. — Не путай меня с этим твоим… Меня ждать не надо, понимаешь?

— О, — только и выдала девушка. — Кажется, поняла. Без проблем, День. Но ты зимой маякай, когда в городе будешь. Люблю с тобой зависать.

— Конечно, кисуль. Пиши, если скучно будет, целую, — наконец вернулся он к своему обычному стилю общения.

Саша буркнула «угу» и сбросила звонок. На глаза опять навернулись слезы. Даже Денис теперь ее не хочет. От осознания, что в попытке усидеть на двух членах, зачеркнуто, стульях, она лишь отбила задницу об пол. Ни любви, ни секса, тока синяк на жопочном самолюбии, да окончательно отлетевшие от очков куски розовых стекол.

Нестерова немного погоревала, а потом решила, что лучший выход — это надеть новые очки, темные. «Жизнь — говно, и солнце — долбанный фонарь, — решила Саша. — Раз никакой любви нет (пока нет), нужно немного убавить романтизма и подумать о будущем».

В универе на своем рекламном отделении Нестерова считалась мастером копирайта. Она была любимицей куратора и даже успешно прошла практику в одном из самых успешных изданий города, где ей разрешили не только кофе варить да печеньки покупать, но и написать пару статей. Саша, хоть и оценила оказанное ей высокое доверие, но в денежном эквиваленте оно показалось ей все же недостаточно удовлетворительным. Главное, что там она получила, — это опыт и уверенность в себе. Она теперь точно знала, что справится с любым, даже самым бредовым заказом, и что немало важно, с самым придурочным и придирчивым заказчиком. Позабыв мечты о переезде после учебы к Жене, Нестерова вернулась к старой версии счастливого будущего. Покорение Москвы.

С одной стороны, Саша понимала, что в белокаменной и нерезиновой ее никто не ждет, но и в своем уездном городке ей было тесно. Талант в наличии имелся, усердие с трудолюбием тоже прилагались, плюс сдобренное положительными отзывами эго: все это богатство так и стремилось покорить столицу нашей необъятной родины. «А свое королевство маловато, — казалось Саше. — Развернуться негде». Другое дело, что родимые просторы вполне годятся для тренировки и накопления средств.

Понимая, что первое время жить ей в Москве будет негде, Саша всерьез озадачилась этой проблемой. Дабы скопить мало-мальски приличную сумму, она решила учиться и работать параллельно. Нестерова, разумеется, не боялась трудностей, полностью уверенная в том, что в универ ходить нужно в пору крайней нужды, а именно, ближе концу семестра, а то и не раньше зачетной недели. Такая система практиковалась на их курсе в полуофициальном виде, при условии, что студент усердно трудится по профильной специальности, не имея времени на всякие глупости, типа лекций и семинаров. Подобное новшество в весьма консервативном вузе ввел тот самый куратор, который очень ценил Сашину писанину. Он был поклонником западной системы образования, где рекламное и журналистское мастерство принято осваивать на практике. Наверное, это могло бы отлично сработать с человеком ответственным и серьезным, но ведь таковой Саша не являлась. Вернее, являлась, но в пору крайней нужды, когда горели сроки и репутация.

Как любой молодой талантливый и упрямый эгоист, Нестерова себя идеализировала. Она была уверена, что сможет спать по пять часов в сутки, что светить лицом на лекциях перед преподавателем необязательно, что сессию сдать — не проблема, и, что самое главное, самые легкие деньги зарабатывает официант.

Конечно, в чем-то Саша была права. Чтобы иметь заказы на копирайт, которые будут регулярно и хорошо оплачиваться, нужно пару лет пахать за копейки, пройти по парочке голов, дабы выбить место в штате. Или работать за бесплатно в сети, фриланся, набивая себе портфолио и репутацию, чтобы однажды (если повезет, конечно) отхватить заказ с реальными деньгами. Разумеется, на такой долгий путь к счастью юный максималистский разум согласия не дал, а вот идея разносить подносы показалась очень даже удачной.

Помониторив рынок труда в этой сфере, Саша решила, что наиболее подходящее для нее место — это кофейня. В этом году их открылось сразу три, и тут же эти заведения стали очень модными. На собеседование девушка отправилась в джинсах, простой водолазке и своих любимых туфельках на невысоком каблучке. Рядиться в пиджак было глупо, но и кроссовки — перебор.

Едва переступив порог своего будущего места работы, Саша сразу оценила аромат, который буквально погружал в транс такого кофемана, как она. Мама приучила ее пить натуральный кофе по выходным, а вот универ и такое похабное явление как сессия, наоборот, заставили возлюбить и растворяшку. Однако ценитель в Саше не сдох, а лишь затаился, и здесь, в храме кофе, он тут же очнулся. Аромат свежемолотых зерен смешался с густым паркОм от не менее свежесваренного эспрессо. А дразнящий намек на горячую сдобу, которая, видимо, досиживала свои последние минутки в печке, добивал.