Псих. Дилогия (СИ) - Хожевец Ольга Аркадьевна. Страница 4

- Данил Джалис?

Словно этих Джалисов у него в базе данных как минимум сотня.

Я терпеливо подтвердил.

- Уведомление выслано, - равнодушно поведал наконец чиновник, не отводя взгляда от экрана. - Вы не явились, ваше место занято.

И все также не поворачиваясь ко мне, застучал по клавиатуре, как будто вопрос уже - само собой разумеется - исчерпан.

Я тупо пялился на него. Для меня вопрос исчерпан не был, хотя - клянусь - я ничего ещё не понимал.

- Кем было принято уведомление? - Разродился наконец я.

Признаюсь, в какой-то момент у меня мелькнула шальная мысль, что сообщение принял Роман - бывают ведь у него иногда просветления - а потом зачем-то все стёр и тут же забыл. Мысль, впрочем, совершенно левая - я ведь запаролил свои входящие.

- Уведомление получено, - менеджер реагировал спокойно, будто бы это было в порядке вещей. - Кем - не указано, нет отметки.

- Как это нет?

Я чувствовал, что упираюсь в стену, но природу этой стены никак не мог определить. Туповат иногда бываю, что поделаешь.

- Как это нет? - повторил я растерянно, но уже готовясь броситься в бой. - Так может, был просто системный сбой, а вы записали неявку? Я-то знаю, что ничего не получал. Наверняка сбой, и вы не продублировали сообщение. И как же это понимать? Полагаете, если я молодой, так и прав своих совсем не знаю?

Я ощущал свою правоту, я собирался скандалить, но менеджер только вздохнул устало, сцепил пальцы под подбородком и наконец-то посмотрел мне в глаза.

- Я неправильно выразился, - посетовал он, глядя на меня с тем самым оттенком снисходительности, который я всегда ненавидел. - Разумеется, отметка о получении есть, так что уведомление дошло до адресата. Вот факсимиле ваше не сохранилось, тут вы совершенно правы, системный сбой, уж извините. Но поскольку компьютер вручение зафиксировал, претензии ваши абсолютно необоснованны. И кстати. Необязательность ваша, молодой человек, создала серьёзное препятствие для занесения вас в очередь на дальнейшие вакансии. Не обессудьте, мы тут привыкли иметь дело со взрослыми людьми, умеющими за себя отвечать.

Он расцепил руки, побарабанил пальцами по столу и добавил - вполне, надо признать, доброжелательно:

- Что же касается прав, молодой человек... Н-да. Поверьте товарищу старшему и опытному. Права у вас сейчас одни - слушаться маму и набираться ума, и тогда, глядишь, вы и добьетесь чего-то в жизни, хе-хе... Глядишь, еще моим начальником станете. Так-то.

И он отвернулся к компьютеру - уже окончательно.

Вот тогда-то я все и понял.

***

Надо ли объяснять, что домой я примчался в ярости и наговорил матери гадостей, за которые мне стыдно до сих пор.

Завершил я своё выступление доводом, что космопорт у нас на планете, слава богу, не один, все не перекроешь, и на этом захлопнул за собой дверь комнаты. Я отчётливо понимал шаткость своей позиции - влиятельный знакомый у матери тоже не один, и скорей всего, мне не дадут осуществить задуманное, если не удастся переубедить мать. Если уж она не постеснялась добраться до руководства компанией! Лишь гораздо позже пришло понимание, что, видимо, мать не была так уж уверена в силе своих связей, и своей эскападой я только дополнительно спровоцировал её.

Мне бы поговорить с ней спокойно. Но меня трясло, я почти не контролировал себя.

А утром меня ждал сюрприз.

***

Мать пригласила меня в гостиную, как только я слегка привел себя в порядок после урывчатого, перемежающегося кошмарами сна. Вообще-то ей полагалось уже час как находиться на работе, но отчего-то она никуда не торопилась. И тон ее был подчёркнуто-спокоен и как-то... официален, что ли.

Когда я вошел, мама стояла у секретера, лицом к окну; её тонкая, не испорченная возрастом рука нервно теребила какой-то пухлый конверт.

- Присядь, Данил, - произнесла она так же отстраненно, по-прежнему не поворачиваясь. - Мне нужно серьезно поговорить с тобой.

"Начало стандартное", - сказал я себе, плюхаясь в кресло с высокой спинкой.

Это был самообман. Я чувствовал, что ситуация нестандартная, и где-то под ложечкой появился и медленно рос неприятный такой, мерзкий холодок.

- Я надеюсь, что ты сумеешь выслушать меня, не перебивая, - сказала мама, легко, почти незаметно вздохнув. - Ещё я надеюсь, что ты пообещаешь мне сначала хорошенько обдумать то, что услышишь. Обдумать прежде, чем бросаться в дискуссию, понимаешь?

Это я мог пообещать.

- Отлично, - мама кивнула, повернулась наконец ко мне лицом, но села не в кресло, а на стул у секретера - словно не решалась отпустить надолго таинственный конверт. Окно было у неё за спиной, лицо оказалось в тени, и потому выражение его я рассмотреть не мог. Возможно, мама продумала это специально - а может, я просто отнёсся ко всему слишком предвзято. Но черт возьми, речь все-таки шла о моей жизни!

Когда мамин голос зазвучал снова, в нем возникли отчетливые нотки грусти.

- Я знаю о твоём желании летать, Данил. Давно знаю. О тяге к космосу знаю тоже. И ещё я хорошо понимаю твоё нетерпение покинуть дом именно сейчас.

Я сделал протестующий жест, но мама приподняла руку, предостерегая, и я промолчал.

- Это естественно, Данил, - проговорила она мягко. - В этом нет ничего стыдного, и я не осуждаю тебя.

Только вот она не была искренна в тот момент, и я это понял, а она почувствовала, что я понял - бывают такие мгновения, когда собеседники вдруг словно бы прочитывают мысли друг друга, будто объединённые на миг невидимой электрической дугой. Она обвиняла меня, и может быть именно поэтому села так, чтобы я не мог читать её лицо. Я же вины за собой не знал.

Мама заговорила более отрывисто, даже резко.

- Ещё я подмечаю в тебе не совсем, как мне кажется, здоровое внимание к некоторому явлению... Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. (После несчастья с Романом мама избегала произносить даже слово "нейродрайв".) Я долго не хотела верить в это, но факты говорят сами за себя, и, признаюсь, меня это пугает. Кстати, тебя не удивило, что я разгадала твой компьютерный пароль?

- И читала мою переписку, - заметил я, не удержавшись.

- Разумеется. Потому что ты мне не безразличен, и мне не безразлична твоя судьба. Но сейчас я хотела всего лишь, чтобы ты понял, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, и возможно лучше, чем ты знаешь себя сам.

Теперь тон сделался задушевным, даже интимным, с лёгким оттенком горечи; только я уже не верил её тону.