Восемь ночей Сан-Челесте (СИ) - Бакулина Екатерина. Страница 15

У меня сжалось сердце. И даже Марко увлекся представлением, наблюдая, забыв гладить меня.

И в тишине — этот доблестный жених размахнулся, и театрально красиво замер, давай всем возможность оценить глубину момента.

И, вдруг, со всей силой метнул!

И сердце оборвалось.

Время словно замерло, я видела, как летит копье, все ближе. И вот оно уже втыкает в бумажное брюхо воздушного змея.

И в одно мгновение он взрывается, словно наполненный краской шарик. Бах! Салют алых брызг накрывает площадь. Достается всем.

Змея нет.

Я совершенно ошалело смотрю, как капли падают Марко на щеки, на лоб, текут…

Кровь.

Словно кровь.

И капли на моем лице.

Я тяжело дышу, еще не до конца придя в себя и осознав. Я боюсь смотреть… Изо всех сил пытаюсь бороться с желанием уткнуться Марко в грудь и разрыдаться.

А как же принцесса? Упала? Разбилась? Дракона в небе больше нет. Только кровь и ошметки ткани вокруг. Так и было задумано? Не могу поверить.

У меня дрожат губы.

Где-то со сцены начинает тихо играть музыка, нарастая осторожно. Пиано… громче… меццо-форте…

Я поворачиваюсь к сцене.

А принцесса у своего спасителя на руках. Жива. Он прижимает ее к груди. Медленно кружит. Потом ставит на ноги, и снова кружит в неком подобии вальса. Музыка вокруг и внутри, от нее уже никуда не деться. Лирично, потом все громче и радостней. Форте. Еще! Фортиссимо! Срываясь в невообразимое крещендо, от которого все вибрирует и невозможно дышать…

И вдруг, словно обрывается струна. Все замирает. Тишина наваливается и оглушает разом.

Тихо.

С неба падает пепел.

По моей щеке тоже катится капля, вниз, и замирает на губах. Я чувствую ее вкус.

— Кровь?

Это пробирает до костей.

— Кровь, — соглашается Марко. — Настоящая кровь и немного магии.

Карнавал в Сан-Челете объявляют открытым.

Дракон побежден.

11. Ночь

Мы сидели на песке, у самой кромки рокочущего прибоя.

Не купались. Сегодня волны такие высокие, что даже Марко предпочитал не лезть.

Долгий день и долгий вечер, от усталости гудели ноги. Мы гуляли по городу, ели жареные колбаски и всякие сладости, танцевали у высоких костров, смотрели фейерверки на набережной. Потом пришли сюда. Здесь тихо.

Марко обнимал меня. Я сидела чуть-чуть пред ним, откинувшись, прижавшись спиной к его груди. Спокойно и расслабленно. Немного клонило в сон.

— Ты поспи, если хочешь, — тихо говорил Марко. — Если вдруг уснешь, я отнесу тебя домой.

— Домой? Ты смеешься? Здесь так далеко.

— Совсем не смеюсь, — сказала он. — Ты легкая. Я ведь оборотень, а не человек, для меня это не сложно.

— Не надо, — сказала я. — Мне очень нравится здесь, так спокойно. Я готова всю жизнь сидеть на берегу, рядом с тобой.

Он вздохнул. Беззвучно, я просто почувствовала.

— Я тоже, — тихо сказал он, что-то такое скользнуло в его голосе. — Я бы все отдал, за то, чтобы ты осталась со мной навсегда. Но, конечно, понимаю, что это даже не от тебя зависит.

— Не от меня, — сказала я. — Это невозможно.

— Я знаю… — он обнял меня чуть крепче, зарылся носом в моих волосах. — Просто помечтать, Пина. Я люблю тебя. Я бы бросил все ради тебя. Увез бы тебя в Ларн. Мы бы жили… Знаешь, мой отец отличный кровельщик, у него всегда хватало работы, и мы, когда были детьми, всегда помогали ему. Я все детство лазил по крышам и умею не только драться. Пусть я не получу премии за выход на пенсию, но на свой кусок хлеба всегда заработать смогу. Мы построим дом… Пина, я знаю, что это пустые мечты. Но я так боюсь потерять тебя…

Он потерся шершавым подбородком о мое ухо. Страшно щекотно.

— Ты меня совсем не знаешь, — сказала я, вдруг почувствовала, как слезы подступают к глазам. — Настоящая я совсем другая.

— Я знаю тебя. Я третий день рядом с тобой. Все остальное не важно.

Важно. Но мне не хотелось сейчас спорить. Какое это имеет значение?

— Мне так хорошо с тобой, — сказала честно. — Даже не думала, что такое бывает.

— Мне тоже.

Его ладони гладили мой живот.

— Расскажи о себе, — попросила я. — У тебя большая семья?

— Обычная. У меня семеро братьев и три сестры. Две старшие, одна младшая — Лила, но и она, наверно, сейчас уже взрослая. У старших давно, должно быть, свои семьи. Старший брат, Бруну, по традиции остался дома с отцом, продолжать семейное дело. Ему уже за тридцать, у него свои дети. Хотя, когда я уходил в армию, он только-только женился… Я не видел их почти семь лет, Пина. Честно сказать, когда уходишь из дома, то обычно уходишь навсегда. Стараешься не думать, как они там.

— Только здесь и сейчас, да?

— Да, — сказал он. — Только здесь и сейчас. Иначе тяжело.

— Старший остался дома, а остальные?

— Остальные уходят служить, — сказал Марко. — Для нас выбора почти нет. Земли Ларна не способны прокормить столько волков. Только взрослые, получив браслет, могут передвигаться свободно, и жить где хотят. Но дети, мальчики, должны оставаться в Ларне. Семьи должны оставаться в Ларне. Иначе, это будет опасно для всех.

Я зажмурилась. Слеза все же выкатилась и скользнула по щеке.

Лишние. Один остается дома, а остальные уходят. Рожденные в резервации и уходящие на верную смерть. Как можно так жить? Нет выбора?

Я повернулась, заглядывая ему в глаза.

Марко улыбнулся мне.

— Тебе бы понравилось в Ларне, — сказал он. — Я родился в пригороде Оторна, таком тихом и уютном, по сравнению с которым Сан-Челесте дикое страшное место. Здесь хорошо развлекаться, но жить — я бы не хотел. У нас не так жарко, и зимой выпадает снег. Ты видела когда-нибудь снег, Пина? Да? Много… Все в снегу. Морозные узоры на окнах, можно подышать и нарисовать смешную рожицу, ну, или еще чего… — он хмыкнул. — Конечно, дороги приходится чистить, иначе не пройти. Зато можно играть в снежки и лепить снежных троллей. А из печных труб идет дым, и пахнет огнем… Речка покрывается льдом, а со склона можно кататься на санках. Мы пропадали там целыми днями, нас едва утаскивали за шкирку… А весной в садах цветут вишни и яблони, словно белые облака. Цветы в палисадниках. У мамы всегда розы под окнами, а чуть дальше, вдоль дорожки — гортензии и такие крупные лилии, какие я больше не видел ни у кого. А за домом — грядки с клубникой. Когда я был маленький, меня вечно заставляли эту клубнику полоть, и это был настоящий кошмар. У нас было только несколько кур, но некоторые держали коз и коров, и мы с Чечче по утрам бегали к тетке Мимине за молоком. Наверно, я бы хотел увидеть Ларн снова… Тебе бы тоже понравилось, Пина.

Немного грусти в его глазах. И очень много тепла. То, что он говорил — искренне, действительно любил свой дом. И даже вся несправедливость этого мира ничего не способна изменить.

Марко ведь никогда не рассчитывал увидеть родной город снова, он ушел навсегда. Чтобы умереть.

Почти никто не возвращается.

Если бы я могла, я осталась бы с ним. Уверена — была бы с ним счастлива. По крайней мере, куда больше, чем одна без него, вернувшись к себе домой. А он… он был бы жив. Для него это единственный шанс уйти от войны.

— Я пошла бы с тобой, если б могла, — сказала я.

Он потянулся, целуя меня в губы. Чуть приподнял, разворачивая к себе. Я обняла его за шею.

— Спасибо, — сказал он отрывисто. — Это очень важно для меня.

Всего чуть-чуть помечтать.

Его горячие губы сводили меня с ума, его руки уже скользнули по ногам, под платье…

— Подожди, — попыталась было я. — Не здесь.

Он с трудом оторвался, дыша мне в ухо.

— Почему? Мы здесь одни.

— А Рой?

— Твой куратор? — удивился Марко. — Это его работа. Думаешь, мало он видел парочек, занимающихся любовью? Пусть смотрит. Пина…

Нет…

Я видела Роя там, вдалеке, у Марко за спиной. Он сидел у края пляжа, под старым кустом мирта, глядя в сторону.

— Я не могу… — как же ему объяснить? — Марко, милый, не здесь. Пойдем домой, и там…