Мой личный ад (СИ) - Пожидаева Ольга. Страница 43

«Нужно быть очень смелой, чтобы сделать это. Это твоя сила, Хелл, а не слабость. Ты самая отважная девушка из всех, что я встречал», — всплыли в ее памяти слова Бена.

Оля села в машину и поехала обратно. Она едва сдерживалась в рамках скоростного режима, торопясь вернуться домой. Туда, где ее так ждали. Князева влетела в квартиру, крикнув:

— Черт с тобой, останусь.

Но тут же замерла, увидев Гришу. Он сидел на кровати, обложенный листами. Рядом лежала стеклянная баночка с высушенными незабудками и несколько распечатанных фотографий, заботливо заламинированых, чтобы не истрепались.

— Что ты делаешь? — процедила она сквозь зубы.

— Оль… — Гриша встал, делая шаг ей навстречу.

Она выставила руку вперед, словно заклятием пытаясь остановить его, не дать приблизиться. Удалось — он застыл на месте. Краска отлила от его лица.

— Ты рылся в моих вещах, — она не спрашивала.

— Нет… Да… Черт, прости.

Оля прерывисто дышала, стараясь не начать орать на него, сжимая в кулак ярость, негодование и злость.

— Я отдала тебе свой дом на два дня, а ты не придумал ничего лучше, как шарить по ящикам. Что ты искал? Дневник? Обнаженные фото? Или, может, наше с Кеном секс-видео? Надо было лишь попросить, я бы сама дала. Отвечай, мать твою!

— Я искал улики.

— Что?

— Доказательства.

— Доказательства чего? Вины Артура в смерти Ганса?

Гриша рассмеялся.

— Нет. Мне не нужны доказательства его вины. Их, скорее всего, нет, да и если бы были, никто бы не дал делу ход. Я искал доказательства того, что ты все та же…

— Та же? О чем ты вообще? — совсем запуталась Оля.

— Ты до сих пор спишь в пижаме с мишками. У тебя в духовке одна кастрюля и та вся в саже. Проклятие готовки все еще действует. Ты живешь в хрущевке, хотя могла бы давно наслаждаться роскошными апартаментами. Ты носишь шикарные шмотки в Питере, а в Москве предпочитаешь кеды и джинсы. Ты водишь крутую «бэху», но по привычке ищешь ручку, чтобы открыть стекло. И ты хранишь незабудки, мои фотографии и распечатки нашей переписки, которую регулярно перечитываешь.

— Я не… — попыталась было возразить Оля.

— Листы помятые, Оль, зачитанные.

Она могла бы сказать, что все это просто хлам, что читала она их давно, а в ящиках сто лет не проводила уборку, что ей нравится ее машина, квартира, богатый бойфренд и дорогая одежда, но все это звучало жалко даже в ее голове. Ольга не собиралась оправдываться. Она была готова признать свою слабость, но признаваться в полной и безраздельной принадлежности своему прошлому не собиралась.

А Гриша, окрыленный своей силой, предполагая, что ее молчание — это знак согласия, очень самодовольно проговорил:

— Ты любишь меня, Оль. Все еще любишь, хотя тебя это жутко бесит.

— Захлопни дверь, когда будешь уезжать, — только и сказала она прежде, чем снова уйти.

Глава 15. Охота

Гриша долго стоял словно парализованный, гипнотизируя взглядом дверь, которая закрылась за Олей. Он знал, что на этот раз она не вернется, но все никак не мог понять, где прокололся.

Князева должна была склонить голову, признавая его правоту, должна была признаться в любви, сдаться ему на милость, чтобы потом услышать его признание и рассыпаться на части от свалившегося на них счастья взаимности. Оля могла, конечно, и заупрямиться, начать оправдываться, но тогда у Гришки был запасной план действий. Не побрезговал бы и первым сказать, что любит ее, любил все эти годы. Он готов был каяться, просить прощения за свое жестокое молчание, которое отдавало ядом предательства. А Оля обязана была принять извинения, принять его любовь. Странную, нелепую, жестокую, но все же любовь. Ведь она тоже любила его.

Но Ольга просто ушла. Молча. Она не оправдывалась, не ждала от него ничего. Просто вышла вон, закрыв за собой дверь. Как когда-то не сумел сделать это он.

Гриша звонил, но гудки тут же срывались, отсылая его на голосовую почту. Гриша писал смс, но ответа не получал. Он собрал драгоценные улики, уложил все в свою сумку, опасаясь, что Ольга избавится от них при первой же возможности. А ему этого совсем не хотелось. Он не желал расставаться с сухими незабудками и распечаткой их переписки. Даже собственные фото не внушали ему отвращения, как обычно, ведь он знал, что Оля держала их в руках, смотрела на них, не желая забывать черты лица своего жестокого питерского гостя.

Вернувшись в Москву, Гриша продолжал попытки связаться с Олей, но в среду наконец забил. Он решил, что вполне сможет потерпеть до пятницы, когда они встретятся на Севере. Ему казалось, что Бен и Хелл разберутся со всем намного лучше, чем их отражения в реальности. А зря.

Хелл избегала его, почти не показывалась, словно все время сидела у себя в палатке. А еще и Москва, и Питер гудели о том, что у Кеннета проблемы с подругой. Косвенно это подтвердилось на пиру, когда вместо «Ветра» Хелл выбрала новую песню Стейны. Танцевали только девочки, а Кен был хмурым, как туча, и уже изрядно поддатым. После выступления он пытался поймать Хелл, но она и от него ускользнула.

Бен решил, что такая ситуация для него очень выгодна, и был на чеку. Он подкараулил Хелл в момент, когда она отходила от приятелей, чтобы налить себе еще пива.

— Нам надо поговорить, — встал он за ее спиной.

— Нам? — Хелл обернулась, скептически заломила бровь. — Не о чем говорить.

— Прекрати от меня бегать.

— Прекрати бегать за мной. Достал.

— Хелл, пожалуйста, — Бен взял ее за локоть, так как Валькирия собиралась снова удрать. — Давай отойдем в сторону.

— Рехнулся? — дернула рукой.

Бен не понял, что она имела в виду: то, что он посмел ее коснуться на людях или его настойчивое желание поговорить. Но все равно продолжал давить.

— Рехнулся, спятил, слетел с катушек, — подтвердил он. — Обещай, что придешь завтра утром к озеру, тогда отпущу.

— Ты мне еще условия будешь ставить? Я сказала, отвали, Бен! Сейчас же!

— Нет, — зарычал он, теряя разум, сильнее стискивая ее локоть, который Хельга истово пыталась вырвать из его стальной хватки.

— Какое из двух слов ты не расслышал, Бенедикт? Отвали или сейчас? — словно из-под земли вырос Кеннет за его спиной.

— Иди нахер, Кен, — рявкнул Бен. — Это не твое дело.

— Да ладно! Ты держишь мою подругу против ее воли, навязывая свое тухловатое общество. Полагаю, это очень даже мое дело. Я просто обязан скорее избавить Хелл от твоего навязчивого присутствия, — говорил нараспев Кеннет, слегка коверкая слова по пьяни.

— Бен, пусти, — пискнула Хелл, чувствуя, как кровь отливает от лица.

Он послушался, но это не удовлетворило пьяного бойфренда.

— Еще раз увижу рядом с ней — убью тебя, урод, — пообещал Кеннет.

— Увидишь и не раз, — мрачно усмехнулся Бен.

Кен выдержал паузу, тихо засмеялся, словно сказанное показалось ему забавным. Но уже через мгновение его кулак впечатался в лицо Бена. Тот незамедлительно ответил, полируя костяшки о скулу и ухо Кеннета. Хелл едва успела моргнуть, а мужчины уже обменялись серией ударов. Бен, имея в перевесе трезвость, завалил Кена на землю, но тот удачно пнул его в живот, уклоняясь от очередного хука справа. И уже Бен лежал на земле, а Кен нависал над ним, замахиваясь.

Хелл сама не поняла, как вышло, что она повисла на кулаке Кеннета, уговаривая его:

— Кен, прекрати! Ты с ума сошел?

Любую другую он легко бы стряхнул с руки, но Хелл имела достаточно сил, чтобы сдержать его.

— Отпусти, — зарычал Ястреб, сверкая на Валькирию полубезумными, налитыми кровью глазами.