-11 как личный рекорд (СИ) - Бельская Луиза. Страница 11

      Мимо, сгорбившись, прошел Глеб и увеличил пирамиду из ящиков еще на один элемент.

      - Не в службу, а в дружбу, а не пошли бы вы потрудиться на благо нашей дружной организации? - съюродствовал он, тут же скрываясь из поля зрения.

      - Главный сказал, что он контуженный, - продолжил Филипп, когда они с Макаром выходили из палатки.

      - Осторожно! - Навстречу шел Степан. Его молодое здоровое лицо горело румянцем, а широкую богатырскую грудь буквально распирало от счастья. Еще бы: он бережно нес самую ценную тару! В ящике лежала водочка. Степан по-простецки улыбался и был в полной мере доволен собой, веселым днем и грядущей попойкой.

      У Макара подвернулась нога, он чуть ли не налетел на здоровяка, хватая его за локоть. Бутылки жалобно звякнули.

      - Аккуратнее! Мою прелесть расквасите! - гулко выкрикнул Степан и прошествовал дальше. За разбитую прелесть он вполне себе и в морду мог зарядить, чего уж там, дело это простое, это вам не золото копать.

      - Все может быть, Филя, я не знаю, честно. Наркес мне не приятель, не сват и не брат, а мой бывший начальник, понимаешь? Летом двухтысячного ему сильно фартануло, золотишко вроде как обнаружилось. Зазнался маленько человек. Но, когда ему родственник место в районной администрации предлагал, он отказался. Странный он, скрытный. Ну и Зарина завсегда с ним, как жена декабриста.

      - Странный, - повторил Филипп, делая очередной рейс в сторону вертолета.

      Когда с разгрузкой было покончено, пилот уже сделал было движение в сторону вертолета, а вся бригада «ух» уже собралась уходить восвояси, он громко окликнул:

      - Эй! А кто из вас Шорох?

      У Филиппа по сердцу неприятно резануло: вот оно, началось.

      - Ну, я. - Он остановился, опасаясь приближаться к мужчине.

      - Тебе просили передать, что долг никто не отменял, что счетчик крутится конкретно.

      Филипп сглотнул так шумно, что, казалось, этот звук услышали все.

      - Чувак, походу, ты конкретно попал, - усмехнулся пилот - без злобы усмехнулся, и занял рабочее место.

      - Плохо иметь долги. - Родион звонко цокнул зубом. - Сначала ты имеешь их, а потом они имеют тебя.

      Филиппу стало страшно. За эти две недели он успел было подумать, что проблема с «Геликом» и его хозяином как-то там разрешилась без его, Филиппова, участия. Он ошибся, и от этого появилось желание напиться.

      Было четыре часа, и работать уже не хотелось, душа требовала праздника. Родион дал добро, и артельщики с преогромным удовольствием начали накрывать на стол. Ко всеобщему удивлению бутылок оказалось не шесть, а двенадцать - радости мужиков не было предела. Наркес с Зариной, хоть и были приглашены, на сабантуе не появились, на здоровье сослались - красиво отмазались. А вот Олег «причастился»: просто с палкой наперевес подошел к столу, пожелал всем приятного аппетита, опрокинул в себя целый стакан, селедочкой занюхнул и не спеша, вразвалку, вышел из палатки.

      И тут пьянка закипела. Все, кроме Ярослава, подоспели к угощению со своими кружками, радостно, с предвкушением долгожданного опьянения. Родион стоял на разливе, как самовар на изготовке, и щедро заливал алкоголь в эти самые кружки с остатками чайных следов на стенках. У Степана была самая большая тара, но никто не стал ему это предъявлять: до краев, так до краев.

      Филипп, не поморщившись, сразу отпил половину - ну наконец-то, а то будто в секте все это время находился. Он и вообще никогда не прочь был выпить в хорошей компании, а сейчас вроде бы как собралось действительно неплохое общество.

      Открыли шпроты - запах копченой рыбы разнесся по всей палатке. За столом послышалось хихиканье, а потом густой гогот: лица мужиков раскраснелись. Дед Макар, быстро захмелев, начал растапливать печку, аргументируя это тем, что вечером на такое уже никто не будет способен, и ночью они все непременно продрогнут.

      Слава не участвовал в общем веселье. Он сидел на постели, не разуваясь, обхватив колени руками и терпеливо ожидая своей участи. Он понимал, что суд Линча непременно произойдет. Слава уже был согласен взять на себя вообще все дежурства, лишь бы его и пальцем не тронули. Не тронут ведь? Двадцать первый век, цивилизация, в конце концов! Ему, тепличной розе, было невдомек, что слово «цивилизация», жажда наживы и это место буквально самоликвидировали друг друга.

      В обычном обществе живут по закону, в тюрьме - по понятиям, а здесь, в узком кругу людей, нужно было существовать по совести. Игры в избалованного ребенка, которому все доставалось по первому щелчку пальцев, остались там, в столице. Сейчас он должен был ответить за себя, за глупый поступок и наглую ложь.

      Филипп быстро захмелел, водка его умиротворила. Словно на ухо шепнула: «Ты чего? Эй! Этот мужик очень далеко, ты вернешься еще не скоро. А за это время наверняка успеешь найти свой клад. Шорох, Ш-ш-шорох... все будет хорош-ш-шо...» Ему стало жарко. Он расстегнул далеко не свежую рубашку и начал обмахиваться ее полами. Щеки запылали румянцем.

      Но жарко стало не только Филиппу.

      - Бабу хочу! - Глеб стукнул по столу с такой силой, что из консервной банки плеснуло вонючее масло. Маленькие глазки его недобро блеснули. Если допустить на мгновение, что блеск и запах можно сравнить, да-да, сравнить абсолютно разные понятия, - чем черт не шутит! - то по своей омерзительности масляный блеск этих ставших похотливыми глаз был схож с отвратительным, тошнотворным благоуханием рыбы.

      - Да где ж ты ее возьмешь, бабу-то? - подал голос Степан. - Баба тут одна и то жена начальника. И старая, - добавил он, сделав крупный глоток из кружки.

      - А давайте сделаем свою, красивую и молодую. - Глеб заговорщически подмигнул куда-то в пустое пространство.

      - Если что, я могу поддержать и подержать. - Родион будто и не захмелел, только взгляд стал угрюмым, тяжелым и угрожающим.