Вопрос формы - Голд (Гоулд) Гораций Леонард. Страница 3

— Как зовут? — спросил он безучастно.

Ответ застрял у Вуда в горле. Он откашлялся, чтобы выдавить его.

— Вуд, — сказал он наконец.

— Родственники есть?

Вуд отрицательно качнул головой.

— Друзья?

— Больше нет.

— Что за диплом?

— Колумбийский университет, 1925 год. Точные науки.

Выражение лица толстяка не изменилось. Он сунул руку в левый карман и вынул бумажник.

— Как вы договорились с этим человеком?

— Ему причитается моя первая получка.

Вуд молча наблюдал, как несколько зеленых бумажек перешли из рук в руки. Он смотрел на них жадно, со страстью.

— Можно мне умыться и побриться, доктор? — спросил он.

— Я не доктор, — ответил толстяк. — Меня зовут Кларенс. Просто Кларенс, без «мистер».

Он резко обернулся к незнакомцу, пристально следящему за их разговором.

— Ты что здесь ошиваешься?

Спутник Вуда попятился к двери.

— Пока, стало быть, — сказал он. — Обоим нам обломилось, а, Вуд?

Вуд улыбнулся и радостно кивнул. Ироничные нотки в жестком голосе незнакомца прошли мимо его внимания.

— Я покажу вам вашу комнату наверху, — сказал Кларенс, когда деловой партнер Вуда ушел. — Там, кажется, и бритва есть.

Они вышли в мрачный холл, колли следовала за ними по пятам. Лампочка без абажура свисала на проводе над столом. На стене за ним Вуд увидел себя, в овальном зеркале, нечесанного и неопрятного. Драный ковер закрывал пол вплоть до двери, ведущей в заднюю часть дома, узкие ступеньки поднимались винтовой лестницей на следующий этаж. Помещение было запущенным и унылым, но у Вуда как-то сместилось понятие о роскоши.

— Подождите здесь, пока я позвоню, — сказал Кларенс.

Он закрыл за собой дверь в комнату напротив лестницы. Вуд погладил дружелюбно ворчащую собаку. Через стенку до него доносился голос Кларенса.

— Хэлло, Мосс?.. Пинеро привел человека. Ответы дает подходящие… Колумбийский, 1925 год… Судя по виду, ни цента… Позвонить Тальботу? Но когда?.. Хорошо… Приедете, как только закончится заседание правления?.. Хорошо… А… какая разница… Вы ведь и так от них получили все, что хотели.

Вуд услышал, как Кларенс положил трубку на рычаг и снял ее снова. Мосс? Это же великий хирург, директор больницы «Мемориал». Но в той статье о кататониках был какой-то намек на его уход из больницы.

— Хэлло, Тальбот? — послышался голос Кларенса. Приезжайте завтра в полдень. Мосс обещает к этому времени все подготовить… Не волнуйтесь. Этот раз уж точно последний. Нет, нет, все будет в порядке.

Имя Тальбота показалось Вуду знакомым. Должно быть, это тот самый Тальбот, о котором писала «Морнинг Пост» семидесятилетний филантроп. Хочет, наверное, чтобы Мосс его оперировал. Что ж, его-то это не касается.

Когда Кларенс вернулся к нему, Вуд думал только о семидесяти пяти в месяц, о комнате и еде. Но, более того, он ведь нашел работу! Несколько недель приличной еды, новая одежда — и вскоре он окончательно забудет горечь поражения.

Он забыл даже о том, чему удивился с самой первой минуты: в доме не было никаких признаков, типичных для приемной врача. Он ни о чем вообще не мог думать, кроме отведенной ему опрятной комнаты на третьем этаже, выходящей окнами на двор. И бритья…

Доктор Мосс повесил трубку телефона умышленно спокойно. Проходя белым больничным коридором к лифту, он чувствовал на себе любопытные взгляды. Но на его тщательно выбритом розовом лице не было и намека ответа на вопрос, задаваемый вопрошающими глазами. В кабине лифта он стоял, небрежно засунув руки в карманы. Лифтер не смел ни говорить с ним, ни взглянуть на него.

Мосс взял свои пальто и шляпу. Перед столом дежурного в приемной толпилось гораздо больше людей, чем обычно. У них был настырный вид газетных репортеров. Он стремительно прошагал мимо.

Высокий, на редкость тощий человек, хищно вперивший взгляд в Мосса, был острием клина репортеров, устремившихся ему вслед.

— Вы не можете уйти, не сделав никакого заявления для прессы, док, — сказал он.

— Могу и не вижу никаких препятствий к этому, — кивнул Мосс в ответ, не останавливаясь.

Выйдя на улицу, он махнул рукой такси, стоя спиной к репортерам.

— По меньшей мере могли бы сказать нам, остаетесь ли вы директором госпиталя.

— Спросите об этом членов правления.

— А как насчет кататоников?

— Спросите об этом у кататоников.

Подъехало такси. Садясь, Мосс услышал, как длинный газетчик воскликнул: «Вот холодная гадина!»

Он даже не оглянулся, чтобы насладиться их растерянностью. Несмотря на все свое внешнее хладнокровие он чувствовал себя не так уж спокойно. Этот человек из «Морнинг Пост» — Гилрой, или как там его, — написал сенсационную статью о брошенных кем-то на улице кататониках и дошел до того, что заявил, что они вовсе не кататоники. Тальбот — один из хозяев газеты. Ему надо сказать, чтобы публикацию этих статей немедленно прекратили. Хотя и сейчас уже остальным газетам будет достаточно статьи Гилроя, чтобы ухватиться за нить.

Умно, умно он заметил, что жертвы страдали вовсе не кататонией. Но этот репортер из «Морнинг Пост» задал себе изрядную работенку, пытаясь понять, как три человека, разбитые параличом, могли оказаться на улице без всяких следов, указывающих, откуда они там появились и какое отношение к их состоянию имеют хирургические разрезы. Он, Мосс, и сам только недавно разрешил эту загадку до конца.

Губы подвижного рта угрюмо сжались. Где же ему теперь взять денег? Из больничных фондов он выдавил все, что можно, долг вырос до угрожающих размеров, а все недостаточно. В бездонной прорве его экспериментов утонет с десяток таких фондов.

Если бы только удалось уговорить Тальбота, доказать ему, что неудачи на самом деле не были неудачами, что больше он не ошибется…

Однако Тальбот — крепкий орешек. Мосс не выудит у старого скряги и цента, пока не докажет, что стадия экспериментов завершена; но нет, на этот раз неудачи не будет!

Мосс легко вылез из такси. Уверенный походкой он взбежал по ступенькам, не глядя «по сторонам, хотя день был чудесный, теплый, солнечный, и за крышами невысоких домов уже виднелась распускающаяся зелень в Центральном парке.

Он открыл дверь и нетерпеливо прошел в узкий темный холл, не обращая никакого внимания на колли, весело выбежавшую ему навстречу.

— Кларенс! — позвал он. — Попросите вашего нового лаборанта спуститься вниз. Я даже не буду есть.

Он снял шляпу, сбросил пальто и пиджак, небрежно повесив их на крюк у зеркала.

— Эй, Вуд! — крикнул Кларенс, задрав голову. — Вы уже готовы?

С третьего этажа послышались легкие торопливые шаги.

— Кларенс, мой мальчик, — сказал Мосс тихо и стремительно. — Я знаю, что было не так. На самом деле никакой неудачи мы не потерпели. Я докажу тебе… Будем делать все так же, как и в прошлый раз.

— Так почему же у нас тогда ничего не получилось?

На лестнице показались ноги Вуда.

— Ты все поймешь, как только мы закончим, — торопливо прошептал Мосс, и Вуд спустился к ним.

Даже тех нескольких часов, прошедших с момента устройства на работу, было достаточно, чтобы преобразить Вуда. Он больше не чувствовал себя никчемным и никому не нужным человеком.

— Вуд… доктор Мосс, — небрежно сказал Кларенс.

Вуд, запинаясь, пробормотал что-то невнятное, выражающее его энтузиазм по поводу работы, хотя он ничего не знает о медицине.

— Этого от вас пока не требуется, — шелковым голосом ответил Мосс. — У нас вы все равно научитесь большему, чем многим хирургам удается научиться за всю свою жизнь.

Эти слова могли означать все, что угодно, или ничего. Вуд даже и не пытался понять. Что его удивило, так это какая-то потаенная дикость, прозвучавшая в тихом голосе. Странная манера разговаривать с человеком, которого наняли подавать инструменты и выполнять обыденную черновую работу.

Он молча проследовал за ними в сверкающую чистотой операционную. Здесь он чувствовал себя менее уютно, чем в отведенной ему комнате, но когда он убедил себя, что в тоне Мосса просто прозвучал характерный для него сарказм, энтузиазм вернулся к нему. Пока Мосс мыл руки в глубоком тазу, Вуд огляделся по сторонам.