Девочки мадам Клео - Гольдберг Люсьен. Страница 13

– Я не могла просить вас или любого из моих друзей дать мне такую сумму.

– Кто-то мог дать вам в долг.

– Я ни за что не стала бы просить никого из тех, кто в течение долгих лет был так добр ко мне, отмывать мои деньги, – сказала она, вдруг став воплощением деловитости. – Я пришла к вам с самой дорогой вещью, какой обладаю, – своей жизнью. И предлагаю ее вам, чтобы выкупить свободу. – Она подняла на него свои волчьи глаза. – Я бы никогда не предала вас, Билли. Никогда. Если вы не верите этому, продолжать разговор бессмысленно.

– Четыре миллиона долларов, шестнадцать миллионов франков, два миллиона фунтов. Цифра солидная. Сколько вы на самом деле должны правительству?

– Три миллиона долларов.

– А еще один миллион?

– Венди утверждает, что именно столько понадобится, чтобы нанять хорошего писателя.

– Так много?

– Действительно хорошего. Ведь самой мне, дорогой Билли, естественно, не справиться с таким серьезным проектом.

Лорд Мосби потер пальцами подбородок, глядя куда-то в точку, находившуюся примерно на полпути между ним и его старинной приятельницей.

– Хорошо, Клео. Я согласен. Но при одном условии.

Мадам Клео вздернула голову и с подозрением уставилась на него.

– За мной остаются права цензора. Все, что не будет одобрено мной в законченной рукописи, выбрасывается.

– У меня тоже есть одно условие, – ответила она. – Я не хочу, чтобы кто-либо узнал о книге, прежде чем она будет закончена.

– Что ж, в таком случае сделка заключена, – подытожил Мосби.

Он встал, прошел по персидскому ковру и помог ей подняться со стула. Он склонился к ней и ласково коснулся губами ее щеки. Щека была прохладной и гладкой.

– Вы многих огорчите, моя дорогая.

Мадам Клео взглянула ему в лицо и улыбнулась:

– Разве не это как раз и возбуждает нас обоих?

В течете многих лет он состоял в браке с Селеной Ортанд-Вик – во многих отношениях весьма симпатичной дочерью шестого герцога Реллинга Они произвели на свет двух мальчиков. Сыновья теперь уже взрослые. Его брак, внешне блистательный, в сущности, был жалким, скучным компромиссом. Жена удовлетворяла его многие профессиональные и светские потребности, но ни одну интимную. Ближайшие родственники Селены, в свою очередь, всегда думали, что Мосби несколько неотесанный выскочка. Не желая допустить, чтобы их мнение даже в самой малой мере было подтверждено его необычными интимными вожделениями, он ради их удовлетворения обратился к тайным услугам пресловутой мадам Клео.

В начале своего брака он под вымышленным именем снял квартиру в другой части города и поставил себе целью превратить ее в убежище, где мог бы удовлетворять бесов, владевших им с детских лет.

Одна из комнат была царством женских платьев и ночных рубашек, всевозможных принадлежностей дамского туалета, париков, туфель на высоких каблуках и бальных перчаток. Каждый из великолепных комплектов одежды был сшит на пятьдесят восьмой размер, четвертый рост по специальному заказу швеей, рекомендованной мадам Клео.

Мосби нанял дизайнера и сумел убедить его, что обустраивает быт любовницы. Спальня была храмом, достойным кинокоролевы, – море белого атласа, белых пушистых ковров и подушек в кружевных наволочках, – залитым розовым светом, исходившим от низко висящих ламп под шелковыми абажурами.

Когда интерьер в целом был оформлен, Мосби рассчитал художника, оставив за собой привилегию навести последний глянец собственноручно. Его театр воображения нуждался теперь в своем самом важном элементе – в публике.

Клео послала ему колоритную рыжеволосую красавицу. Девушку либо обстоятельнейшим образом проинструктировали, либо она была прирожденной актрисой с богатым воображением. Мосби не пришлось растрачивать энергию на подсказки. Сразу войдя в образ, она, не мешкая, взялась за дело, назвав его Дафной, и повела за руку в сияющую девственной белизной спальню, к туалетному столику. Девушка сумела накрасить его так ловко, как самому ему никогда не удавалось.

По ходу работы взахлеб рассказывала ему о весенних выставках в Париже, о том, какие шикарные модели демонстрировались для предстоящего сезона. Она посвятила его в пикантные слухи о знаменитостях и звездах, то есть сообщила ему то, что его собственные газеты только готовили к печати. Он сознавал, что она разговаривает с ним так, как если бы он был ее ближайшей подружкой. Под платьем, которое она аккуратно накрыла салфеткой, явно нарастало возбуждение.

Покончив с косметикой, она сначала искусно причесала и распушила парик с невероятно похожими на настоящие длинными волосами и подвела Мосби к овальному зеркалу, висевшему на стене рядом с гардеробом.

Он был в восторге, но опасался, что слишком скоро достигнет оргазма. Она открыла ту женщину, которая в его грезах жила внутри него.

Мосби заставил себя сдержаться. Он не хотел, чтобы спектакль окончился так скоро.

Весь тот памятный вечер они провели как две неразлучные подруги: пили вино, слушали Вивальди, разговаривали о вещах, которые могут обсуждать только женщины, – о своих чувствах, мечтах.

Потом она, совершенно неожиданно, предложила ему совершить нечто столь невероятное, столь поразительное, столь невообразимое, что лорда Мосби мгновенно охватила неудержимая дрожь.

– Я не могу, я не могу, – воскликнул он срывающимся голосом.

– Да нет же, Дафна, ты можешь, можешь, дорогая.

Она подошла к гардеробу, сняла с вешалки приглянувшуюся ей накидку и набросила на его голые плечи.

– Это будет так восхитительно.

– Пожалуйста, не надо, – попросил он.

Его трясло, как в ознобе. Она не обращала на это внимания.

– Сегодня просто немного пройдемся по парку. Если ты будешь хорошо себя вести, то в следующий раз можно посидеть в пабе, что на углу. Устроимся в глубине, там, где темно. Идем же. Тебе понравится, вот увидишь.

– Прекрати! – срывая со своих плеч накидку, почти завопил он, уже не фальцетом, которым говорил весь их театральный вечер. – И никогда больше не предлагай мне ничего подобного. Теперь ты все испортила.

Он задел ее самолюбие. Она не понимала, что его страх и страдание были обусловлены не боязнью разоблачения, а его непреодолимым эротическим желанием сделать именно то, что она с такой небрежностью предложила. Появиться на людях в обличье женщины было одним из наиболее страстных вожделений его жизни.

Выражение лица девушки заставило его осознать, как грубо он с нею обошелся. Они так замечательно провели время, она была такой нежной.

– О, моя дорогая, – ласково произнес он, беря ее за руку, – пожалуйста, прости меня. Ты не понимаешь.

Мишель опустилась на пол и склонила свою голову ему на колени.

– Нет, Дафна, я понимаю. Просто заговорила об этом слишком рано, – нежно проворковала она. – Наверное, лучше было предложить тебе что-нибудь более скромное, что ты без усилий могла бы сделать уже сегодня и что будем знать только мы с тобой.

Начиная с того вечера лорд Мосби стал носить под своей одеждой женское нижнее белье. Поскольку наваждение по-прежнему преследовало его, ни на миг не отпускало и чувство вины.

Если бы он – подобно мадам Клео – взялся составлять хронику своей жизни, то 1987 год он отметил бы как исток своего возрождения, начало жизни, свободной от бесов. Произошло это звездной ночью в Валь де Луар под сводами дворца влиятельного французского барона. Едва успев поднести к губам бокал, он вдруг услышал нежный женский голос за его спиной. Он обернулся и увидел очень красивую блондинку с огромными выразительными голубыми глазами. Лорд узнал в ней одну из дам, которых барон привез для развлечения своих гостей, – девушку мадам Клео.

Позже, когда они остались одни в его комнате, она смотрела, как он раздевается. Он был готов к тому, что она выкажет робко обозначенную неприязнь или естественное изумление, когда увидит, что он носит под смокингом. Ничего подобного. Когда он начал расстегивать свою шелковую рубашку и под ней показался алый лифчик, Сью-Би подошла к нему.