Мемуары гейши - Голден Артур. Страница 39
— Пойди прими ванну, — сказала она мне. — Ты немного вспотела, к тому же твой макияж уже несвеж.
В этот теплый осенний день мне пришлось немало потрудиться.
Когда я вернулась в окейю, Анти помогла мне раздеться и, сжалившись, позволила мне полчасика вздремнуть. Она всегда проявляла доброту ко мне и сейчас порадовалась, что все мои ошибки позади. Мое будущее ей представлялось даже более ярким, чем будущее Тыквы. Она разбудила меня, я быстро побежала в ванную комнату и к пяти часам оделась и обновила макияж. Годами я наблюдала Хацумомо, а позже Тыкву, выходящими вечером из окейи, красиво одетыми и накрашенными. И вот дошла очередь до меня. Не могу выразить словами свои чувства!
В этот вечер мне предстояло посетить банкет в Международном отеле Кансай. Банкеты, как правило, — официальные мероприятия, на которых гостей рассаживали вдоль стен, а подносы с едой ставили перед ними на столиках. Гейши, приглашенные для развлечения гостей, находились в центре комнаты. Они дефилировали от одного гостя к другому, подливая сакэ и развлекая разговором. Я бы не назвала это захватывающим времяпрепровождением, тем более что, будучи начинающей гейшей, я не могла позволить себе даже этого, исполняя лишь роль тени Мамехи. Когда она представлялась, я делала то же самое, низко кланяясь и говоря: «Меня зовут Саюри. Я начинающая гейша, и очень прошу вас проявить ко мне благосклонность». Кроме этого, я ничего не говорила, да мне никто и не отвечал.
К концу банкета открылись двери комнаты, и Мамеха в паре с еще одной гейшей представили танец, известный как Чийо но Томо — «Друзья навеки». Это милая пьеса о встрече двух очень близких подруг, долго не видевших друг друга. Большинство мужчин во время танца ковырялись в зубах. Это были в основном руководящие работники крупной компании по производству резиновых клапанов, собравшиеся в Киото на свой ежегодный банкет. Думаю, вряд ли кто-нибудь из них отличал танец от хождения во сне. Но я испытала восторг! Гейши Джиона всегда помогают себе веером во время танца, и Мамеха потрясающе владела этим искусством. Сначала она закрыла веер, и в то время как ее тело совершало волнообразные движения, рука с веером изображала утекающие струи воды. Затем Мамеха открыла веер, и он превратился в чашку, а ее подруга наливала в нее сакэ. Красивую музыку, сопровождавшую танец, исполняла на сямисэне очень худая женщина с водянистыми глазами. Формальный банкет обычно продолжается не более двух часов, поэтому к восьми часам мы вышли на улицу. Я уже собиралась поблагодарить Мамеху и пожелать ей спокойной ночи, как она сказала мне:
— Я собиралась отправить тебя домой спать, но мне кажется, в тебе еще очень много энергии. Я направляюсь в чайный дом Комория. Пойдем со мной, почувствуешь вкус неформальной вечеринки. Тебя нужно как можно быстрее начать показывать.
Я не могла позволить себе сказать ей о сильной усталости и, подавив свои чувства, пошла вслед за Мамехой по улице.
Вечеринка проводилась директором Национального театра Токио. Он знал всех известных гейш во всех районах Японии, и хотя вел себя очень мило, когда Мамеха представила меня, я не ожидала от него никаких слов. Моей главной задачей было выглядеть привлекательной и оживленной.
— Следи, чтобы никакие обстоятельства не позволяли тебе выглядеть плохо, — предостерегала меня Мамеха.
Мы вошли в чайный дом, и служанка проводила нас в комнату на втором этаже. Мамеха открыла дверь, и я увидела семь или восемь мужчин, сидящих на подушках вокруг стола в обществе четырех гейш. Мы поклонились, вошли внутрь и сели на циновки рядом с дверью. Так гейша заходит в комнату. Сначала мы поприветствовали гейш, затем хозяйку, сидевшую на углу стола, а затем гостей.
— Мамеха-сан! — воскликнула одна из гейш. — Ты пришла как раз вовремя, чтобы рассказать нам историю о Конда-сан, изготовителе париков.
— О боже, я, пожалуй, ее целиком не вспомню, — сказала Мамеха, и все засмеялись. Я не поняла, что в этом было смешного. Мамеха обошла вокруг стола и села рядом с хозяйкой. Я последовала за ней.
— Господин Директор, разрешите представить вам мою младшую сестру, — сказала она.
Затем мне полагалось поклониться, назвать свое имя, попросить Директора проявить ко мне снисходительность, и так далее. Он был очень нервным, астенического телосложения, с глазами навыкате. Даже не взглянув на меня, он лишь стряхнул пепел в практически полную пепельницу перед собой и сказал:
— Так что это за история с изготовителем париков? Весь вечер девушки упоминают ее, но никто из них так ничего и не рассказал.
— Честно вам говорю, не знаю, — сказала Мамеха.
— Это означает, — сказала другая гейша, — что она стесняется ее рассказывать. Если она будет молчать, придется мне рассказать.
Мужчинам эта идея понравилась, а Мамеха только вздохнула.
— Тем временем я налью Мамехе чашечку сакэ, чтобы успокоить ее нервы, — сказал Директор и, прежде чем предложить Мамехе, сполоснул свою чашку в чане с водой, стоящем в центре стола именно для этой цели.
— Ну ладно, — начала другая гейша, — этот Конда-сан — лучший изготовитель париков в Джионе, по крайней мере так все говорят. Мамеха годами ходила к нему. У нее всегда все самое лучшее, вы знаете. Достаточно посмотреть на нее, чтобы убедиться в этом.
Мамеха сделала притворно-недовольное лицо.
— И у нее, безусловно, лучшая улыбка, — сказал один из мужчин.
— Во время представлений, — продолжала гейша-рассказчица, — изготовитель париков всегда находится за сценой и участвует в смене костюмов. Часто, когда гейша быстро снимает одно платье и надевает другое, где-то может задраться нижнее платье, и... голая грудь или лобок. Вы знаете, такие вещи случаются...
— Все эти годы я работал в банке, — сказал один из мужчин. — Я хочу заниматься изготовлением париков!
— Но ему приходится еще кое-что делать, а не только таращиться на голых женщин. Итак, Мамеха, всегда подтянутая, аккуратная, идет за сцену, чтобы сменить...
— Дайте я расскажу историю, — перебила Мамеха. — Ты сейчас замараешь мое имя. Конда-сан всегда смотрел на меня так, словно не мог дождаться следующей смены костюма.
Я принесла ширму для переодевания, но не знаю, как он не прожег дырку в ней своим взглядом.
— Почему ты не могла позволить ему взглянуть на тебя? — прервал ее Директор. — Ведь твоей красоты бы не убавилось...
— Я никогда об этом не думала, — сказала Мамеха. — Конечно, вы правы, господин Директор. Какой вред может причинить всего один взгляд? Может, вы хотите дать нам возможность одним глазком взглянуть на вас прямо сейчас?
Все дружно засмеялись. Когда смех стал затихать, Директор встал и начал развязывать пояс на своей одежде.
— Я готов раздеться, — сказал он Мамехе, — если затем получу возможность взглянуть на тебя.
— Я ничего подобного не предлагала, — возразила Мамеха.
— Это не очень щедро с твоей стороны.
— Щедрые люди не становятся гейшами, — сказала Мамеха. — Они становятся покровителями гейш.
— Ну, тогда ладно, — сказал Директор и сел.
Должна сказать, меня очень обрадовал такой поворот событий. Я чувствовала себя очень неловко, хотя все остальные наслаждались этой ситуацией.
— Итак, на чем я остановилась? — спросила Мамеха. — Да, я принесла ширму для переодевания и думала, ее будет достаточно для защиты от Конда-сан. Когда я вернулась из туалета, то нигде не могла его найти. Я начала переживать, ведь мне нужен был парик для нового выхода. Вскоре он появился, но выглядел очень ослабевшим и взмокшим. В руках он держал мой парик. Я спросила, может, у него что-то с сердцем, но он лишь извинился и помог мне надеть парик. Позже, вечером, он протянул мне записку, в которой было написано следующее...
Тут Мамеха замолчала. Наконец один из мужчин сказал:
— Ну же, что он написал?
Мамеха закрыла глаза рукой. Ей было так стыдно продолжать, что все засмеялись.
— Хорошо, я расскажу, что он написал, — сказала гейша, начавшая рассказ. — Там было что-то вроде следующего: «Дорогая Мамеха. Ты самая прекрасная гейша в Джионе и так далее. После того, как ты надеваешь парик, я всегда храню его и держу в своей мастерской, чтобы иметь возможность нюхать запах твоих волос несколько раз в день. А сегодня, когда ты побежала в туалет, я пережил самый прекрасный момент в своей жизни. Пока ты была внутри, я спрятался за дверью, и прекрасный звук, более прекрасный, чем звук водопада...»