С тенью на мосту (СИ) - Рос Наталия. Страница 53

— Кто такой Дарко, почему он может убить Алю? Мария, ты слышишь меня? — я чувствовал, что начинаю выходить из себя. — Если тебе есть, что рассказать, то самое время это сделать.

— Я не могу тебе рассказать, — прошептала она, — ты посчитаешь меня чудовищем.

— Мария, прошу, ради твоего же блага, расскажи мне все! Я никогда не посчитаю тебя чудовищем, что бы ты ни сделала. Я должен знать, что произошло, чтобы понять, как помочь во всей этой ситуации.

Слезы редкими мелкими бусинами стекали по ее щекам, и ее глаза казались мне тогда навечно застывшими.

— Мы были в приюте, — начала она, слегка покачиваясь из стороны в сторону, — когда это произошло. Мне было семнадцать: это был мой последний год там. В приюте были разные здания для мальчиков и для девочек, но там был один общий двор и заваленная всяким мусором площадка за зданиями. Там прятались, играли, и также там курили, били малышню и творили все мерзости, на которые только способны дети. Дарко и Леон, мои братья близнецы, были в одном приюте со мной. Они были там главарями: крепкие, сильные, как отец, и такие же жестокие. Несмотря на свою юную оболочку, это были два взрослых монстра, быстро осознавшие свою силу. Они постоянно над кем-то издевались, запугивали, чтобы дети молчали, обещая устроить сладкую жизнь. Хотя можно было никого и не запугивать, воспитателям и так было все равно на нас, даже если бы всех нас и перерезали там. Они всегда говорили, что нас слишком много. И если кто-то помрет, то так будет лучше: освободится место для следующих детей, потому что нас, нищих сирот, слишком много в этом мире, и всех невозможно прокормить.

Меня братья не трогали, потому что не могли, а я, пользуясь своей способностью, постоянно спасала очередную их жертву. Они слушались меня и не понимали, почему выполняют мои указания, и страшно злились, их просто распирало от ненависти ко мне. Однажды я увидела, как близнецы потащили на заднюю площадку одного мальчика. Тот мальчик был тихий, забитый и никому ничего плохого не делал. Он просто заикался, и у него были странные зубы, торчавшие вперед. Этого было достаточно, чтобы он постоянно жил в страхе. Когда я туда пришла, они уже творили мерзости. Я не хочу говорить, что они делали. Это было чудовищно. Они тогда отпустили его, но вскоре этого мальчика нашли лежащим на заднем дворе, голым и избитым. Все знали, кто это мог сделать, но все боялись говорить. Только я сказала, что это были мои братья, я говорила, что они опасны, что их нужно изолировать, но директор приюта сказал мне заткнуться, а иначе он переведет меня в самый страшный интернат для психически больных детей, откуда просто невозможно было вернуться в здравом уме. Но даже это меня не испугало: я орала и требовала, чтобы братьев вышвырнули из интерната, так как они монстры. Меня заперли на две недели в карцере, чтобы я пришла в чувство. В тот же день, когда я вышла и мне позволили выйти во двор, кто-то из детей подбежал ко мне и сказал, что один из моих братьев забрал котенка, недавно приблудившегося к интернату, и понес его на задний двор. Я побежала туда, и там был Леон. Котенок жалобно кричал, а у меня просто помутнело в голове. Это было наваждением. Я приказала брату отпустить животное и подойти к огромной жестяной бочке, которая тогда была доверху наполнена дождевой водой. Я сказала, чтобы он опустил туда свою голову. До сих пор помню его ошеломленное лицо, как он посмотрел на меня, как испуганно начал мотать головой, понимая, что я не шучу. А я сказала ему: «Засунь в воду свою гнилую, протухшую голову и держи ее там, пока не сдохнешь!».

И он сделал это. Я видела, как трепыхалось его тело, будто его било током. Оно было таким беспомощным, и мне тогда нравилось, как оно трепещется, будто гадливое насекомое, попавшее под банку. Я тогда только и шептала: «Умри, умри, умри». Когда Леон затих, я обернулась и увидела Дарко. Не знаю, что он слышал и видел, я знаю, только одно, если бы он помешал мне, я бы и его убила. Мне кажется, он это понял и испугался за свою ничтожную жизнь, так как сразу убежал. Когда все узнали, что Леон так нелепо погиб, у всех детей был настоящий праздник. А Дарко затих, больше он ни над кем не издевался, он дожидался, когда я покину интернат. В мой последний день, когда я собиралась уходить, ко мне подошел один мальчик и отдал записку. В ней было написано: «Когда-нибудь я убью тебя». Конечно, я сразу поняла, что это был Дарко.

Когда я уже работала в своем интернате, туда по распределению попал Фима, младший брат. Он, конечно, тоже не был ангелом: воровал, обманывал, дрался, но в нем не было этой лютой злобы и желания причинять боль другим. Фима мне рассказал, что Дарко все-таки отправили в колонию для несовершеннолетних. Там он кого-то убил, и оттуда его уже отправили в тюрьму. Все остальное ты уже знаешь, — она подняла на меня глаза, в которых читалось ожидание приговора. — Дарко вернулся, чтобы мстить мне, а у меня нет больше над ним власти. Я боюсь, что он уже нашел меня. Боюсь, что он что-то сделал с Алей, чтобы отомстить мне. Боже, Иларий, знаешь, о чем я жалею? Что не убила тогда и Дарко, когда была возможность! Я бы избавила этот мир хотя бы от еще одного подонка. И что ты скажешь на это? Смотри, какая я! Я чудовище! Ты боишься меня? Ведь я убила своего брата и нисколько об этом не жалею, и убила бы еще одного, если у меня была бы такая возможность! — она была в исступлении.

— Ты не чудовище, не говори так. Мы найдем Алю. Я уверен, с ней все в порядке, — говорил я, крепко обнимая ее и пытаясь хоть немного успокоить.

С улицы раздался шум, похожий на легкое бренчанье, будто к дому подъехала повозка и остановилась. Мы с Марией переглянулись и побежали к двери. Со старой телеги, остановившейся возле дома, слазила Аля, закутанная в огромный шерстяной платок. Какая-то полная женщина, управлявшая лошадью, махнула девочке на прощанье и тронула поводья. Мария в не себя от радости бросилась к Але и заплакала вместе с ней.

— Мария, прости меня, пожалуйста, — захлебывалась Аля слезами, когда мы зашли в дом, — я не хотела ничего плохого говорить, я не хотела тебя обижать. Ты, когда ушла, мне было так плохо за мой поступок. Я не знала, что мне делать, я думала, ты меня теперь бросишь.

— Что ты, что ты… — бормотала Мария, обнимая ее и не переставая гладить по голове. — Как ты могла так подумать? Ты же моя родная девочка, я никогда тебя не брошу. И не думай никогда так больше! Боже, я чуть с ума не сошла. Где ты была?

— Я решила прогуляться вечером, все ждала-ждала тебя, а тебя все не было, и я решила, что ты ушла навсегда, — плакала Аля, — а я просто пошла по улице и только и думала, как я поступила с тобой гадко и подло. Прости меня, прошу… Я не помню, как я дошла до реки. Я шла по берегу, и у меня на глазах маленький мальчик провалился под лед. Он кричал и плакал, а там больше никого не было. Я попыталась ему помочь и сама провалилась, успела только вытолкнуть его на лед, а сама никак не смогла выбраться. Мальчик побежал звать на помощь. Прибежала женщина с мужчиной, они и вытащили меня, я вся промокла, мне было очень холодно. Эта женщина забрала меня к себе домой и там согрела, высушила вещи и вот платок дала. Это она меня привезла домой.

— Господи! — воскликнула Мария в слезах, — ты же могла утонуть, замерзнуть! Я даже не поблагодарила эту женщину… Девочка моя, ну как же так? Слава богу, что ты в безопасности, что ты жива, я уже думала, что потеряла тебя.

— Мария, ты меня не бросишь? У меня же никого кроме тебя нет, — Аля разрыдалась еще сильнее. — Я эгоистка такая, думаю только о себе. Мне так было страшно, что ты выйдешь замуж и бросишь меня, что я тебе уже не буду нужна, что я буду лишней.

— Нет-нет, дорогая моя, ты никогда не будешь для меня лишней. Ты частичка моего сердца! Ты моя душа и моя жизнь! Ты всегда будешь со мной, где бы и с кем я ни была! Никто не заменит мне тебя, никто. Мы с тобой столько пережили вместе, и мы вместе будем жить долго-долго! Мы всегда будем вместе, вот посмотришь.