С тенью на мосту (СИ) - Рос Наталия. Страница 64

— Что если ты не проснешься?

— Проснусь. Старик не даст мне умереть.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что он следит за всем. Все, что происходит со мной, он знает, а я почему-то точно знаю, что нужен ему, — я выдохнул, и горячий пар окружил мою голову и рассеялся где-то вверху. Я посмотрел на яркое белое солнце, висевшее в голубом, пронзительном небе, и подумал, как бы я хотел еще раз увидеть его. Я хотел бы вернуться в прошлое и исправить свою ошибку. Я хотел бы никогда не ступать на этот мост, по которому я все это время шел, потому что это оказался самый коварный мост — мост длиною в жизнь. Я так хотел бы еще приехать в Холмы и увидеть Сойку с Малым и их детей. Я хотел бы приехать в город Сарал, стоящий на берегу моря, где жил Ладо. Я хотел бы вернуть Алю и брата. Я хотел бы жениться на Марии и прожить с ней всю жизнь счастливо. Я очень хотел бы все это…

Я снял шляпу и положил ее на снег, потом пальто, джемпер и рубашку. Чувство дикого холода не заставило себя ждать: оно сразу же обрушилось на меня мощным приступом дрожи. Я лег на заготовленное место, усмехнувшись, подумав про себя о таком приятном ложе смерти, и гадкая, скользкая мысль, будто маленькая ящерка, проскочила у меня в голове: «Что если я ошибаюсь, и я на самом деле обрекаю себя на настоящую смерть?».

Мария склонилась надо мной и с глазами, полными ужаса и сострадания, смотрела, как мое тело сотрясает лихорадочная дрожь. Мое сердце начало учащенно биться, а мозг, чувствуя настоящую угрозу для жизни, бунтовал, заставлял одуматься и прекратить пугать его. После шоковой лихорадки, казавшейся мне вечной, и бунтующего сознания, отказывающегося принимать мое стремление к самоубийству, наступила легкая апатия и сонливость. Я захотел спать. Веки постепенно наливались свинцом, но я не мог закрыть их: я хотел смотреть на серые горящие глаза Марии. Я смотрел на ее вздрагивающие ресницы, сжавшиеся от боли губы и светлые растрепавшиеся волосы, слегка обдуваемые, как пшеничные колоски, среди белоснежной пустыни.

— У тттебя на ресницах снежинка, — язык и губы больше не слушались меня. — Тты т. таакая к. кк. расивая.

Она попыталась улыбнуться и поцеловала мои замерзшие губы.

— Я люблю тебя. Умоляю, возвращайся, — нежно прошептала она и ее горячая слезинка, упала на мою щеку.

Я не помнил, когда закрыл глаза. Это произошло внезапно. Я смотрел на Марию, на лучи солнца, отражающиеся и искрящиеся на снеге, а потом просто наступила темнота. И больше ничего вокруг. Страшная, ужасающая и всепоглощающая темнота накрыла меня, как саваном, и я подумал, что это конец: я по-настоящему умер. Темнота была повсюду, не было снега, не было Марии, не было брата. Ничего. Только я. Я умер. Правда, умер. Я ошибался, старик не спас меня. Не было никакого брата… Внутри себя я отчаянно и истерично захохотал: старик провел меня, он подстроил эту ловушку, а я попался в нее, как болван, так же, как и в тринадцать лет. Какая глупая и странная жизнь… Мария, любимая Мария, прости меня, мне так жаль, мне так жаль…

— Эй, хватит разлеживаться, ты, задница барана Прошки! — раздался возле меня смешливый далекий голос прошлого, голос умершего человека.

Я отрыл глаза и сразу зажмурился: яркий свет больно резанул. Превозмогая боль, я снова открыл глаза и увидел стоящий рядом со мной силуэт в знакомом до боли школьном пальто. Рядом со мной стоял брат и широко улыбался, показывая свои крепкие белые зубы. Он был точно таким же пятнадцатилетним подростком, каким я и запомнил его.

— Ну, здравствуй, брат! Рад тебя видеть. Я так давно тебя ждал! — сказал он.

Больше книг на сайте — Knigoed.net