Чудовища в янтаре. Дыхание мороза - Бушков Александр Александрович. Страница 10

— Я вам так благодарна…

— Диана, давай внесем кое-какую ясность, — сказал Сварог. — Если я от тебя еще хоть раз услышу какие-то благодарности, честное слово, рассержусь. И относиться к тебе буду совершенно иначе, мне это, правда, неприятно. Нет ровным счетом никаких причин для благодарности, понимаешь? Я просто-напросто не оставил тебя в беде, вот и все. Что мне практически ничего и не стоило. Не пришлось рубить чудовищ, бороться с нечистью, с затаившимися опасными врагами, совершать какие-то подвиги — крайне неприятное занятие, кстати, для того, кому приходилось с этим сталкиваться… И не более того. Ты же умница, должна понимать…

— Я понимаю, — заверила она серьезно. — Больше не буду, ни разу не услышите, — и робко улыбнулась, чуть приподняв голову, глядя ему в глаза. — Вот только… По-моему, то, что мне хочется с вами быть, не имеет ничего общего с благодарностью, правда? Это совсем другое.

— Пожалуй, — сказал Сварог.

— Это не будет такой уж большой наглостью, если я попрошу вас сопровождать меня в прогулках? Вы ведь тоже приехали сюда отдыхать…

— В другое время я бы с удовольствием согласился, — сказал Сварог. — Полюбоваться здешними красотами, да еще с тобой… Вот только, видишь ли… Я через несколько часов улетаю на Талар. Не получилось отдыха в который раз…

На ее лице появилась прямо-таки детская обида и разочарование:

— И ничего нельзя изменить?

— Увы… — сказал Сварог. — Срочное дело, где без меня обойтись не могут никак. С королями и высокими государственными чиновниками такое случается чаще, чем хотелось бы. И ничего тут не поделаешь — ремесло такое… — у него словно бы вырвалось стоном. — Думаешь, мне не хотелось бы не спеша лететь над великолепными пейзажами, держа тебя за руку? Но придется сидеть с верными людьми и старательно ломать голову над сложностями и опасными тайнами…

— Это опасно? — тихо спросила Вердиана.

Сварог почувствовал злую усмешку на губах.

— Для меня — нисколечко, — сказал он. — А вот для других — очень может быть, даже наверняка, уж я постараюсь… — он откинулся на мягкую спинку дивана, прикрыл глаза. — Знаешь, что главное в этой жизни, Диана? Восстанавливать справедливость не задним числом, а в самую пору, как это получилось с тобой — мы успели вовремя. А бывает и по-другому: и справедливость восстановлена, и злодеи сучат ножками в петле, но иных уже не вернешь и иного уже не исправишь, хоть подожги все до горизонта…

Он чувствовал себя вымотанным, пустым. В который уж раз проклял и свое ремесло, и прочие жизненные сложности, никак не дававшие жить спокойно. Хотя и знал: никогда и ни за что не променял бы все это на бесхитростную, незатейливую жизнь какого-нибудь лавочника из провинции, вроде Оллана из Гаури (которого он, заехав туда месяц спустя во всем королевском блеске, собирался было вознаградить по-царски — но Оллан решительно отказался от ливня благ и взял, как он выразился, лишь столько, «чтобы зажить чуток получше»).

Теплые пальцы Вердианы погладили ему виски.

— Только не подумайте, что я вас жалею, — прошептала она на ухо. — Вы слишком сильный человек, чтобы вас жалеть. Не нуждаетесь в жалости. Я бы просто хотела хоть как-то облегчить вам жизнь, если это в моих силах. Вы улетаете прямо сейчас?

— Нет, — сказал Сварог. — Через несколько часов.

— Вот и прекрасно…

Нежные губы прижались к его губам. Обняв девушку и отвечая на поцелуи, он подумал не без грусти: милая, глупая, ты искренне веришь, что облегчаешь мне жизнь, а на самом деле лишь добавляешь сложностей — мне же еще Яне в глаза смотреть… Но никак нельзя тебе об этом говорить, коли уж так все причудливо переплелось…

Глава III

ГОСТИ ИЗ ПРОШЛОГО

Отец Алкес сидел на своем обычном месте, справа от стола Грельфи, машинально складывая бумаги в аккуратную стопу. Получалось это у него плохо — иные, порыжевшие от старости, покоробились, завились трубочками по углам, но он не обращал внимания. Кажется, главе Багряной палаты просто хотелось занять чем-нибудь руки.

Грельфи привычно очищала коротким кинжалом сургуч с горлышка «Кабаньей крови» высшего качества, бормоча свое обычное присловье:

— Ты так не смотри, светлый король, не за казенные деньги куплено, за свои. Жалованье ты по доброте своей душевной мне положил достаточное, так что могу позволить, и никакого вреда для дела не будет от малого стаканчика, только мозги прояснит.

— Золотые слова, — сказал Сварог без улыбки. — А потому налейте и мне… Отец Алкес?

— Пожалуй, — отозвался монах, перестав, наконец, возиться с непослушными бумагами.

Приятный аромат выдержанной «Кабаньей крови» распространился по комнате. Двое мужчин слегка пригубили, старуха Грельфи воробьиными глотками себя не ограничила.

— Ну что тебе сказать, светлый король… — протянула она, отставив наполовину пустой стакан. — Вот уж не думала, что вживую придется столкнуться с этими тварями. Давненько не появлялись, я уж думала, в свое время начисто извели всех рукодельников, или, верней говоря, рукоблудов. Последний раз про них моя бабка слышала в молодости, а уж с той поры годков пронеслось…

— Совершенно верно, — кивнул отец Алкес. — Последний раз таковой мастер попадал в Багряную палату около девяноста лет назад, — он положил руку на бумаги. — Здесь полные протоколы расследований и допросов… а также составленный по всем правилам и утвержденный королем приговор о сожжении на Монфоконе. Их всегда сжигали, ваше величество, эти забавы числились среди самых богомерзких.

— В чем там дело? — спросил Сварог.

Ответила Грельфи:

— Это, светлый король, где-то даже и не черная магия, а наука, — по своему обыкновению она произнесла последнее словечко с некоторым насмешливым пренебрежением. — Только и черной магии там хватает. Этакая помесь науки с магией. Случались такие вещи. Наука — она, по большому счету, дура безмозглая. И равнодушная, что ли. Ее с одинаковым успехом можно пришпандорить и к злому делу, и к доброму… Короче говоря, такие создания были известны с незапамятных времен. Мужчина с женскими причиндалами зовется «белинь», женщина с мужскими — «белина».

— А зачем они нужны? — спросил Сварог с некоторым недоумением.

— Как это — зачем? — словно бы даже изумилась Грельфи. — Исключительно для особо пресыщенных развратников, которые на этом свете перепробовали все, что только возможно. Ни для чего другого они и не годятся, в жизни не слышала о каком-то другом их предназначении. Судя по той сценке, что ты мне показал, у герцога в замке — классические белины. Человек с грязной фантазией два десятка способов придумает, как их использовать. Там в бумагах отца Алкеса много чего про них прописано, а я, уж прости великодушно, подробно эту мерзость описывать не буду. Все это противу природы человеческой…

— И откуда они берутся? — спросил Сварог.

— А это уж отец Алкес на ученый манер лучше расскажет, — сказала Грельфи. — Я о них только слышала то и се, да и то из десятых уст, с приукрашиваниями и преувеличениями, а у отца все в бумагах записано, в Багряной палате с них подробные допросы снимали, когда меня еще и на свете не было, да и отца тоже…

Сварог повернулся к монаху, тот положил руку на верхний лист, но к глазам не поднес — видимо, хорошо изучил.

— Пришлось изучить подробнейшим образом, ваше величество, — сказал отец Алкес, словно угадав невысказанный вопрос Сварога. — Никогда не думал этим заниматься, казалось, с ними давно покончено, но бумаги сохранились — у нас почти ничего не списывается в архив. Иногда то, что считалось давным-давно исчезнувшим, появляется вновь… Я постараюсь дать полное и в чем-то, к стыду науки, наукообразное объяснение. Люди, занимавшиеся этим, с позволения сказать, ремеслом издавна именовались Черными Алхимиками. Или Черными Швецами. Потому что, в отличие от других алхимиков, не искали философский камень, эликсир бессмертия и прочие манившие алхимиков тинктуры, зелья и снадобья. Занимались исключительно тем, что сами они называли «шитьем». И в самом деле, шили всевозможных живых существ, не обязательно тех, которых вы нам показали. Самые диковинные и омерзительные комбинации из разнообразных живых существ, не только людей… впрочем, эти комбинации порой состояли из разных частей человека и неразумных живых существ. По сравнению с некоторыми белини и белины — безобидные цветочки… Использовавшиеся уже не для утонченного разврата, а всевозможных злых дел, в первую очередь членовредительства и убийств. Представьте себе очаровательную девушку, в некотором месте снабженную натурально гадючьей пастью со змеиными зубами и ядовитыми железами. В которой невозможно непосвященному заподозрить убийцу — и потому некий владетельный граф, чьей смерти с нетерпением дожидаются неразборчивые в средствах наследники, приглашает ее в свою спальню, ни о чем не подозревая. Я говорю о реальном случае. Или, например, безобиднейший кролик, подаренный на день рождения ребенку — старшему в роду обладателю титула и майората при наличии родственника, жаждущего заполучить и то, и другое. Да мало ли было таких «сочетаний»… Иногда изначально предназначенных для убийства. Иногда — всего лишь для изощренного разврата, как белини, белины и немало других разновидностей — порой представлявших собой омерзительную помесь животного и человека. Иногда, гораздо реже, их мастерили исключительно для развлечения знатных особ — мяукающие зайцы, черепахи, способные вылезать из панциря, и тому подобные, безобидные, по сути, монстры. Вот только, что бы ни мастерил Черный Швец, свои главные способности он получал от нечистой силы. И…