Импульс (СИ) - "Inside". Страница 144

Tom Odell стал сплошным саундтреком и вдохновителем для всего «Импульса».

3. Что дальше?

А дальше «Импульс» получит переписанные 1-5 главы, чуть отредактированные 6-40, бонус и — может быть — что-нибудь еще. Он еще долго не отпустит меня, да.

А потом Инсайд откланяется и уйдет в бессрочный отпуск.

Этот этап моей жизни пройден.

4. Люди

Тридцать восьмая и тридцать девятая главы стали прорывом в моем творчестве. Я считаю их самыми лучшими — и самыми худшими — в моих работах.

Люди, пришедшие в комментарии, люди, писавшие в личку, люди, что разделились на два лагеря — концовка хорошая и концовка плохая — все они позволили мне ощутить полноту своей работы, увидеть ее грани, удачные и неудачные стороны. Пусть иногда это было резко, пусть слова не всегда находили отклики в моем сердце, но это все равно было важно. Как-то один человек сказал мне: каждое слово нужно пропускать через себя, словно через фильтр, позволяя главному остаться. Это стало моим лозунгом по жизни, и с осени я научилась куда легче относиться к мнениям и критике, хотя некоторые вещи действительно огорчили меня. Впрочем, это не повод опускать руки, верно? Я научилась учиться на своих собственных ошибках. Спасибо вам за это.

5. Tom Odell

В заснеженном декабре vorroba и вся кухня организовали мне поход на концерт исполнителя, у которого я знала всего три-пять песен. В срочном порядке я переслушала/разучила все тексты и первого февраля сорвала голос, подпевая «I know». Своей бешеной энергетикой [Том спускался в зал, танцевал на пианино, заставил нас всех кричать от восторга, признался, что не умеет свистеть, говорил с нами, рассказывал о своей музыке и даже позволил выбрать финальную песню] британский музыкант подтолкнул меня к тридцать восьмой главе — и почти пятьдесят страниц наконец-то были закончены. Там же, на его концерте, я поняла, как именно я выпишу финал.

Я бесконечно благодарна этим людям, которые сделали меня такой счастливой: я отправляла им голосовые сообщения, чтобы они слышали, насколько я счастлива, а новые друзья, с которыми меня свела любовь к Тому, кричали в микрофон «спасибо, что подарили Инсайд эту возможность».

Поэтому сейчас смело включайте его I know и Hold me, улыбайтесь и помните:

не ко дну,

а по прямой.

люблю вас безумно!

Инсайд, ждущая весны.

====== BONUS #1. Brighter than the sun ======

Комментарий к

BONUS

#1. Brighter than the sun привет, солнышки!

с конца “Импульса” прошло три недели – и они были чертовски сложными, будто мой режим жизни переключили на “выживание”. шерлоки уже заметили, что некоторые главы уже потихоньку переделываются – я работаю над этим все свое свободное время.

бонус не несет в себе никакой смысловой части, это просто кусочки, которые остались за кадром. именно этот – осколочек зимней москвы и чая со специями.

весна наступает на пятки, бьёт снегом в лицо, но вы все равно держитесь за руки. не позволяйте себе терять.

я люблю вас.

Инсайд, отчаянно желающая кофе.

целиком и полностью, до последней точки, до последней буквы посвящаю догонялки Arti.

— А давай кто быстрее до учебки?!

Чарли несется по коридору, и полы его халата взметаются вверх, разрезая воздух. Он резко притормаживает на поворотах, сносит светло-зеленый цветок в пластиковом кашпо, едва успевает его подхватить, хохочет в голос и снова бежит.

Это третья гонка за сегодня, и за предыдущие две Чарли уже успел разбить худые коленки — совсем как в детстве, больно, обидно, но не смертельно. Упал на лестнице, поскользнулся на мокрых ступеньках, запачкал ладони, но продолжил бежать за сестрой — растрепанной, со смазанной в уголках фиолетовой помадой, в мятом халате и с ворохом бумаг в руках.

Солнце заливает Роял Лондон, укутывает в желто-зеленую шаль больничные палаты, накрывает теплом и шальным маем, и его лучики на секунду путаются в золоте волос, когда Чарли позволяет Лори ухватить себя за плечо, а потом ловко выворачивается и скрывается на этаже.

Раздосадованная Ло пытается успеть за ним, но широкие каблуки красных лаковых туфель слишком сильно скользят по кафелю, и она неловко взмахивает руками, взвизгивая.

Сильные мужские руки обхватывают ее за талию, придерживают, не позволяя упасть, а потом аккуратно выпрямляют. Ло фыркает, поправляет хвостики, а потом обводит незнакомца цепким, пронзительным взглядом.

Он высок, строен и чертовски красив — волевой подбородок, океанский загар, трехдневная щетина. Черные волосы, кобальтовые глаза — то ли темно-серые, то ли карие, не разберешь в тусклом свете служебного коридора — узкий нос, выбеленные солнцем ресницы.

Ло вся скукоживается, ощетинивается, готовится выпустить когти: сейчас этот ординатор будет полоскать ей мозги, как нужно вести себя на работе.

Да пошел он к черту!

— Осторожно. — Мужчина поправляет наброшенный на плечи халат. — Убьетесь же.

Он совсем не похож на студента, понимает Лори, поджимая губы. Слишком взрослый. Судит не по возрасту — по статусу: дорогие часы, костюм по фигуре, ненавязчивый запах парфюма. Голос глубокий, бархатный, но негромкий — обычно в такой вслушивается вся аудитория, затаив дыхание.

Рядом с ним она, в своей короткой юбке, красных туфлях и облупленном черном лаке на ногтях, кажется замарашкой. Дешевой девицей. Как ее вообще терпит отделение? Давно бы вышвырнули, если бы не профессор. Одни эти вечные хвостики чего стоят — один выше другого, резинки разного цвета, одна прядь все время выпадает.

Ло ничего не боится — ни выговоров, ни увольнения, ни замечаний. С нее все как с гуся вода — пусть говорят, шепчутся за спиной, она за себя и за Чарли встанет против всего мира, найдет щит и меч, чтобы биться до последнего.

Только догонит его.

— Извините, — бурчит. Сдувает прядку с лица. Нехорошо все-таки вышло: в чужого мужчину врезалась, свалилась ему на руки.

Он, наверное, профессор. Или доктор наук. Стоит за деревянной кафедрой, читает лекции по анатомии или хирургии, заманивает своим голосом студенток, рассказывает невероятные вещи. Неисчерпаемый опыт, сексуальный преподаватель, просто джек-пот какой-то.

Ло пытается найти его бейджик, но ничего, кроме вышитого логотипа Givenchy на краешке кармана рубашки, не замечает. Значит, либо его тут все знают и такая вещь уже не нужна, либо он просто не считает нужным следовать общим правилам.

— Через реанимацию быстрее, — вдруг подмигивает мужчина.

Ло смущенно улыбается в ответ, разворачивается и продолжает свой бег.

Чарли, наверное, уже где-то на этаже онкологии. Ло несется вперед, чувствует, как в голове гуляет ветер. Сумасшедшая, доносится ей вслед. Совсем с ума посходили, кричат.

К концу коридора реанимаций ей начинает казаться, что она не касается ногами земли; колени гудят от напряжения. Лифт, лестница, еще один лифт, сквозная комната отдыха, снова бесконечные ступени.

Когда до учебного центра остается два пролета, кто-то крепко хватает ее за плечо, и Ло гневно шипит, во второй раз за день готовясь к гневной тираде.

— Пусти! — пытается отдышаться. — Ой…

Профессор Рэй цокает языком и качает головой. Не одобряет этих гонок, хотя сам наверняка был таким же: коридоры Роял Лондон Госпитал просто созданы для подобных игр.

У профессора глубокие складки на лбу, чуть опущенные уголки губ и аккуратные черные очки в тонкой оправе. Он всегда опрятно одет, гладко выбрит и приветлив. Кажется, его невозможно застать в плохом настроении — или просто слишком тяжелая ноша на его плечах оставляет неизгладимый след: насколько Ло знает, он заведует неврологией больше тридцати лет.

Немалый срок.

— Лорейн. — Рэй вздыхает. — Куда ты бежишь?

— За Чарли, — отвечает она, все еще переводя дыхание. — В учебку.

— Учебный блок, — мягко поправляет профессор.

— Учебный блок, — повторяет. И добавляет, опустив глаза в пол: — Простите, доктор Рэй.

Она такая маленькая в его глазах — худая нескладная девочка, только-только вступившая на трудный путь ординаторства, — что люди шепчутся за ее спиной: профессор, никак, совсем свихнулся, кому она сдалась такая, вся в фиолетово-желтых брызгах, в вечно мятом белом халате, футболках не по размеру, коротких юбках и на алых вульгарных каблуках? Мелкая еще, совсем ребенок, едва выпустившаяся из университета.