Офсайд (ЛП) - Саваж Шей. Страница 56
– Это Тимми? – спросил я не в состоянии скрыть своего удивления.
После чего все мое тело похолодело, живот свело судорогой.
Этот ребенок не был похож на новорожденного, не то чтобы у меня имелся опыт с младенцами, но он сидел на руках Николь и смотрел на меня, а я знал, что маленькие младенцы не могли держать головку. Он смотрел по сторонам, переводя взгляд с одного лица на другое, будто тоже пытался понять, что тут происходит.
В моей голове завертелись временные сроки.
Николь была на вечеринке после чемпионата своего дивизиона.
Чемпионаты дивизионов обычно проходили в конце осеннего сезона.
Если она… если у нее…
Блядь.
– Он… он твой? – Я посмотрел в ее глаза и был в состоянии полномасштабной паники. Что если этот ребенок ее? Что если у нее ребенок от одного из тех долбоедов? Что если… что если она собиралась растить ребенка после окончания школы?
Какого хрена я буду с этим делать?
Буду блядь помогать ей. Вот, что я буду делать.
В голове замелькали картинки: я и Николь гуляем с маленьким Тимми в парке, она толкает коляску; мы расположились на пикник в гостиной, а он ползает вокруг нас; как он чуть подрос и мы забрали его на пляж; учим его бить по мячу в ворота.
– О, бога ради! – завопила на меня Николь. – Конечно же нет! Я просто помогаю Софи!
На секунду я ощутил разочарование.
Затем сработал мой повышенный когнитивный функционал85, и я по полной вздохнул от охренительного облегчения.
– Николь, тебе пора кончать болтать, – произнес Рон глубоким зловещим голосом.
– Рон, пожалуйста! – Она развернулась к нему с мольбой в глазах. – Он никому не скажет. Клянусь, не скажет. Ведь не скажешь?
Она снова повернулась ко мне, и я мог лишь кивнуть, пытаясь осмыслить, какого хрена происходит. Рон уставился на нее.
– Это между тобой и Софи, – наконец изрек он. – Но держи рот на замке, пока она не вернется домой.
Николь вздохнула и снова посмотрела на меня.
– Иди домой, Томас, – сказала она спустя мгновение. – Я реально чертовски зла на тебя и когда закончу тут, приеду к тебе домой, чтобы установить кое-какие чертовы границы. Ты меня понял?
Рон снова заржал.
Я уже ненавидел говнюка.
Но не мог слишком сердиться, потому что даже будучи явно очень разгневанной на меня, она сказала, что собирается приехать и поговорить об этом. Надеюсь, это означало, что мне по крайней мере предстоит взбучка.
Или настало время сделать рокировку?
Блядь.
Как играть в эти игры, если ни хрена не понятны правила?
Она хотя бы не показала мне красную карточку. Во всяком случае, пока. Я мог мириться с предупреждением до тех пор, пока это была просто предупредительная желтая карточка.
– Ладно, – тихо сказал я.
Николь передала ребенка Рону и нежно положила руку мне на грудь, легонько оттолкнув из дверного проема на крыльцо. Она мягко закрыла за собой дверь и посмотрела на меня.
Коготки все еще были выпущены.
– Я постараюсь все разрулить, – кипела она, – но ты действительно, действительно усложнил мне задачу! Почему ты не можешь просто доверять мне, а?
– Я тебе доверяю, – ответил я.
– Как же, оно и видно!
– Доверяю! – сказал я более категорично.
– Тогда покажи это на деле! Когда Софи вернется с работы, я с ней поговорю. А пока – уходи!
Она развернулась и зашла в дом, отшивая меня, в то время как я так и остался стоять на крыльце, разинув рот.
Закрыл рот, развернулся и медленно побрел к машине.
Почему-то Шекспир нашептывал мне на ухо фразу: «Мозгу-то у него, впрочем, тоже не больше, чем серы в ушах»86. Как бы то ни было, я подумал, что, возможно, вытащил карточку «Досрочного освобождения»87 в игре «Монополия».
Собиралась ли она захватить мою королеву?
Глава девятнадцатая
ДВЕНАДЦАТЫЙ ИГРОК88
Мой телефон мяукнул как раз тогда, когда я выезжал с подъездной дорожки.
Отправившись на поиски Николь, я оставил его на пассажирском сиденье.
Два пропущенных звонка.
Я проверил номер.
Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Прежде чем трясущейся рукой успел нажать на «перезвонить», телефон снова замяукал.
– Привет, пап.
– Не «привет, папкой» мне! Какого хрена тебя не было на тренировке?
– Я… э-э…
Дерьмо. Я был не готов к этому.
– Блядь, отвечай мне! – орал он в трубку. – Ты что где-то трахался с этой сучкой, ведь я же сказал тебе на хрен не отвлекаться! Десять дней, засранец! Десять дней до приезда Мессини на твои смотрины. Десять гребанных дней!
– Я знаю, папа… Я просто…
– Что просто?
Мне не хотелось этого делать, но я мог разыграть лишь одну карту, которая не привела бы к полной катастрофе.
– Просто… нехорошо себя чувствую.
– Нехорошо себя чувствуешь? – повторил он, и его голос значительно сбавил тональность. – Ты заболел?
– Нет… эм… – Черт! Теперь я начал запинаться. – Не думаю. Просто… ничего страшного.
– Скажи мне, что на хрен с тобой не так! – заорал он.
Я сделал протяжный шумный вдох.
– Сегодня сильно болят ребра, – солгал я. – Я принял мотрим, но он не особо помог. Думаю, я переутомил их во время вчерашней тренировки и, может, потянул или типа того.
С минуту повисла полная тишина.
– Рецепт в моей ванной, – мягко сказал он. – Прими одну и только одну.
– Ладно, – сказал я. – Спасибо, пап.
– Без проблем. Просто немного отдохни сегодня вечером, ладно?
– Да, конечно.
– Ты должен быть в лучшей форме на следующей неделе, сын. Тебе нельзя облажаться.
– Этого не будет, пап. Клянусь.
– Вот это мой мальчик.
Он повесил трубку.
А мне хотелось сигарету.
– Блядь.
Я остановился в конце улицы, с минуту тер ладонями глаза, стараясь сделать парочку глубоких прочищающих мозги вдохов и поехал. Когда я добрался до дома, он был окутан темнотой из-за сгустившихся над ним облаков, а вдалеке раздавались раскаты грома. Я включил свет на кухне и в гостиной, чтобы хоть немного сделать его ярче. Поднялся наверх в ванную папы, уронил на ладонь одну таблетку обезболивающего и смыл ее в унитаз.
Я знал, что он считал их.
Зашел в свою комнату, с минуту стоял там, уставившись в пространство, и пытался понять, что черт возьми происходит.
Я не был идиотом. Я посещал внеклассные занятия и до хрена знал о том, что в моей жизни был полный пиздец: мама умерла, папе приходилось справляться с ролью отца-одиночки, и у меня не было никакого реального понимания того, какими должны быть взаимоотношения между мужчиной и женщиной, кроме разве что как всунуть А в слот Б. Я знал, когда до этого только дошло, что мой отец не должен был на хрен меня бить.
И так же знал, что и он знал это.
Я лишь однажды воспользовался его чувством вины, когда мне было пятнадцать и хотел сходить на ночную пляжную вечеринку. Он сказал «ни за что», потому что мне нужно было тренироваться на следующий день, и я дулся до тех пор, пока он не взорвался в конечном итоге. Тогда я сказал ему, что должен был пойти на прошлых выходных, но был не в состоянии.
На мне было слишком много синяков, чтобы появляться на публике.
Он отпустил меня.
Тогда я тоже чувствовал себя дерьмово.
Я понимал, почему он поступал именно так, ведь в конечном итоге делал бы он это или нет, какую бы физическую боль он ни причинял – это было ничто, по сравнению с моральным ущербом, который я нанес ему, когда убил его жену, единственного человека, которого он когда-либо любил. Раньше я думал, что понимал, какого ему, ведь я тоже потерял ее, но сейчас, когда рядом была Николь… что ж, любая мысль о том, что с ней могло что-то случиться, была просто… немыслимой.
Я бы запаниковал.
Я бы обезумел.
Я бы взорвался.
Я наверно пинал, и бил, и уничтожал любого, кто бы вступал со мной в контакт, а если бы мне подвернулся человек, ответственный за причинение ей боли… что ж, что бы ни произошло, красивого в этом было бы мало, это уж без сомнений.