Обманный лес - Голден Кристофер. Страница 17
– Вызови сестру, – велел он. – Надо, чтобы ему сделали анализы на яды… не знаю.
Его пальцы сплелись с ее собственными, и она крепко сжала их, стиснула его руку. Так, вместе, они ждали.
В понедельник с утра налетела гроза – явление, более привычное весной, нежели в разгар лета, да и тогда необычное. На рассвете было тепло, почти безоблачно и безветренно. К девяти часам все совершенно переменилось. Быстро поднялся ветер, по небу неслись темные тучи, стало стремительно холодать.
К половине десятого температура снизилась почти до семидесяти градусов [5], горизонт казался избитым и болезненным, как будто внутри него скрывалась злокачественная опухоль. Стало темно, почти как ночью, однако небо было странно сумеречным и приобрело нездоровый цвет солнечного затмения. Казалось, воздух дрожит от предвкушения… чего-то.
Первая молния протянула электрические пальцы с небес к земле совсем незадолго до десяти часов, а рокот грома, который сопровождал ее, был таким громким и раскатистым, что задребезжали окна в больничном кафетерии. На третьем ударе хлынул ливень. Дождь стучался в стекла огромными каплями, сплошная стена воды, которая немедленно начала скапливаться широкими и глубокими лужами на стоянке и на дорогах.
Под почти сюрреалистический грохот дождя, бомбардирующего здание, Томас, насупившись, сердито смотрел на сидящего напротив Уолта Сарбекера, детектива, которою прислали из тарритаунской полиции разобраться с его жалобой на преследователя.
«Предполагаемого» преследователя, так они сказали. Именно это слово так взбесило Томаса. Но он быстро понял, что его гнев приведет к обратным результатам.
Сарбекер оказался тощим очкариком с обильной сединой на висках и ее проблесками во всех прочих местах. Он пальцем поправил очки на переносице, ожидая каких-либо пояснений от Томаса, потом уставился за окно, на проливной дождь, по всей видимости, сообразив, что никакого ответа не последует. Детектив был моложе, чем предполагала седина, хотя Томас не мог бы с уверенностью назвать его возраст.
Интересно, у детектива Сарбекера есть дети?
Он несколько раз вскидывал брови, пока Томас рассказывал ему о всех странностях, которые произошли за последнее время. О том, как Натан себя вел, об опасении мальчика, что герои «Обманного леса» желают ему зла, о его убеждении в том, что они на самом деле побывали здесь, в доме, что сейчас казалось пугающе более вероятным, чем прежде.
Когда Томас добрался до рассказа об арахисово-масляных отпечатках лица и ноги у него во дворе, Сарбекер отчетливо хмыкнул. Томас предпочел истолковать этот звук как выражение испуга со стороны долговязого детектива и в этом смысле добрый знак. Он хотел, чтобы этот человек принял его всерьез. Хотел, чтобы детектив встревожился.
Пока Томас рассказывал, Сарбекер набрасывал что-то в небольшом блокнотике. Вокруг в кафетерии кипела и шумела повседневная жизнь. Ходячие пациенты, которым надоело торчать в палатах, с переменным успехом доносили подносы до своих столиков. Семьи и одиночки, ожидающие ответов на вопросы жизни и смерти, сидели молча или тщательно делали несерьезный вид. Парочка новоиспеченных папаш разменивали банкноты, чтобы взять ранний обед и подняться обратно, к женщинам, с которыми они теперь связаны на всю жизнь.
Ибо, что бы ни случилось, подумал Томас, у них всегда будет ребенок. Всегда будет дитя, которое они вместе произвели на свет.
Все прочее несущественно.
Томас потряс головой. У него было такое ощущение, как будто вокруг него, перед глазами и в особенности в голове стоит какой-то туман, – с самого вчерашнего вечера, когда он увидел в ванной Натана. Но теперь голова у него должна быть ясной. Он разговаривает с полицейским.
– Простите?
Детектив еле заметно кивнул.
– Я сказал, что не вижу в этом никакого смысла, – ответил Сарбекер. – Полагаю, у любого может появиться преследователь. И я понимаю, какое отношение это имеет к вашей работе, – это очевидно. Но я не понимаю зачем. У вас, очевидно, есть деньги, но вся эта затея не ради них. Если кто-то преследует вас…
От Томаса не ускользнуло это «если».
– … это, очевидно, какая-то навязчивая идея. И каким бы замечательным «Обманный лес» ни был, что в цикле детских книг может внушить подобную навязчивую мысль?
Томас так и не смог найти язвительного ответа, хотя и искал. Ну что тут скажешь?
– Возможно, причина на самом деле не в этом, – предположил Томас – Может быть, это кто-то из моих знакомых. Затаил на меня обиду или еще что-нибудь в этом роде? Возможно, это профессиональное. Какой-нибудь психопат. Господи, не знаю.
Он чуть было не сказал: «Разве это не ваша обязанность?» Но отбросил эту мысль. Ему несколько раз пришлось напоминать себе, что Сарбекер на его стороне. Предположительно.
– Что с моим сыном? – спросил Томас, повторяя вопрос, который задавал уже дважды, но ответа так и не получил. – Думаете, что-то в зубной пасте? Но каким образом он смог пробраться в мой… то есть в дом моей бывшей жены?
Сарбекер поморщился с тем еле заметным кивком, который, как быстро понял Томас, не значил вообще ничего.
– Я не вижу никаких причин полагать, что он это сделал, мистер Рэнделл. Мы не обнаружили никаких признаков взлома, никаких свидетельств нахождения этого предполагаемого преследователя поблизости от местожительства вашей жены. И, по словам врачей, Натан не был отравлен.
Томас побледнел.
– Что? Он не был… Тогда, черт побери, что такое с ним произошло?
– Хотел бы я это знать, сэр, – ответил Сарбекер. – Но доктор Гершманн совершенно недвусмысленно заявил, что токсикологи не обнаружили никаких следов яда… вообще ничего необычного… в организме вашего сына.
Томас прикусил губу и покачал головой, отказываясь понимать слова полицейского.
– Прошу прощения, детектив, – начал он, но не договорил. Глупо называть человека «детектив». Он никогда прежде не употреблял это звание, и оно казалось ему чуточку нелепым.
– Мистер Рэнделл? – напомнил о себе Сарбекер.
– Неважно, – сказал Томас, прикрывая глаза, как будто ему мешал свет.
Внезапно он уронил руки, резко выпрямился, сузил глаза и в упор посмотрел на детектива.
– Вы ведь заходили в палату к моему сыну, так? – спросил Томас.
– Совсем ненадолго, поговорить с вашей женой, – ответил Сарбекер. – А что?
– Вы не заметили ничего… ну не знаю, необычного, когда вошли туда?
Сарбекер слегка вздернул подбородок; лоб у него недоуменно нахмурился.
– В каком смысле – необычного?
– Вы не почувствовали никакого запаха?
Детектив заморгал. Томас широко раскрыл глаза и опустил голову, побуждая полицейского к ответу.
– Наверное, цветы, – сказал Сарбекер. – Обычные больничные запахи.
– Подумайте хорошенько, – настаивал Томас.
На мгновение полицейский даже закрыл глаза.
Он раскрыл рот, медленно вдохнул. Когда его глаза распахнулись, он поглядел на Томаса как-то странно.
– Я действительно почувствовал еще один запах, – вспомнил Сарбекер. – Думаю, я решил, что это духи вашей жены, или шампунь, или еще что-нибудь.
– Мы с ней в разводе, и она не принимала душ со вчерашнего утра, – быстро сказал Томас. – Что это был за запах?
Едва заметно пожав плечами, Сарбекер сказал:
– Апельсины.
– Апельсины, – согласился Томас. – Запах то появляется, то исчезает, но исходит он от Натана, как будто он его выдыхает. Я думал, может, это какая-нибудь химическая реакция на яд или… Но вы сказали, что он ничем не был отравлен.
– Ничем таким, что врачи могут определить.
– Апельсины, – повторил Томас и положил подбородок на сложенные домиком пальцы рук.
– Откуда тогда исходит этот запах? – спросил детектив.
Томас не знал ответа.
Он слышал какое-то пиканье. Бип-бип-бип-бип. Не как писк Дорожного Бегуна, а равномерное, как будто подавал сигнал автомат. Пикало быстрее и быстрее. Билось быстрее и быстрее. Билось.
5
Соответствует 21 градусу Цельсия