Маяки - Коллектив авторов. Страница 28
Макаров замер с чашкой в руке, и я подумал, что сейчас он меня выгонит. Но в следующую секунду Володька как-то разом сник, поставил чашку на столик и кивнул:
– Ты прав, дружище. Так и есть! Да, у меня теперь не жизнь, а «день сурка», изо дня в день одно и то же. И у Марины так же… Но мы продолжаем делать вид, что у нас все прекрасно, что мы счастливы вместе, что нас все устраивает!..
– Вот теперь ты сказал правду.
– Погоди, – нахмурился он. – Я же не собирался тебе об этом рассказывать, тем более признаваться?!
– Не волнуйся. Это я тебя «заразил»… – Я успокаивающе похлопал Макарова по плечу. – Понимаешь, я сегодня каким-то непостижимым образом приобрел странную способность – безошибочно чувствовать ложь и говорить только правду. Сначала решил, что схожу с ума и отправился к психиатру, но с доктором произошло то же, что и с тобой – я его индуцировал, то есть передал ему свою способность. Вот как тебе сейчас…
– Ага. – Володька вцепился в свои вихры обеими руками. Он всегда соображал очень быстро. – Что-то вроде инфекции, только не болезнь… Сверхспособность, блин! И что мне с ней теперь делать? Я же теперь Маринке всю правду-матку выложу о наших отношениях, о том, как она меня из классного специалиста превратила в няньку, о том, что ревную ее безумно к ее начальнику… Да она же меня из дома выгонит!
– Не выгонит. Она тебя любит. Я так думаю…
– Ты действительно так думаешь, но не знаешь наверняка. Я тоже, кстати, не знаю…
– Вот и проверишь сегодня вечером.
– Не хочу! Не хочу знать эту правду. Вернее, боюсь…
Макаров насупился и принялся цедить уже остывший чай. Я присоединился к нему, и несколько минут мы молча жевали печенье, запивая чаем.
– Собственно, я к тебе за советом приехал и с тем же вопросом: что теперь делать? – снова заговорил я.
– Что делать?.. Жить дальше. – Макаров старался на меня не смотреть. – Не стреляться же и не прыгать с крыши!
– Думаю, нужно научиться контролировать это состояние, а главное, следить за языком и не резать правду-матку каждому встречному.
– Само собой. Но неплохо бы все-таки разобраться в природе этого феномена. Как думаешь?
– А что тут думать? Вариантов много, а информации мало. Например, как тебе такая версия: полевые испытания нового психотропного препарата, меняющего базовые социальные установки человека.
– А зачем? Зачем кому-то нужно их менять? – Володька всегда любил подискутировать на глобальные, как он выражался, темы. – Ведь изменение базовых установок неизбежно вызовет социальный коллапс. Разве что использовать такой препарат в качестве оружия?
– Ну, тогда, считай, что на нас напали! – развел я руками. – Нет, похоже, тут что-то другое…
– Ну а версия о вмешательстве инопланетного фактора?
– Типа, надоело им смотреть, как мы друг друга и планету уничтожаем? Так ведь крушение социальных основ приведет к крушению государств и, как следствие, к всеобщей войне всех против всех!
– С чего бы? Если все разом станут честными, правдивыми провидцами – зачем война?
– В том-то и дело, что не все и не разом. При этом агрессивность-то никуда не исчезает.
– Ты проверял? – Володька подозрительно посмотрел на меня.
– Нет. Но это по логике: честность и воинственность не связаны между собой. От слова «совсем». – Я разлил по чашкам остатки остывшего чая.
– Пап, я писать хочу! – сообщил Сашка и сполз с дивана.
Макаров встрепенулся, вскочил, виновато глянул на меня. Я тоже встал.
– Ладно. Я пойду пока. Позже созвонимся. Держи меня в курсе!
– Хорошо. И ты тоже…
Разговор с Володькой надоумил меня встретиться еще с одним интересным и умным человеком. Заборские жили на другом конце нашей необъятной столицы – в Ясенево. С Машей мы вместе трудились на ниве книгоиздательства без малого пять лет, а вот с ее мужем Костей были знакомы не по работе, а по клубу любителей истории. Заборский в свои неполные сорок успел уже дважды стать доктором наук – исторических и философских! По выражению нашего главного редактора, Константин очень напоминал ходячую публичную библиотеку. Каким образом в его рано начавшей лысеть голове умещалось такое количество самой разной информации, оставалось загадкой для всех, кто его знал. Общение с Заборским неизменно вызывало лишь два чувства – восхищения и собственной неполноценности. В общем, если кто бы и мог помочь мне разобраться с неожиданным даром и дать дельный совет, так это Костя, он же Константин Эдуардович – тезка основоположника отечественной космонавтики.
Поскольку день уже клонился к вечеру, я счел разумным предварительно позвонить – мало ли какие планы могут быть у семьи на вечер пятницы?
– Машунь, привет! – весело, в привычной для нас манере, сказал я в трубку. – Костя дома?
– А где ж ему быть, Андрюша? Ты-то куда сегодня исчез средь бела дня? – В голосе Маши мелькнула неподдельная тревога. – Случилось что?
От ее искренней заботы на душе стало тепло и уютно. А что она – искренняя, я мгновенно ощутил-понял-почувствовал прямо через телефон. Я тут же постарался загнать свою новую способность поглубже, как-то приструнить, чтобы не ляпнуть обидной ерунды, вздохнул и ответил:
– Случилось. Кое-что. Поэтому и хочу с Костей посоветоваться. Ты не против? Планов ваших не нарушу?
– Что ты, Мурзилка! Приезжай, конечно! Я как раз собираюсь греческий салат на ужин готовить. Ты ведь любишь его?
– О, Машунь, особенно в твоем исполнении! Уже в полете!
Маша и вправду чудесная хозяйка. Что бы она ни приготовила – любое, даже самое простое блюдо вроде гречневой каши, – вкус будет неизменно божественным, так что сразу захочется попросить добавки.
Про «полет» это я, конечно, переборщил: езда по МКАД в будний вечер даже летом – удовольствие сомнительное. Но все-таки через пару часов я припарковался в тихом дворе дома на Голубинской и набрал код домофона Заборских. Встретил меня младший член семьи – добродушный и крайне общительный мопс Врунгель. Процедура приветствия оставалась неизменной вот уже три года. Пес ткнулся мокрым носом в мою ладонь, подставил складчатый загривок, а потом плюхнулся на спину и зажмурился. Почесывая увальню упитанный животик, я вдруг подумал: «А ведь животные, наверное, тоже способны, ну, если не на ложь, то уж на хитрость точно! Вот, к примеру, Врунгель. Ну, что с того – почешу я ему живот или нет? Я ведь даже не друг семьи, захожу в гости раз-два в год. И тем не менее пес не упустит случая получить и от меня толику удовольствия, продемонстрировав симпатию!»
– Привет заслуженному работнику кнопкотычного производства! – заполнил прихожую рокочущий бас Константина Эдуардовича. Заборский воздвигся в арке коридора, заполнив ее всю. Огромная волосатая лапа, которую язык не поворачивался назвать рукой, потянулась ко мне и пригвоздила левое плечо – будто чугунную балку положила. Врунгель при первых звуках хозяйского голоса необычайно резво вскочил и опрометью кинулся вон, но, увы, крепко застрял между стеной и Костиной ногой. На его отчаянный скулеж из кухни немедленно явилась Маша.
– И не стыдно доктору наук обижать маленьких?
– Это он сам, Маруся, – поспешно сказал Костя и выпустил пса. – А, впрочем, извини, больше не буду. Проходи, Андрей, прямо ко мне в кабинет…
– Здравствуй, Маша, – улыбнулся я. – Мы немного побеседуем, а потом можно и поесть. Хорошо?..
– Ну, ладно… – Она недоуменно приподняла левую бровь. – Какой-то ты сегодня… загадочный, Андрюша. На себя не похож!
– Я действительно не похож на себя. С сегодняшнего дня, – вздохнул я. – За ужином все объясню, обещаю.
Мы с хозяином прошли в его рабочий кабинет-библиотеку, оформленный в стиле девятнадцатого века – массивные книжные шкафы, стол и бюро красного дерева с накладной резьбой, кресла с подлокотниками в виде львиных лап, обитые тисненой кожей, на полу узорчатый паркет, а под потолком пятирожковая люстра на цепях. Мы расположились в креслах у низкого резного столика, Заборский тут же принялся набивать любимую вересковую трубку, а я прикрыл глаза, составляя в уме первую фразу для разговора. Однако Костя прервал мои мысленные упражнения: