Цветение обмана (ЛП) - Майкл Дженнифер. Страница 23
— Пейсли!
Что-то происходит. Похоже, разбилось стекло, я слышу звук предметов, брошенных в стену. Женщина замолкает, меня бросает в холод. Человек все еще кричит, его злость растет с течением времени. Я больше не могу разобрать ни единого слова.
Во сне я не двигаюсь. Даже на дюйм. Моя паника, как и все, что происходит вокруг меня, становится более зловещей. Моя грудь поднимается и падает с тревожным, ускоряющимся темпом, здесь слишком мало воздуха. Моя голова тяжелеет, кружится, хотя я не поднимаюсь с пола, на котором всегда оказываюсь во время этих ночных видений.
— Это сон. Это просто сон.
Я чувствую запах дыма, скоро он заполнит мои легкие, и я начну задыхаться. Мужской голос затихает, и звуков ссоры больше нет. Дым заполняет темную комнату, и мое тело, наконец, отрывается от пола, чего никогда не случалось ни в одном из моих кошмаров.
Через темноту и растущий дым я нахожу путь к единственной двери в комнате. Единственный выход, до которого, как бы я ни хотела, чтобы мое тело двигалось, я не могу дотянуться. Почему-то эта дверь страшнее, чем все, что происходит в комнате. Прикосновение к ручке обжигает мою руку, и я осознаю, что мой единственный выход меня не спасет.
— Пожалуйста... Пейсли. Пожалуйста, проснись. Ты в порядке. Я с тобой.
Глоток чистого, не задымленного воздуха вытаскивает меня из кошмара. Комнаты больше нет. Пытаясь выровнять свое дыхание, я понимаю, что мне угрожает реальная опасность. Тем не менее, я чувствую себя в безопасности, пока Берк умоляет меня проснуться, убеждая меня, что я в порядке. Я снова закрываю глаза, прежде чем он узнает, что я проснулась.
Во что, черт возьми, я ввязалась? Мое детство было наполнено хаосом и насилием, и, похоже, я как-то бессознательно стремлюсь к этому и в моем настоящем. Проблема в том, что, в то время как я, не оглядываясь, должна бежать с места преступления, я все же чувствую, что мое место здесь. С Берком. С этими людьми.
Пот пропитывает мою рубашку, мурашки страха все еще покрывают мою кожу. Мои мышцы болят от напряжения. Когда мое дыхание возвращается в норму, я стараюсь понять, что произошло и что это значит.
— Что это было, Пейсли?
Мое тело снова напрягается. Как я что-то могу объяснить кому-то еще, когда у меня самой нет никаких объяснений? Я надеялась, что смогу выиграть немного времени, чтобы разобраться с этим, притворяясь спящей. Его хватка усиливается. Человек, который проявил себя жестоким, напряженным и пугающим, успокаивает меня одним своим присутствием. Все мои инстинкты подвергаются сомнению, когда я прижимаюсь к нему сильнее.
— Я слышала, как ты пытался разбудить меня. Твой голос проник в мой сон и попытался вытащить меня из кошмара.
Я шепчу, но знаю, что он слышит меня так же ясно, как я могла слышать его в ловушке той комнаты.
— Я волновался. Похоже, у тебя была паническая атака во сне.
Со всем, что мы переживаем после того, что произошло прошлой ночью, паническая атака во сне кажется наименьшей из наших забот. Сейчас стоит побеспокоиться о связанном человеке внизу. Забавно, что я мечтаю быть запертой в комнате, в то время как человек, который меня утешает, держит пленника взаперти.
— Ты не думаешь, что я заслуживаю немного честности? Я вчера вечером признался, что убил человека.
Неловкий смешок срывается с его губ.
— Это не смешно.
Хоть я и понимаю ситуацию, в которой он находится, шутка кажется чересчур грубой. Я вижу в его глазах, что он не бесчувственный. Поэтому я не знаю, принимать ли во внимание его бездушные слова. Равнодушие — это то, как он справляется с ситуацией.
— Часть меня хочет, чтобы я смогла все объяснить, но я не знаю, как это сделать. Другая часть хочет, чтобы я скрывала это, чтобы никто не мог понять, насколько я растеряна.
Правда, которую я никогда не говорила вслух раньше, подавляет меня и делает уязвимой.
— Быть сломанным — это ощущение... не черта характера. Это не определяет тебя, Пейсли.
Его слова большее, чем я могла надеяться, но они не могут преодолеть моих убеждений относительно себя. Для этого потребуется больше, чем несколько добрых слов от мужчины. Берк откидывается назад, все еще обнимая меня. Он пытается убедиться, что его слова достигли цели. Его пальцы выводят круги на моей спине, и я нахожу утешение в его прикосновении. Как это может быть тот самый человек, который планирует пытать человека сегодня?
— Попробуй мне это объяснить? Это из-за прошлой ночи?
Я вздыхаю, пытаясь распутать клубок моих мыслей так, чтобы сформулировать ответ.
— Нет. Это не о прошлой ночи. У меня кошмары. Почти каждую ночь. Обычно они всегда одни и те же. Я заперта в темной комнате в полном одиночестве. На самом деле ничего страшного не происходит, но меня всегда охватывает жуткий страх и паника.
Я не рассказываю о росписи, потому что это не кажется важным. И это слишком личное.
— На этот раз все было по-другому. Было больше деталей. Я слышала голоса. Кричащий мужчина, плачущая женщина. Громкая ссора, комната начала заполняться дымом. Впервые я активно пыталась выбраться из комнаты, но обнаружила, что застряла. Вот тогда я и проснулась. Я вижу тот же сон, каждую ночь, с тех пор, как я себя помню, и мне всегда казалось, что мое подсознание пытается мне что-то сказать. Проблема в том, что я понятия не имею, что именно.
— Думаешь это воспоминание?
Я всегда думала именно так. И я не знаю, действительно это воспоминания или я слишком часто видела это кошмар, что все кажется таким настоящим.
— Я не знаю.
Закончив с этим разговором, я снова прячу свое лицо на груди Берка. Надеюсь, ему достаточно моих ответов, потому что я больше не хочу обсуждать эту тему. Интенсивность этого сна, состояние паники после пробуждения, и то, что я впервые с кем-либо этим поделилась, эмоционально истощили меня.
Брэйлин знает про мои кошмары. Невозможно скрыть что-то подобное от того, с кем делишь комнату, но я никогда не рассказывала ей, о чем они. Когда мы были маленькими, она старалась меня успокоить, нельзя было будить нашего приемного отца, ничем хорошим это бы не закончилось. Я всегда чувствовала себя виноватой, не рассказывая ей, тогда как она была единственным человеком, помогающим мне скрыть последствия, но я не достаточно доверяла ей. А она никогда не задавала вопросов.
Берк снова отрывает мое лицо от своей груди. Я чувствую себя побежденной, он не позволит мне замять эту тему. Я собираюсь сказать, что мне нужно время, когда он застает меня врасплох, целуя меня с силой, которая выбивает воздух из моих легких. Его поцелуй действует так, как ни один другой до него. Чувствуя его губы на своих, и его язык, совершающий чувственные движения, я забываю и о кошмаре, и о запертом внизу мужчине, и о человеке, который ввязал меня в какую-то больную игру.
По мере того, как наш поцелуй становится глубже, меня охватывает ощущение власти — я получу то, что хочу. Я хочу, чтобы этот мужчина меня боготворил. Кажется, он читает знаки моего тела. Он разрывает наш поцелуй и переворачивает меня на спину, оставляя меня задыхающейся от быстрой смены позы и от его взгляда. Его грудь вздымается от напряжения. Его глаза смотрят на меня так, будто я самая сексуальная женщина, которую он когда-либо видел. Его бедра прижимаются к моим, тонкая ткань боксеров не может скрыть его возбуждения. Его глаза пробегаются по моему телу, когда он срывает с меня свою рубашку.
Я остаюсь в лифчике и трусиках. Его возбуждение растет. Берк дотрагивается до моей груди с той силой, которую я жажду. Он расстегивает мой бюстгальтер, я выгибаюсь, чтобы помочь ему, а затем он срывает ткань, отбрасывая клочок кружева на пол. За ним следуют и мои трусики.
Теперь я полностью обнажена пред ним. Я тяну за пояс его боксеров, намекая на то, что не хочу, чтобы они стояли между нами. Он снимает их. Теперь он стоит передо мной, образец мужской красоты. Загорелая кожа, я вижу все усилия, которые он вкладывает в свое тело. Кубики пресса притягивают мои пальцы, я пробегаюсь по ним вниз к той части, которая сейчас интересует меня больше всего.