Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный Аноним "Безбашенный". Страница 27

— Ты тоже считаешь, что они наёмники?

— А кем же им ещё быть? По всем признакам наёмники, причём не из дешёвых.

— Это точно, — согласился Хренио, — Наверняка побольше нас получают — и намного больше…

— Не удивлюсь, если даже больше меня, — покачал головой и наш командир, своим жалованьем перед нами никогда не хваставшийся, но наверняка получавший поболе нас не «на», а «в».

— Но в той же монете, что и мы, — добавил я.

— Откуда сведения?

— Убитый пастушок предлагал одной девице за любовь гадесский шекель. Где и у кого он мог его заработать? И если заработал раньше и всё-таки решился потратить его на бабу, то почему решился только вчера?

— А это точно?

— Я показал девушке такой же шекель из своего кошелька, и она опознала монету, — подтвердил испанец.

— Понял! Думаете, похищенных ведут прямо в Гадес?

— Не обязательно, — возразил Васкес, — Я бы упрятал их в какой-нибудь мелкий городишко на самом краю мятежных земель, но ближайшем к Гадесу.

— Почему?

— Похищение совершено для давления на досточтимых Тарквиниев.

— Ты уверен? Я думаю, что ради выкупа!

— Слишком опасно для них. Похищенные их видели и могут узнать потом.

— Верно… Проклятие! Они же их, значит, собираются убить!

— Или продать в рабство где-нибудь в северных странах, где смуглые брюнетки так же редки, как здесь светлые блондинки.

— Ну спасибо, утешили! — хмыкнул Тордул.

— Но только после того, как выжмут из нашего досточтимого хозяина всё, что удастся. И делать это удобнее всего не слишком далеко от Гадеса, — закончил мент.

— Ну, если так — путь это неблизкий, и время опередить их у нас есть, — командование ощерилось хищной ухмылкой, — А людей я наберу, будут люди…

— Не забудь и о погоне, почтенный! — снова встрял я.

— А зачем она нужна?

— Ты же сам сказал, что ожидал бы её на их месте. Ты её ждёшь, а её нет — ты бы не насторожился?

— Понял! Убедили! Будут люди…

Людей начальство, как ни странно, набрало быстро. Из примерно восьми десятков оставшихся на руднике рабов половина оказалась военнопленными. И когда им было обещано за каждый день участия в облаве засчитать их среднедневную выработку, да ещё и награду в случае успеха — человек тридцать вызвались сразу же. Почти семьдесят человек выставляла деревня, и ещё около четырёх десятков — пять деревушек поменьше. Месть для иберов — дело святое…

Как и всегда в таких случаях, сборы затянулись на весь следующий день, отчего я изрядно озверел — ведь это означало, что у противника теперь хорошая фора, и ни через какие три дня мы не вернёмся. Дважды уже эти уроды сорвали мне удовольствие, а теперь получалось, что бог любит троицу. Но я-то ведь не бог, и такого юмора не понимаю. Часть пара я выпустил в тренировочных боях, в которых не без удовлетворения отметил, что пейзан-ополченцев уже делаю уверенно, да и из вояк-профессионалов сливаю бой уже далеко не первому попавшемуся. Кое-чему ветераны Тордула меня всё-таки подучили. Между делом попробовал пострелять из арбалета и свинцовыми «желудями», предназначенными для пращников. Из старого, конечно — новый будет готов в лучшем случае только к нашему возвращению. Приноровившись, добился попаданий на уровне хорошего пращника. Лучше не получалось из-за труднопредсказуемой баллистики кувыркающегося в полёте продолговатого «жёлудя». Почему пращники пользуются именно ими, а не нормальными круглыми пулями, я так и не понял. Но традиция есть традиция, и пытаться переломить её в традиционном до мозга костей социуме — занятие для мазохистов.

К обеду прибыла пара десятков конных воинов из Кордубы, которых спешно нанял и отправил к нам получивший известие с гонцом Ремд. Вместе с таким же примерно количеством конных ополченцев — может быть и плохих вояк, но прекрасных знатоков местности — у нас получалась довольно солидная по местным меркам кавалерия. Впрочем, наш командир предполагал использовать её главным образом для связи между отрядами.

Утром следующего дня мы наконец-то выступили. Силы разделили примерно пополам — погоня во главе со старостой деревни, имея добрый десяток собак, пошла по следу, а мы во главе с Тордулом двинулись форсированным маршем на обгон. В обоих отрядах были охотники, знавшие все местные тропы как свои пять пальцев, а все припасы были навьючены на мулов, так что люди двигались, можно сказать, налегке. Наш противник, вынужденный двигаться осторожно во избежание нежелательных для него встреч, да ещё и обременённый малопривычными к длительным походам похищенными, которых пока должен был щадить, ещё и местность знал наверняка похуже наших проводников. Мы же, поднявшись выше по склонам, шли параллельным курсом, практически не таясь, а лишь сверяясь через конных гонцов с погоней.

Тем не менее, дорожка была ещё та. Подъёмы, спуски, каменюки, пыль. Мулы с одной стороны разгрузили нас, но с другой… Ох уж эти долбаные слепни!

У нас, в Подмосковье, эта летучая сволочь активна только в июне-июле, в августе уже не встретишь, но тут, на тёплом юге Испании, они чувствуют себя вольготно и осенью. А уж настырные — наши подмосковные, оказывается, были ещё по сравнению с этими более-менее тактичны! Иберы стойко терпели, лишь прихлопывая зазевавшихся кровососов, но измученные мулы страдальчески ревели, а тяжелее всех пришлось Володе с Серёгой — репеллента-то ведь у нас не было, а без него современный горожанин кровососов переносит плохо. Самым хитрожопым — после меня, конечно — оказался Васькин, заметивший, что вокруг меня их крутится гораздо меньше и пристроившийся в колонне рядом. В своё время, занимаясь биоэнергетикой, я в конце концов научился отпугивать эту пакость. Но некоторых энергетических усилий это требовало, отвлекая от сосредоточения на облегчающей ходьбу частичной невесомости. Поэтому, когда мы форсировали очередной ручей, я заказал «истребительное сопровождение».

В Подмосковье крупная стрекоза, которую мы в детстве называли «пиратом» — вид относительно редкий, но тут их хватает, а слепней она жрёт с превеликим удовольствием. Иногда полезно знать некоторые вещи. Вот не знал бы — и продолжал бы напрягаться сам вместо того, чтобы припахать к доброму делу «дружественную авиацию»…

— Володя, ты только глянь! — заметил это дело Серёга, — Мы тут мучаемся, а эти чёрные…

— Так мы ж, чёрные — все хитрожопые! — ответил я ему в тон.

— Солдат обязан стойко переносить тяготы и лишения военной службы! — просветил его и Володя, — Если ему не хватило ума от них отвертеться! — в отличие от Серёги, он-то солдатскую лямку оттянул честно, и на то, что кто-то оказался удачливее его, не обижался. Такова ведь, если вдуматься, вся наша се ля ви…

Иногда тропа становилась такой, что наша сиюминутная се ля ви здорово осложнялась. То колдобины из криво выросших деревьев, об которые споткнуться — нехрен делать, то низко нависшая скала, заставляющая пригибаться — скучать не приходилось. Иногда упрямились мулы, которые, если не вдаваться в биологические тонкости — те же ишаки, только величиной с лошадь — и такие же тупые и упрямые. Но с этим их погонщики как-то справлялись, и наш отряд продолжал стремительно двигаться вперёд.

Я думал, что взбешусь от долгого воздержания, но мы выматывались так — даже я, несмотря на свой «антиграв» — что о бабах как-то и не вспоминалось. Нас радовало только то, что противник выматывается не меньше, и это снижает его преимущество в подготовке. Будь ты хоть трижды «коммандос» — много ли от этого толку, если ты ухайдакан, как загнанная лошадь?

Периодически нам попадались по дороге маленькие горные деревушки. Горцы есть горцы — что на Кавказе, что тут. Грань между мирным крестьянином и разбойником-профи тут зыбкая и расплывчатая. Будь мы слабы — мигом познакомились бы с их вымогательством и за проход по «их» тропам, и за воду из «их» источников. Но наши силы выглядели внушительно, и всё, что от нас требовалось — это не трогать их первыми. Более того — узнав, что мы кого-то преследуем и поняв, что мы сильнее преследуемых, некоторые охотно присоединялись к нам. Ведь где победа, там и грабёж побеждённых, а пограбить — если за это ничего не грозит — какой же горец от такого откажется? В результате у нас не было недостатка в проводниках, помогающих нам выбрать самый удобный путь и облегчающих контакт с гордыми обитателями следующей деревушки.