Первый художник: Повесть из времен каменного века (В дали времен. Том V ) - Пахомов Дмитрий Александрович. Страница 31

Первый художник: Повесть из времен каменного века<br />(В дали времен. Том V ) - i_012.jpg

Вечером этого дня он пришел к вождю и сказал ему:

— Вождь, прошло три лета и три зимы с тех пор, как ты наложил запрещение на дубовую рощу. Все это время со мной был Великий Дух, который останется в роще навсегда и будет покровителем племени. Великий Дух стоит на поляне среди рощи, и всякий может видеть его.

— Как — спросил изумленный старик, — видеть Великого Духа? Разве он показывается людям?

— Он вошел в то изображение, которое я сделал, и всякий может видеть его.

Вождь не понял, про какое изображение говорил Кремень, но тотчас собрал всех жителей и объявил им волю Кремня.

Задолго до восхода солнца Кремень сделал последние распоряжения, выбрал из стада совершенно белого молодого бычка и повел его к роще. Через несколько времени все жители селения с вождем во главе направились туда же, но остановились на опушке, ожидая сигнала, который должен был подать Кремень.

Между тем, Кремень все приготовил для торжественного жертвоприношения; зажег костер, приготовил большой кремневый нож, украсил рога жертвенного быка цветами и ветвями, затем оделся в свой лучший плащ из тонких шкурок сурков, украшенный бесчисленными рисунками, выкрасил руки, ноги и лицо красной глиной, прикрепил на тонком ремне на грудь небольшую костяную пластинку с изображением мамонта, — одним словом, нарядился для предстоящего торжества и, когда все было готово, крикнул на всю рощу:

— Вождь и народ! Великий Дух призывает вас! Войдите в рощу и поклонитесь Великому Духу!

Толпа вступила на поляну, но тотчас отшатнулась в ужасе. Многие попадали на землю и завыли дикими, испуганными голосами, многие дрожали, смотря на невиданное зрелище и на страшную темную фигуру идола, наклонившегося вперед и точно упорно рассматривавшего толпу через клубы густого дыма, поднимавшегося с жертвенника и расплывавшегося в тихом утреннем воздухе. Кремень в своем плаще, с поднятыми руками, был величествен, и глубокое волнение видно было на его лице. Он видел пораженную толпу, и сознание, что он вызвал в толпе такое удивление, подняло его волнение на крайнюю высоту; он чувствовал, что сделанное им недостижимо для других, что с этих пор воля, желания, души и сердца народа находятся в его руках. Он видел, как на многих лицах впервые явилось ясное представление о Великом Духе, и видел, что многие, боясь его, будут поступать согласно приказам Божества, которые будет излагать и толковать Кремень. Смутная вера в какую-то силу, царившую над всей жизнью, над всей землей, перешли в ясную веру в идола, страшного, мощного, который не простит ослушников его воли.

Когда миновало первое волнение, Кремень ободрил толпу несколькими словами и затем, подкидывая в костер пахучие травы, запел хвалебную песнь и начал быструю пляску вокруг идола. Толпа, возбужденная этим зрелищем и пением, подражая Кремню, понеслась в бешеной пляске вокруг поляны, простирая руки, вскрикивая, потрясая оружием, забывая весь мир.

Лишь только первые лучи солнца проникли сквозь густую завесу дубов и позолотили голову идола, Кремень подал знак остановиться и подвести к нему жертвенного быка.

Вождь и Орлиный Клюв торжественно подвели животное к Кремню, который взмахнул ножом, и кровь брызнула на пылавший жертвенник.

Толпа, тяжело дыша, смотрела на эту непонятную ей жертву и с трепетом внимала каким-то словам, произносимым вполголоса Кремнем.

Прошло много, много лет. Племя сильно приумножилось, и по берегам озера выросло несколько селений. В окружающих лесах дичь почти вся перевелась, но жители не боялись голода: большие стада быков и овец, пасшиеся на лугах и лесных полянах и охраняемые пастухами и собаками, обеспечивали жителям сытую жизнь. Охота перестала быть необходимостью и являлась больше развлечением, и народ, освободившийся от мысли о завтрашнем дне, отдавал свои досуги пению, пляскам и работам по украшению хижин, одежды, оружия и домашней утвари.

Начало, положенное Кремнем, дало хорошие плоды, и племя насчитывало немало искусных мастеров, которые делали украшения не хуже Кремня. Почти в каждой хижине было теперь небольшое изображение Великого Духа, сделанное из дерева, кости или глины, и жители не забывали приносить им небольшие жертвы в виде кусков пищи или сжигания пахучих трав, а несколько раз в году все племя ходило в священную рощу, где Кремень приносил всенародную жертву.

Идол, сделанный Кремнем, явился ядром, вокруг которого развивалась жизнь племени. Когда какой-нибудь семье и роду становилось тесно в родном селении, оно выселялось, но не уходило далеко от священной рощи, не решаясь покинуть идола, в которого они верили, и который, по их мнению, им покровительствовал, и селились поблизости. Связанные общей верой и в одно и то же божество, такие отдельные поселки не теряли связи с главным селением и жили в большой дружбе, постоянно прибегая к помощи Кремня то в болезнях, то при начале какого-нибудь предприятия, то желая через его посредство обратиться к милости и защите Великого Духа.

И Кремень никому не отказывал. Удрученный годами, с поседевшими, как снег, длинными волосами и бородой до пояса, он серьезно и внимательно выслушивал каждую просьбу и всегда находил в своей памяти то или другое средство и оказывал помощь.

Много лет он был жрецом племени и научил своего старшего сына всему, что знал сам, и за последние годы почти не принимал участия в жертвоприношениях, кроме особенно торжественных случаев. Его старший сын сделался жрецом, а младший наследовал способности Кремня изображать разные узоры и предметы.

Покойно и серьезно, с сознанием выполненного долга, Кремень готовился перейти в долгую жизнь; он ждал минуты, когда Великий Дух призовет его к себе и когда его душа с дымом костра вознесется в голубую высь и сольется с белыми клубами небесного огня, пылающего перед Божеством.

— Когда я умру, то вы сожгите меня на жертвеннике в роще, — говорил Кремень сыну и окружавшим.

В длинные ночи, когда сон бежал от старческих глаз Кремня, он вспоминал всю жизнь с раннего детства, и удовлетворенный вздох вылетал из его груди.

Он видел, что его детские забавы и игры пестрыми камнями и щепками принесли плоды, о которых он и думать не мог. Ему не приходило в голову, что такая простая вещь, как украшение узорами оружия, разовьет у многих любовь ко всему красивому, хорошему и удобному; то, что раньше казалось забавой, обратилось в важную вещь и не только связало людей новыми отношениями, но привязало их к родине, к земле, к родному гнезду и племени.

Семья, которая прежде, не задумываясь, бросала грубое жилище и лишние вещи и уходила искать новых мест для житья, теперь не трогалась с места. Да и как же бросить хижину, вход которой украшен резьбой, потребовавшей, может быть, года усердной работы, как выбрать из вещей лишние, когда над каждой вещью потрачено столько трудов или когда она выменяна на другие, тоже ценные вещи, как оставить стадо, как лишиться покровительства Великого Духа, находившегося в священной роще?

Перед воображением Кремня все это вставало так ясно, так сильно, и глаза его вспыхивали юношеским огнем. Он понял, что он не только научил всех понимать красоту, но дал людям родину и религию…

Однажды ранним утром раздирающий вопль, раздавшийся из хижины Кремня, дал всем знать, что старый жрец умер. Заря рыдала над телом мужа, вырывая волосы и царапая грудь и лицо. Тот, которому она отдала всю свою жизнь, который для нее был чуть ли не выше Великого Духа, покинул верную жену и ушел один. Как обезумевшая, металась Заря по хижине, не видя и не слыша ничего.

Сыновья положили тело отца на лучшие шкуры, и целый день толпы жителей приходили поклониться праху уважаемого жреца.

На следующее утро печальная процессия двинулась к священной роще, и вскоре тело Кремня в сидячем положении было помещено на жертвенник и обложено дровами. Величавое лицо усопшего было безмятежно и серьезно. Громадная толпа, молча и простирая к идолу руки, стояла, прощаясь со своим духовным вождем.