Наши крылья растут вместе (СИ) - "Ana Cherie". Страница 12

- Иногда они задают глупые вопросы, на которые мы должны давать глупые ответы, - пробурчала Мирем, крупная светловолосая девушка из Норвегии.

- А помните, как нас поселили в отель в Дели, а в номерах были тараканы с меня ростом? - поморщилась Нина.

- Не знаю, как насчет тараканов, - Даниэль улыбнулся, - но в моем номере сидела полуголая девушка.

Марк, засмеявшись, толкнул его в плечо:

- Это было в Бангкоке.

- Нет, это было в Дели. Такое я точно не забуду.

Все засмеялись, вспомнив этот случай. Все, кроме Оливии. Возмущенная, она хотела съязвить ему, но вовремя опомнилась.

- Оливия, а в твоей практике были интересные случаи? - спросила Нина, повернувшись в девушке, и все взгляды устремились в ее сторону. Все смотрели заинтересованно, но она чувствовала только его взгляд. Надменный, хитрый, ждущий ответа. Резко отвела глаза от него, не боясь проиграть - она расскажет свой случай для других членов экипажа. Не для Даниэля Фернандеса. Не ее проблемы, что он сидит с ними за одним столом.

- В моей практике был случай, но он не смешной, - от волнения она закусила нижнюю губу, вспоминая тот ужасный сентябрьский полет и бесконечный лондонский ливень, большими каплями барабанивший по стеклу иллюминатора и разбивающийся на сотни мелких брызг. - Мы возвращались домой в Лондон, когда самолет попал в зону сильной турбулентности, его стало трясти...- она замолчала, нахмурив брови. - Казалось, ничего особенного, но самолет трясло с каждой секундой все сильнее и сильнее. Вскоре стало совсем страшно. Знаете, чего больше всего боятся пассажиры? - она обратилась ко всем. - Как вы думаете?

- Когда самолет резко снижает высоту? - произнес Марк, смотря на Даниэля, но тот молчал, неотрывно наблюдая за Оливией.

- Нет, - произнесла она, - когда при турбулентности выпадают кислородные маски.

- Точно! - вскрикнула Келси. - Это самое страшное для них. Они уже хоронят себя живьем.

Оливия кивнула, продолжая рассказ:

- В тот полет именно так и случилось: самолет трясло так, что выпали маски. И началась жуткая паника. Но сказать «паника» - вообще ничего не сказать. Началась массовая истерия. Некоторые люди вскакивали со своих мест, кричали, молились. Мы успокаивали их, как могли. Один крупный мужчина под два метра ростом никак не мог угомониться. Пока бортпроводники успокаивали и пристегивали остальных, я пыталась усадить его на место, но он решил выйти из самолета, - она усмехнулась, потупив взгляд, - выйти из самолета! Вы представляете, на высоте!

Все внимательно слушали ее, но Оливия уже этого не замечала, погрузившись в воспоминания.

- Я стала бороться с ним, не давая пройти к двери. Я помню только, что он ударил меня со всей силой и, падая, я ударилась о железный столик бортового питания, который выкатился из кухни. Помню крики пассажиров. Помню свою боль. Помню, что пытаюсь встать, перепачканная своей кровью, но вновь падаю и боюсь, что мужчина перепугает всех до смерти. Больше я ничего не помню, потому что потеряла сознание.

Минуту еще все сидели в тишине, анализируя ее слова. Даниэль опустил глаза, вспоминая недавний полет и песчаную бурю. Не зря он почувствовал ее страх и накрыл ее ладонь своей.

- Этого мужчину успокоили? - Келси, и Оливия кивнула, слегка улыбнувшись.

- Да, другие пассажиры-мужчины. А я провела в больнице неделю.

- Не хотела бы я оказаться в такой ситуации, - прошептала Нина, - сумасшедшие паксы мне встречались, но что бы они хотели выйти во время полета... Такого не было.

Оливия взглянула на Даниэля. Он как будто изучал ее. О чем он думал? Определял степень повреждения мозга? Наверно, нажалуется в Arabia Airline, что на его борту стюардесса с физической и психологической травмой. Кто дергал ее за язык? Оливия злилась, нахмурив брови, но продолжала смотреть на него.

Он заметил, как она нахмурилась. Он и раньше думал, что с головой у нее явный бардак, а теперь убедился сам. Даже доказывать не надо. Заметно было с первой встречи. Но почему- то сейчас ему захотелось нанести ответный удар тому мужчине. По прилету на месте капитана того экипажа он так бы и сделал. Но не ради Оливии Паркер. Нет. На ее месте могла оказаться любая стюардесса.

- Даниэль, - от мыслей об Оливии его отвлек голос Марка, - несмешная ситуация. Наши бортпроводники каждый рейс могут испытать на себе безумство неадекватных пассажиров.

Капитан кивнул:

- Нам проще - устав обязывает нас во время нештатных ситуаций закрывать свою дверь плотно. Я же не могу бросить штурвал самолета, когда он находится в глубокой болтанке, и бить морду неадекватным пассажирам.

- Даниэль прав, - Келси встала, - каждый занимается своей работой. Пилот в ответе за жизни людей, которые у него за спиной. Все они ждут благоприятной посадки. Идя на помощь одному члену экипажа, вынужден подвергать опасности всех.

Один или пятьсот? Даниэль снова посмотрел на Оливию. Конечно, пятьсот. Она не стоила таких огромных жертв . В каком надо находиться состоянии, чтобы покинуть кабину пилотов и бежать ей на помощь? Явно не в здравом уме.

Все расходились по своим номерам, обсуждая этот случай. Оливия не заметила, как звон голосов стих, и она осталась одна. Самое время позвонить маме и успокоить свои нервы.

- Оливия, детка, я получила твое сообщение. Как ты?

Слышать голос матери как бальзам на душу. Родной, нежный, до боли знакомый, он фейерверком взрывался в ее самых ярких воспоминаниях.

- Я в отеле в Бангкоке, жаль, что так и не увижу этот город - завтра рано вставать, вылет домой.

- Ты всю жизнь проведешь в небе, я тебе это говорила, но ты меня не слушала.

- Я люблю небо, мама, ты это знаешь.

- Твои слова о капитане экипажа очень огорчили меня. Он такой несносный? Можно поменять пилота?

Эти слова насмешили Оливию. Поменять? Было бы классно. Но это невозможно...

- Мама, - улыбаясь, произнесла девушка, - он несносен, когда говорит. Но сейчас между нами табу на это. Мы договорились молчать.

- Ты заставила мужчину молчать? - воскликнула мать, но Оливия прошептала в трубку:

- Нет. Это он заставил меня молчать.

- Мужчина заставил мою дочь молчать? - она даже повысила голос. - Что это за мужчина? Я хочу познакомиться с ним. Хочу увидеть того, кто наконец-то сделал это.

- Мама...- нервно произнесла Оливия, желая сказать пару слов по этому поводу, но вовремя обернулась, видя, как Даниэль направляется в ее сторону, вытаскивая из кармана своего костюма ключ от номера:

- Я перезвоню тебе завтра. Очень тебя люблю.

Она кинула телефон в сумочку и посмотрела Даниэлю в глаза. Как тяжело молчать, и особенно тяжело, когда слова сами вырываются наружу.

Он услышал последнюю фразу, сказанную ею в телефон. Она опять кого-то любит. Сегодня она просто сокровище: тихая, мирная и любящая. Он остановился напротив Оливии.

Оливия видела, как хитрая улыбка коснулась его губ и глаза слегка сощурились от этой усмешки. Хитрец, думает, что разозлит ее этим, и она проиграет спор. Он прав. Он разозлил ее, но она будет молчать, даже если сам Бог попросит сказать Даниэлю Фернандесу слово.

Она ответила так же - легкой ухмылкой и хитрым взглядом, пронизывающим холодом до кончиков пальцев. Голубое холодное бездонное небо. Он любил небо. И почему она родилась с таким цветом глаз?

Битва взглядами в молчании стала напрягать Оливию, и она на шаг отошла в сторону, пропуская его. Сдалась быстрее, чем он думал. Одержав еще одну победу, Даниэль прошел к двери номера, открыл ее и зашел внутрь, оставляя девушку в полном одиночестве.

Тропический дождь барабанил всю ночь, заставляя Оливию просыпаться от шума капель по стеклу. Открыв глаза, лежа в темноте, она слушала мелодию мокрой листвы деревьев, шуршащих под окнами. Дождь, стучащий по стеклу окна и мокрому асфальту, - единственное, что она могла слушать бесконечно. Она любила звук дождя.

- Дождь - единственное, что я ненавижу, - пробурчал Даниэль Марку, направляясь на предполетный медицинский осмотр утром. Хуже дождя мог быть только острый язык Оливии. Почему-то он улыбнулся, вспомнив ее. Без сомнений она любит дождь.