Повелитель моря (СИ) - Миллерова Агния. Страница 24

— Тяжёлые воспоминания? — вопрос дона Себастьяна вернул Анри в реальность. Он посмотрел на попутчика и ответил встречным вопросом:

— Вы не задумывались, капитан, почему люди помнят больше плохого, чем хорошего?

Взгляд дона Себастьяна стал ещё серьёзней, опустив голову он погрузился в размышления. Со стороны могло показаться, что щегольски одетый аристократ внимательно рассматривает носки своих белых сапог. Наконец, капитан-лейтенант поднял голову и, как всегда тихо, сказал:

— Наверное, потому что плохие воспоминания возникли в моменты большой опасности или сильной боли — будь душевной либо телесной. Видимо, они должны предостерегать нас от повторения подобного. А хорошие воспоминания нас лишь успокаивают и отвлекают. Стало быть, плохие полезнее хороших, вот Господь и позаботился о том, чтобы они вгрызались в наши души и не давали нам забыть о действиях и ситуациях, их породивших. А раз они должны предохранять нас от повторения ошибок, то и справедливо, что их хранится в памяти каждого гораздо больше, чем хороших.

— А вы философ, дон Себастьян! — восхитился Анри и взглянул на аристократа с таким любопытством, словно видел его впервые.

Большие, цвета жареных кофейных зёрен глаза командира морских пехотинцев смотрели в упор:

— Тот, кто привык постоянно рисковать жизнью, становится либо философом, либо пьяницей.

Теперь задумался Анри. Перед его мысленным взглядом замелькали лица: капитан Энрике, коммодор Фернандо, навигатор Густаф, лейтенанты, боцманы и многие другие. Почти все, плававшие на «Победоносце», показались в этом танце. Наконец, Анри прервал затянувшееся молчание:

— Думаю, вы здесь ошиблись, капитан. Есть ещё как минимум одна категория — те, которые живут одним днём, но так, как будто бог одарил их бессмертием.

Дон Себастьян покачал головой:

— То, что вы сейчас описали, адмирал, это тоже проявление жизненной философии, так что я всё же прав.

Анри улыбнулся:

— Даже в беседе вы так же непоколебимы, как и в бою, дон Себастьян!

— Я не готов уступить даже вам, сеньор Анри, если уверен, что правда на моей стороне, — глаза аристократа предательски сверкнули, открыв, что его бесстрастность лишь умение владеть собой.

— Ладно, признаю своё поражение, капитан! — Анри слегка поклонился.

Это почему-то смутило дона Себастьяна. Даже на его загорелом лице явственно проступил румянец, видимый и под тенью полей шляпы. Но сын герцога получил достойное воспитание. Он кашлянул в кулак и как ни в чём не бывало указал на «Чайку» и спросил:

— Откуда у вас этот бриг? Среди солдат ходит одна невероятная легенда. Я давно хотел спросить вас, сеньор Анри, как далека она от правды.

— Легенда, говорите? — Анри снова задумался, пытаясь вспомнить, что о нём рассказывал в таверне в Сан-Хуане пьяный старик, уверявший посетителей, что он только что сошёл с флагмана Эль Альмиранте.

Внимательно наблюдавший за выражением лица собеседника капитан-лейтенант догадался, что тот усиленно пытается вспомнить «легенду» и решил прийти на помощь:

— Говорят, вы выиграли его в споре.

Анри кивнул.

— А что ещё стояло на кону?

— Моя жизнь, — невозмутимо ответил Эль Альмиранте, но его голос потонул в накрывшим город гулком звоне большого колокола церкви Святого Франциска Ассизского. Оба мужчины не сговариваясь повернулись в направлении видимых даже отсюда башен и звонницы и, обнажив головы, перекрестились. Анри подождал, пока последняя звенящая волна, призвав верующих к литургии девятого часа [61], пролетела над городом и унеслась в море, вернул шляпу на голову и обратился к своему попутчику:

— Возможно, когда-нибудь при случае я расскажу вам эту историю, если она к тому моменту ещё будет интересовать вас, но сейчас я бы хотел посетить литургию. За делами мирскими нельзя забывать и о делах духовных. Вы идёте?

Дон Себастьян кивнул, и они оба поспешили на Пласа де Монтехо к распахнутым тяжёлым окованным вратам Дома Божьего, носившего имя основателя ордена францисканцев.

Глава 9

Войдя в прохладный атриум, мужчины сняли шляпы и, смочив пальцы святой водой из большой каменной чаши, перекрестились на алтарь, прошли неплотный ряд стоявших в нартексе [62] грешников, не смевших присутствовать при литургии, и вошли в неф [63].

В нос ударил тяжёлый запах ладана с едва ощутимыми нотками воска. Освещённый двумя подсвечниками алтарь контрастировал с полумраком нефа. Анри осмотрелся. На литургию часов, как всегда, пришло довольно мало народа, что не удивляло, поскольку она была слишком сложна для неграмотных простолюдинов, коих в городе было большинство. В нефе Писания разместилось человек десять. Судя по одежде, это были мелкие чиновники и торговцы. Присутствовало также несколько монахов, занявших места в первых рядах нефа Послания. Там же на задних рядах Анри заметил несколько офицеров. Зато наос [64] занимали преимущественно женщины. Увидев поднявшегося на алтарь клирика, шедшего к аналою [65], Анри хотел занять ближайшие свободные места в заднем ряду, но, поняв его намерение, дон Себастьян поймал адмирала за рукав и потащил вперёд. Туда, где сидели явно небедные дамы, традиционно одетые в чёрные платья, украшенные белыми кружевами и прикрытые ажурными мантильями — чёрными у сеньор и белыми или кремовыми у сеньорит. Заметив полностью пустой ряд скамеек, дон Себастьян отпустил рукав Анри и свернул туда, в полной уверенности, что тот последует за ним. Торговец, заметив, что ему придётся пройти мимо двух богато одетых дам явно дворянского происхождения, ещё за пять шагов начал раскланиваться. Одна из них, склонив голову, покрытую белой мантильей, погрузившись то ли в молитву, то ли размышления, не обращала внимание на окружающее. Зато другая, что сидела ближе к проходу, оживлённо крутила головой с бежевой мантильей в поисках знакомых да и просто от любопытства. Заметив двух богато одетых мужчин, она дала знать своей соседке.

Та повернула к ним лицо, прикрыв его нижнюю часть густым кружевом мантильи, и произнесла нежным и, как показалось торговцу, знакомым голосом:

— Сеньорита Лаура, это ведь сеньор Анри! Какая приятная встреча! Мне кажется, у него нет своего бревиария [66]? Ничего страшного, передайте ему мой! — с этими словами девушка протянула спутнице, явно исполняющей обязанности дуэньи, маленькую пухленькую книжечку в кожаном переплёте. Сеньорита Лаура послушно передала молодому человеку бревиарий.

Опешивший от неожиданности Анри не сразу узнал дочь губернатора. В замешательстве он посмотрел на наблюдавшего за ним дона Себастьяна, ища у него взглядом помощи, и тот не заставил себя упрашивать:

— А как же вы, сеньорита? — спросил он вместо смутившегося торговца, которому не по чину было задать такой вопрос.

— Не беспокойтесь, сеньор Анри, — ответила контесса, продолжая обращаться к судовладельцу, словно спрашивал он. — Нам с сеньоритой Лаурой хватит и одного, тем более что она почти весь бревиарий знает наизусть.

— Ваша милость очень добра ко мне, — наконец-то молодой человек сумел взять себя в руки и выдать вразумительную фразу, принимая книгу и низко кланяясь.

Возможно, говорливая дочь графа Альменара сказала бы ещё что-нибудь, но в этот момент клирик прокашлялся, перекрестился и под сводами нефа разнёсся его зычный голос:

— Патер ностер, кви эс ин целис [67]…

И верующие хором подхватили:

— Санктифицетур номен туум [68]…

Анри, благодаря учёности отца знавший латынь, хорошо понимал смысл произносимого и с упоением вторил: