Наследники - Голдинг Уильям. Страница 26

Каштан и Куст встали и подошли вплотную к лежавшему оленю. Каждый держал в одной руке гнутую палку, а в другой прут с рыжими перьями на заднем конце. Стоящий олень повел человечьей рукой, будто обрызгивал их водою, потом дотянулся и погладил каждого по щеке листом папоротника. Оба медленно наклонились над лежащим на земле оленем, простирая руки вниз, а правые их локти подымались над спинами. Потом раздалось щелканье: щелк! щелк! — и два прута вонзились оленю прямо в сердце. Люди нагнулись, вытащили прутья, а олень даже не шелохнулся. Сидящие мужчины ударили в ладони, опять и опять издавая звуки, похожие на плеск воды, так что усталый Лок зевнул и облизал губы. Каштан и Куст все стояли с палками в руках. Олень затрубил, и люди склонились так низко, что волосы их упали на землю. Олень опять стал выплясывать. Его пляска вызвала протяжные возгласы. Он приблизился, потом проскакал под деревом и скрылся из виду, после чего возгласы смолкли. Позади, меж деревом и рекой, олень протрубил еще раз.

Туами и Пук бегом пересекли тропу, бросились к терновнику и раздвинули ветки в одном месте. Они стояли по обе стороны просвета, каждый оттягивал ветки на себя, и Лок увидал, что теперь глаза их зажмурены. Каштан и Куст тихонько прокрались вперед, подняв гнутые палки. Они прошли через просвет, бесшумно скрылись в лесу, и тогда Туами и Пук отпустили терновник, который сразу же сомкнулся опять.

Солнце поднялось уже так высоко, что олень, которого сделал Туами, издавал резкий запах под мертвым деревом. Хвощ сидел на земле у ствола мертвого дерева и мелко дрожал. Мужчины двинулись с места медленно и сонно, как люди, истощенные долгой проголодью. Старик вышел из-под мертвого дерева и заговорил с Туами. Теперь его волосы плотно прилегли к голове и на них играли солнечные блики. Потом он прошел вперед и поглядел на оленя. Он вытянул ногу и стал взрывать землю вокруг оленьей туши. Олень не шевелился и позволил себя закопать. Через несколько мгновений на земле не осталось ничего, кроме цветных пятен да головы с крошечным глазом. Туами повернулся, бормоча что-то про себя, подошел к одному из мешков, запустил туда руку и стал шарить. Он вытащил обломок кости, крепкий и утонченный с одного конца наподобие зуба, а с другого округлый и вылощенный. Потом опустился на колени и стал тереть округлый конец камешком, и Лок услыхал скрежет. Старик подошел вплотную, указал пальцем на кость, расхохотался громовым голосом, потом сделал вид, будто вонзает что-то себе в грудь. Туами склонил голову и беспрерывно продолжал тереть. Старик указал на реку, потом на землю и долго говорил. Туами заткнул кость и камень за кожаную полосу, которой был опоясан, встал и ушел под дерево, исчезнув из виду.

Старик кончил говорить. Он с осторожностью присел на мешок посреди прогалины. Оленья голова с крошечным глазком лежала у его ног.

Фа шепнула Локу на ухо:

— Он ушел быстро. Боится другого оленя.

И сразу же Лок увидал внутри головы оленя, который встал на дыбы и затрубил. Он кивнул в знак согласия.

ВОСЕМЬ

Фа шевельнулась с величайшей осторожностью и опять замерла. Лок поглядел в ее сторону и увидал, что у нее меж губ высунулся розовый кончик языка. Молчание тесно связало обоих, и на миг Лок увидал, как две Фа возникли из одной, отдалились, и, чтоб соединить их нужна была огромная сила. Под покровом вьюнка летало множество крылатых тварей, которые тоненько пели или же садились на его тело, так что шкура часто подергивалась. Тени меж солнечных полос и бликов трепетали и опускались, покуда солнце не очутилось гораздо выше прежнего. Сказанные прежде слова Мала или старухи опять звучали в ушах при всяком видении и сплетались с голосами новых людей, так что под конец Лок едва мог отличить одни от других. Едва ли это старик под деревом рассказывал голосом Мала о земле, где всегда стоит лето, и солнце палит горячо, как огонь, и плоды зрели круглый год, и невозможно отлогу стать вот таким, как сейчас эта прогалина, где терновник и мешки из звериных шкур. Чувство, всегда ощущаемое как что-то очень неприятное, нахлынуло и растеклось, как лужа. Теперь Лок уже почти привык к нему.

Он почувствовал боль в запястье. Открыв глаза, он недовольно поглядел вниз. Фа стискивала его запястье, и пальцы ее впились в плоть. Потом он явственно услыхал писк нового человечка. Птичий говор и пронзительный смех новых людей зазвучали громче и веселей прежнего, будто все они вдруг стали детьми. Фа опять поворачивалась к реке. Сперва солнце, и эти сны наяву, и новые люди забавляли Лока. Потом новый человечек пискнул опять, так что Лок сам повернулся вслед за Фа и пристально поглядел в сторону реки.

Одно из двух бревен наползало на берег. Туами сидел сзади, вскапывая воду, а в середине бревна тесно сбились люди. Это были женщины, Лок мог разглядеть их обнаженные, дряблые груди. Ростом они были заметно ниже мужчин и имели на телах меньше меха, который при желании можно снять. Волосы у них были уложены не так странно и тщательно, как у мужчин. Лица, иссеченные морщинами, казались совсем худыми. Кроме Туами, мешков и женщин с морщинистыми лицами, в бревне был человек, так приковавший к себе взгляд Лока, что он едва успел рассмотреть всех остальных. Это тоже была женщина, бедра ее окутывал блестящий мех, который подымался кверху, охватывал руки, а еще выше, у затылка, свисал маленьким мешком. Волосы были черные, лоснящиеся и окаймляли белизну лица, как лепестки на цветке. Плечи и грудь были белые, невиданно белые, особенно при сравнении, потому что по ним карабкался новый человечек. Он пытался спастись от воды и карабкался прямиком к мешку и затылка, а женщина смеялась, сморщив лицо и открыв рот, так что Лок разглядел ее удивительные, ослепительно белые зубы. Столь много надо было увидать Локу, что он опять весь превратился в глаза, которые все замечали и, может, потом напомнят про то, чего он теперь осознанно не воспринимал. Женщина эта была сытая, гораздо упитанней остальных, как, впрочем, и старик; но она не была старая, как он, и на сосках ее грудей проступало молоко. Новый человечек ухватился за ее лоснящиеся волосы и теперь подтягивался все выше, а она пыталась стянуть его обратно вниз; голова ее склонилась набок, лицо было обращено кверху. Всплеснулся смех, напоминавший чарующий посвист скворцов. Лок уже не видел бревна сквозь дырку, но услыхал шелест прибрежных кустов, похожий на вздох.

Он повернулся к Фа. На лице ее застыл безмолвный смех, и она трясла головой. Она поглядела на него, и он увидал, что вода скопилась в ее глазницах, воды этой было столько, что в любой миг она могла переполнить впадины и выплеснуться наружу. Фа оборвала смех, лицо ее стало медленно сморщиваться, и вот уже показалось, будто в бок ей вонзился длинный шип и она страдает от мучительной боли. Губы сомкнулись, потом опять раздвинулись, и, хотя она только беззвучно шевельнула ими, он знал, что она вымолвила слово:

— Молоко…

Смех умолк, и вместо него раздался шумный говор. Слышались тяжелые удары, какие-то вещи выволакивали из бревна и швыряли на берег. Лок проделал еще дыру во вьюнке и поглядел вниз. Он знал, что рядом с ним Фа сделала то же самое.

Сытая женщина утихомирила нового человечка. Теперь она стояла на берегу, у самой воды, а он сосал ее грудь. Другие женщины сновали вокруг, тащили или развязывали мешки, и руки их были сообразительны, что-то быстро скручивая и перемещая. Одна, увидал Лок, была еще совсем девочка, высокая и худощавая, бедра ее были обмотаны оленьей шкурой. Она глядела на мешок, который лежал у самых ее ног. Какая-то из женщин развязывала этот мешок. Пристально вглядываясь, Лок увидал, что мешок, судорожно трепыхаясь, беспрерывно меняет форму. Вот его открыли, и сразу же изнутри вывалилась Лику. Она упала на четвереньки, потом вдруг прыгнула. Лок увидал, что длинная и узкая кожаная полоса тянется от ее шеи и, когда она прыгнула, женщина бросилась наземь и вцепилась в эту полосу. Лику перекувырнулась в воздухе и с глухим стуком опрокинулась на спину. Скворцы опять завели свою чарующую песнь. Лику дернулась, пробежала по кругу, потом присела под деревом. Лок видел ее округлый живот, к которому она прижимала малую Оа. Та женщина, которая развязала мешок, обошла дерево, протащив за собой кожаную полосу, и завязала ее конец в тугой узел. Потом она ушла. Сытая женщина подошла к Лику, причем Лок увидал ее лоснящуюся макушку и ровно посередине белую линию, которая разделяла волосы на две половины. Она заговорила с Лику, встала на колени, заговорила опять, со смехом, а новый человечек льнул к ее груди. Лику ничего не ответила, только передвинула малую Оа с живота на грудь. Женщина встала и ушла.